Глава 2 - Первый смертный грех

Занятное это дело – поход. Вроде бы просто сходи из пункта А в пункт Б. Ничего сложного. Но само время в пути утомляет.

Плохо, когда нельзя нажать «сохраниться и выйти», затем поваляться на диване с планшетом, чаю попить с лимоном, мультики посмотреть, душ принять, а как сил наберёшься, снова включить гаджет и продолжить кампанию, загрузившись с оставленного момента.

Самому всё приходится. Сразу.

Союзная армия брела сквозь глубокие снега, сражаясь с сильными ветрами. Ледяной ветер сбивал с ног, швырял в лицо комья снега. Воины порою не могли устоять, валились в сугробы.

– Да уж… –протянул Карасёв, видя как барахтаются в сугробах солдаты. – Сюда бы снегоуборочную машину.

Чёрное королевство располагалось среди открытых полей. Поговаривали, что когда-то здесь рос непроходимый лес, тайга, чащоба, гать и даже марь. Благо каждый полковник, майор или хотя бы капитан, с которым удавалось общаться Карасёву в шатре на военном совете, называл это по-разному, добавляя нечто от себя, перевирая слухи и включая воображение на максимум. Всё равно никак не проверишь. Вот и распинался каждый.

Но всё это теперь не имело никакого значения. Мало ли что раньше было? В прошлое уже никак не загрузишься. И даже логов не прочитаешь. Порукан вроде как выжег всё до корней. И теперь вокруг, куда ни копни, под снегом лежала лишь осыпанная пеплом и золой земля. И впервые за долгие годы на ней появилась вода. Правда, в замороженном виде.

Так что природа просто не знала, что с этим делать.

– Но по весне и в этих краях всё растает, – мечтал вслух Жора, организовывая всей армии привалы с горячим чаем с лимоном, чтобы лучше жилось.

Питьё разливали из ковшей с вёдер в деревянные кружки. Раньше-то кружки железные в армии использовались. Да только примерзали они к губам напрочь. И сиди потом у костра часами, пока не отлипнет. А с деревянными таких недоразумений не случалось. Правда, служили они не долго – растрескивались от горячего внутри и морозов снаружи. Поэтому пить из них приходилось быстро, обжигая рты горячим кофе или чаем. А по пришедшим в негодность и выброшенным по дороге кружкам можно было отыскать путь домой. Прям как по хлебным крошкам в одной сказке.

Карасёв даже мёд раздавал целыми бочками, катая на санках среди батальонов. И чем холоднее было идти рядом с магиней льда Феодорой, тем чаще армия останавливалась на привалы. А настроение той менялось по семь раз на дню.

Закономерность лишь одна – воркует с Федюном – оттепель, хоть подшлемники снимай. Чуть поссориться – заморозки. А как крепко друг друга невзлюбят, так быть всем превращённым в ледышки.

– И можно будет взрастить такой урожай, что Чёрное королевство станет цвета гречки, пшеницы и ржи, – продолжал рассуждать самоназванный фельдмаршал Карасёв. – А то, что земля пеплом покрыта, так это даже хорошо. Удобрения, как-никак. Ух, как заколосится!

Раздавая горячие пирожки с картошкой и капустой, он быстро стал всеобщим любимцем не только в своей армии, но и среди союзников шести радужных королевств. Его дар накормить всех голодных среди бесконечно-зимнего похода был единственным связующим звеном, который держал всех вместе, позволяя быть радуге единой вместе с их красным королевством, что давно обогнало всех в развитии и выбрало свой особый путь «блага народу!».

Если в первое время на него косились даже союзные офицеры, то с каждым новым чаепитием, да за тарелкой горячего супа, никто и из солдат из соседних королевств не рискнул бы даже подумать «самоназваннный? Скорее самозванец!». Нет, напротив, фельдмаршал, так фельдмаршал. Только добавки подлей. Потому что кушать хотели все, а холод лишь добавлял аппетита. Видно, не только к сердцу мужчины лежал путь через желудок, но и к сердцу всей армии через желудки солдат.

Сервис кивнул рассуждениям. Спорить с дарителем еды смысла нет. Пусть говорит, что угодно, лишь бы себя берёг. Без него всем кранты за пару дней на морозе. Так что куда бы ни пошёл Карасёв, за ним следовала личная гвардия, где бессменным лидером был сам полковник.

Сервис зябко передёрнул плечами. В его преклонные года ноги мёрзли так, что казалось, будто они становились выточенными из дерева. Или даже изо льда. Одним словам – чувствительность пропадала целиком и полностью. Да и прочие конечности не отставали. Хвала благословенной Настеньке за сапоги на меху и рукавицы мехом внутрь. В таких руки погреешь – и жить хочется. А иначе хоть вовсе за меч не берись.

«Кто вообще ходит в походы зимой? Надо было весны дождаться, но с такой компанией скорее смерти дождешься», – бурчал усатый полковник и первый со-предводитель союзного войска.

Да только как весны дождёшься, когда зима идёт с ними в одном строю? Считай, рука об руку.

Солдаты переглядывались. Обычно они тащили пушки на санях или телегах с полозьями, понукали коней, или пробирались через снег на своих двоих. Всё как обычно. Но когда Феодора надувала губки, словно «сарафанное радио» (как его называл Жорж Дарующий) проходило по войску и каждый откладывал железо – будь то амуниция или оружие – подальше и доставал вещи потеплее. Война – штука такая. Можно умереть или остаться в живых. А вот с холодом действительно шутки плохи.

Сервис и сам сразу кутался в шарф, отложив шлем подальше в походную сумку. Уши тот промораживал в период разногласий пары так, что подшлемник не спасал. Стоило мочкам дотронуться до металла, краснели, потом белели, а одному солдату пришлось даже чёрное ухо отрезать, чтобы наутро проснулся. С гангреной шутки плохи. Раньше её просто называли «заупокойная», но Жора сказал, что если быстро отрезать, прижечь, можно и жить. А чтоб быстро и не больно, даже анестезию местную придумал. Правда, неизвестно, сработало лекарство или же аскорбинкой оказалось, так как пациент в сознание пришёл только после операции. Когда прижигали. Громко так пришёл, во всё горло отблагодарил сведущего в медицине полководца. И за мысли эти его тоже любили. Дарил людям надежду, что уцелеют.

Зима, однако, пыталась всех убить. И это несмотря на то, что была на их стороне. Но слишком уж опасны морозы, когда ты посреди заснеженных полей, без домиков с печками и даже без временных укрытий от ветра. По этой же климатической причине дивизии почти разоружились, сняв все доспехи и переложив их на запасных коней или сани на случай войны.

Сражение… оно, когда ещё будет? Враг в чёрном незаметным не подойдёт, разведка работает. А ветер дует здесь и сейчас. Злющий, колючий, промораживающий.

– В другой раз, – мечтал продрогший Карасёв, – попрошу Ухо дом на колёсах соорудить. И чтоб с печкой обязательно. И как только раньше не догадались?

Но то лишь мечты, на деле с домом на привязи далеко не уйдёшь. Военный поход на туристический совсем не похож. Хотя, казалось бы, то же самое – из пункта А в пункты Б дойти нужно. Вот только туристы, даже самые экстремальные, берут всё для комфорта, а военные – всё, что для битвы сгодиться. И дом на колёсах даже с печкой никак в систему военных ценностей не укладывается. Даже если до сражения далеко ещё.

Тут хоть бы у костра погреться, протянуть руки к тёплому огоньку. А где костры? Ни деревца в округе. Не станешь ведь обозы жечь вместо дров. С моря дует метель, отпугивая всех прибрежных бандитов словно стеной непогоды, справа сосисками веет и шашлыками при привалах. И если бы не этот запах, Сервис давно бы потерял счёт времени. Он, и только он приводил в чувства. Война войной, а обед по расписанию, как говорится. Покушал по графику, и жить можно. Потому обжорство шло полным ходом.

Пузо скоро с седла свисать будет, но Жора упрямо говорил – на морозе можно есть без меры. Не зря даже медведи перед зимней спячкой наедаются. В холод лишний вес не бывает лишним. Каждый килограмм греет. А когда жуёшь что-нибудь горячее, так душой согреваешься.

Вот и жевали, сколько могли. А некоторые, когда и не могли – жевали, через силу. В походе надо преодолевать трудности.

Жора, покачиваясь в седле, с тоской смотрел на северо-восток. Не будь необходимости кормить солдат, он сам бы давно забыл, куда и зачем они идут. Будто ледяным ветром все мысли выдувало.

Но только не мысли о еде. Попробуй тут забудь солдат покормить, такой шум поднимут.

От снега слепило порой. В глазах играли зайчики и, если бы не разноцветные одежды войска, он давно бы сошёл с ума. Их цветастые полотнища, серые, коричневые и чёрные шкуры лошадей, заиндевевшие, но всё же дубовые телеги – всё было отдыхом для глаз.

Хуже всего в кампании «а-ля поход в Чёрное королевство», было то, что никто не знал, когда оно начнётся, это самое королевство. Долго ли ещё до границы? Ни карт, ни ясного пути, ни навигаторов.

Сервис засылал разведчиков, по очереди чередуя все цвета. Но те лишь до границы зимы и чёрной земли добирались. А затем возвращались уставшими, пожимали плечами заснеженными, крутили бородами и усами в инее, да толком сказать ничего не могли. Земли новые, неизведанные, мол.

Кто его знает, как оно дальше там?

Жаль всё-таки, что спутник не успели запустить. Сейчас бы получили фото – и сразу стало бы ясно, сколько идти и куда. Но с этим сложности. Передать фотки со спутника тоже надо суметь. Их же надо куда-то передавать, не почтовых же голубей за фотокарточками посылать. А ни Жора, ни Марк понятия не имели, как это сделать. Даже до авиакартографии ещё не доросли. Даже дронов нет. Какие уж тут спутники? А сейчас любая навигационная система была бы очень кстати, а то ведь уверенности, что с пути не сбились, нет никакой.

Обидно, что даже у прохожего дорогу не спросишь. Бандиты с большой дороги и те разбежались с приходом зимы.

Только по пройденному пути вечерами картографы составляли точные карты. Только толку от таких карт, когда вокруг одна снежная пустыня. А каждый вперёдсмотрящий с тележки неизменно добавлял – «белый горизонт вокруг!».

С одной стороны, это сообщение пугало людей, с другой – радовало. Так как врага пока тоже нет. Значит, ещё пообедать успеют. А то и поужинать и переночевать. А там и завтрак.

Но «снег»? Хороша информация! Как будто он сам не видит.

На привалах, честно говоря, бывало ещё хуже, чем в дороге. Карасёв даже хотел написать об этом в письме друзьям, но сонливость не позволяла составить и строчки. Уставал за троих. Наскакался в седле, находился по сугробам, надышался на морозе. И всё, проветрено серое вещество. И уже не до писем.

Усталость на холоде никуда не уходила и после сна, лишь затаивалась. Люди вокруг закапывались в снег лопатами, топорами и мечами. Порой добирались до чёрной земли. Другие укрывались одеялами в санях, там и забывались беспробудным сном, если не было сил ямы копать да иглу обустраивать или хотя бы снежные укрытия.

Идея укрытий пришла от снежной и ледяной магини. Наблюдая картину уставшей армии, Феодора смягчала нрав на ночь, и шёл легкий снежок без ветра. А если бы буре быть, как днём, так многих поутру не добудиться уже. А иногда она сама возводила снежные укрытия, и вырастали стены из снега или те же иглу. Ей не долго, только рукой махнуть. А людям приятно. Но так было не всегда. Порой казалось, что она скорее заморозит всё войско. И тогда уже никто до цели кампании не дойдёт.

«Что за женщина эта магиня льда?» – рассуждал порой сам с собой Карасёв: «Вроде кофе пьёт или какао горячее с молоком, и мило улыбается. Но то внешне. А внутри что творится? Ураган? Вон как вокруг шатры сдувает. Запусти по ветру самолётик бумажный с запиской, так он до самого Алого долетит!

Палатки не поставить на промёрзшей почве. Толком не прибить и шатры. Сани в круг ставили, к ним привязывали, вот и вся защита от ветра для более чем тысячи человек, когда магиня не в духе.

Велика армия. 1243 человека, если быть точным. И пока никого не потеряли. Один только уха лишился. Но кто его просил на обухе топора засыпать? Нашёл тоже подушку.

С Оружейной площади дружным строем как выходили, так и идут солдаты Красного королевства и радужных союзников, где больше всех фиолетовых воинов и меньше всего людей из Голубого королевства. Оранжевых, жёлтых, зелёных и синих примерно поровну.

Жора бы даже сказал, что упрямо скользят по снегу два батальона. Один под рукой Сервиса, вторым сам руководит, чтобы в снегах не увязли вне колеи хоженой. Отлучиться до сугроба одно, а другое – волкам в пасть попасть. Или не вернуться к колонне, задом ненароком примёрзнув по нужде или личному на то стремлению.

Шли бы быстрей, но конницы мало, а артиллерия тяжела. Сани с грузом тоже не оставишь. В них одежда, амуниция, боеприпасы, и дрова.

Но когда же всё это кончится? Этот вопрос не давал покоя. Уже не осталось ни страха, ни воли к победе, хотелось лишь завершения этого тяжкого похода.

С каждым новым днём просыпаясь среди шкур в шатре, Жора, кашляя, чихая, сморкаясь и щупая увеличившиеся лимфоузлы, с тоской понимал, что завоевательный поход быстро превращается в борьбу за выживание. Потери скоро будут от самого холода, а о враге пока никто и не слышал.

Чем ближе войско подходило к землям Порукана, тем сильнее нарастало беспокойство главнокомандующего Карасёва. О численности армии Порукана он не мог знать. Но догадывался, что набрать резерв в своих землях проще, чем в походе.

А количеством воинов враг мог даже превосходить. Даже значительно, что совсем обидно. Тогда все надежды на Феодору. Так что магиня льда – необходима. А то отказались бы от её услуг, выдворили вон и по теплу шли. Никому не хочется терпеть под боком зиму.

Но что, если она психанёт, и сама уйдёт? Что тогда?

Карасёв, стараясь об этом не думать, сам вспоминал всевозможные тактические построения, которые видел в фильмах и в учебниках по истории. В памяти ярко всплывали сцены из кино, вот только доверия у Жоры к ним не было. Там же и спецэффектами всё нарисовать недолго, да и в сценарии исход битвы заранее прописан.

По замыслу сценариста, конечно, малое войско легко могло одолеть превосходящего числом противника. Потому что режиссёр так намекнул – говорит, я главный, я так вижу! И спорить с ним может только продюсер. А в реальности-то не предугадаешь, что дальше по сценарию может быть.

И рыжий выдумывал всяческие тактические планы, как небольшим войском одолеть многочисленную армию, пока холод на открытом пространстве пробирал до костей.

Ещё и ветер поднялся, снег летел в лицо. Жора прикрывал лицо шарфом и жалел, что рядом нет Настеньки. Блондинка точно придумала бы какую-нибудь сверхтёплую шапку-ушанку, а Ухо сделал бы электроподогрев. Но Ташкина осталась в Алом, и чем дальше уходило войско, тем чаще вспоминал о ней Карасёв. Иногда он даже скучал о спорах с эмо-готом – хоть какое-то развлечение. А здесь из радостей одна только еда осталась. Да и так уже совсем не радовала.

Непривычная тоска поселилась где-то в груди, ранее незнакомая Жоре. Но о том, чтоб повернуть назад, он даже и помыслить не смел. Что тогда сказать по возвращению? Не нашли? Так не бывает. Не поверит никто. Ещё и засмеют за трусость. А уж кем Карасёв точно не был, так это трусом. Не пугали его ни лишения в походе, не битвы. Но если раньше смелость граничила с дурью, иногда даже переступая черту, то теперь стал более разумно-смелым. Но никак не трусом. А домой-то всегда хочется, это нормально.

Забавно, но до того, как покинуть Алый, он и домом его не ощущал. Пристанищем, скорее. Уютным, комфортным, но всё-таки пристанищем. А теперь думал про Алый только как про дом. Дом, в котором ждут его возвращения, а не просто дадут ночлег.

Когда солнце клонилось к закату, воины от усталости валились в снег и окапывались от ветра. На открытом пространстве нельзя разводить костры. В темноте они будут слишком заметны для врага, будь ты даже в низине. А, вот, в ямке – другое дело. Но мёрзлая земля диктовала свои условия. А магией огня никто в войске Карасёва не владел.

«Эх, подружиться бы с этим Поруканом. Полезный был бы человек в зимнем походе. Но нет же, идём его перевоспитывать», – раздумывал Жора, глядя, как загораются небольшие костерки по полю. На дрова шло всё, что в походе казалось не очень-то и нужным. Но и этого ненужного с каждым разом становилось всё меньше. А дров нарубить тут негде, всё пожёг Порукан.

Карасёв сотворил для армии вкусный ужин да посытнее. Солдаты встречали еду сиплыми, но всё ещё радостными возгласами.

Голодный воин – напрасный воин.