3. Глава 2. День первый

Лампочка мигает. Как от удара. Чёткого, короткого и смертоносного.

Носок Андреева ботинка попадает точно под рёбра, в одну болевую точку. Один удар, второй, третий. Тело под его ногами уже не мычит, не стонет, только дёргается в такт.

Этот неудачник всё выдал. Больше он не нужен.

Пару дней назад с этой швалью связался некто Горелый — их давний знакомый, перевёл задаток пятьдесят тысяч баксов на брата и велел похитить Ярика. Обещал через неделю связаться. Они решили не тянуть с делом. Пробили старый адрес Яра, сегодня сели на хвост. Когда увидели, что он идёт без сопровождения, начали захват.

Из-за этих мудаков Ярик сейчас в больнице с пробитой головой. Из-за этих мразей.

Лампочка снова мигает.

Подручные оттаскивают безвольное тело в угол, а Андрей указывает на следующего. Тот активно извивается, но его волокут на середину комнаты, сажают в кресло, фиксируют.

— Ну что ж, — скучающим голосом говорит Андрей. — Побеседуем с тобой, приятель. Может, ты вспомнишь что-нибудь, что забыли сказать твои товарищи.

Резким движением он сдирает скотч со рта пленника. Тот надсадно кашляет, а затем начинает хрипло тараторить:

— Мы всё сказали! Всё! Больше ничего не знаю. Это всё Горелый. Это он. Мы просто исполнители!..

— Ну-ну, не торопись, — снисходительно тянет Андрей. — С твоим Горелым мы побеседуем отдельно. А с вами всё ясно, вы исполнители, приказ выполняли. Приказали пацана отловить — и вы сразу за дело. Только вот череп пацану зачем проломили?

—Так он брыкаться начал, я боялся, что вырвется.

Он. Это сделал он.

Пальцы лязгают, сжимаясь металлическими когтями.

Лампочка гаснет. А после секундного затемнения, снова разгорается и начинает мигать без перерывов. Будто в конвульсиях бьётся.

Медленно встаю, сбрасываю пиджак на кожаный диван. Смотрю на мудачьё, не выпускаю его из-под прицела взгляда. А он смотрит уже не на Андрея, на меня. И в его глазах страх. Ужас. Он плещется в этих крошечных свинячьих глазках, того и гляди польётся наружу студенистой массой.

Выткнуть. Раздавить пальцами. Превратить глаза в кровавое месиво, а зрение — в агонизирующую боль.

Перевожу взгляд на руки, примотанные к подлокотникам кресла.

Именно эти руки накидывали мешок на Ярика. Именно в этих руках был кастет. Именно они били Ярика по голове.

И именно их нужно превратить в боль.

— Значит, это ты у нас самый умелый охотник?

Говорю тихо, но мудачьё вздрагивает, а потом начинает мотать головой и лепетать:

— Не… нет! Не я. Не я это!..

Морщусь от звука этого мерзкого голоса и молча указываю Андрею, чтобы снова залепил ему рот. Андрей выполняет.

Ослабив галстук, подхожу вплотную к дергающемуся телу, склоняюсь над ним. Тело мычит, пучит на меня слезящиеся глаза. Помимо страха там маячит ещё и мольба.

Думает, что может меня разжалобить? Думает, что мне знакома жалость?

Сейчас он забудет, что такое — думать.

Сжимаю средний палец его правой руки и с силой оттягиваю, выворачиваю. Ломаю.

Короткое сопротивление — и слышу тихий хруст. А тело начинает биться в конвульсиях. В такт лампочке.

Рано. Это только начало.

Сдираю скотч с запястья, полностью освобождая руку. Тело пытается прижать её, но я коротко дёргаю на себя, выворачиваю за спину, тяну вверх до упора. И ещё немного вверх. Мощный рывок — и снова хруст.

Тело бьётся в истерике, пытается подтянуть изувеченную руку, но я лишь морщусь и сдёргиваю его на пол.

Ещё не всё.

Упираюсь в дрожащую спину ногой, снова заламываю руку, дёргаю вверх, вырывая уже из плечевого сустава. И только услышав очередной хруст, отпускаю безжизненную конечность.

Тело заваливается на бок, но вторая примотанная к стулу рука не даёт ему упасть окончательно. Коротким ударом ноги ломаю и её. Только после этого поднимаю за рубаху эту падаль, швыряю обратно в кресло. Пару секунд просто смотрю на конвульсии боли, а затем, обхватив дёргающуюся голову, сворачиваю её.

Лампочка взрывается.

Комната погружается в полумрак. В беззвучный, неподвижный полумрак. Дышу им, цежу по капле, чувствуя, как постепенно уходит напряжение, ощущая, как металлические когти снова превращаются в пальцы.

Отхожу в сторону, отряхивая ладони.

Давно этим не занимался. Уже почти позабыл, каково это — своими руками чужие кости ломать.

— Займитесь остальными, — приказываю я.

Прихватив пиджак, выхожу из дома на деревянное крыльцо. Вдыхаю морозный воздух и тишину. Депутатишко нашёл отличное место для своей дачи. Кругом лишь лес, засыпанные снегом молчаливые деревья, соседей отсюда даже не видно. И дом сам хороший, добротный, деревянный. Хорошо гореть будет.

Улавливаю аккуратные шаги, но не оборачиваюсь. Знаю, что это Андрей.

Он подходит, встаёт рядом, свешивает моё пальто на перила.

— Как в старые добрые времена, — тянет он.

— Да уж, — хмыкаю и кошусь на него.

Вот же хитрый зараза. Специально подсунул мне этого ушлёпка, чтобы я на нём свою злость сорвал. А я и сорвал. И теперь желание рвать всех на куски притупилось, отступило на второй план. Даже Андрея размазать уже не так сильно хочется. Хочется его сперва послушать.

— Что скажешь в своё оправдание, Лазер?

Старая, ещё школьная, кличка слетает с языка сама. Возможно, из-за того, что вновь увидел Андрея в деле. Он всегда был мастером точечных ударов. Точечных и смертоносных. Как лазер.

Андрей опирается о перила веранды и, не глядя на меня, говорит:

— Скажу, что ты вернул старый должок.

Вздёргиваю бровь от подобной наглости, а потом прищуриваюсь и действительно припоминаю, о чём он.

Несколько лет назад мы точно так же ловили на живца одних недоумков. И приманкой в тот раз была его Надежда.

Хмыкаю.

— Она была в курсе.

— Знаю. Мой косяк. Единственный, — рублено говорит Андрей и сжимает перила. — Но знаешь, Аллигатор, скажи я ему, он бы всё равно ерепениться начал или ещё что-нибудь отчебучил и всё к хуям сорвал. А так, может, уяснит что-нибудь.

Возвращает мне мои же собственные слова? Ловко.

Но, как бы жёстко это не звучало, он прав. Ярику нужно понять, уяснить уже наконец своё положение. И может, хоть так он поймёт, что охрана у него за спиной не для красоты и не для понтов. Вечно ж порывается от надзора сбежать, птаха непуганая.

— Ну и я тоже за него переживаю, — Андрей, наконец, поворачивается ко мне и смотрит прямо. — Не чужой он мне, знаешь ли. Но таких гнид, как эти, — кивок в сторону двери, — нужно давить сразу, как засёк. Потом не набегаешься. И ты это тоже знаешь.

Да, я это знаю. Ловить блох неблагодарное дело. И если уж она прыгает на тебя, то бить нужно сразу, а не выжидать.

Всё продумал, паразит прошаренный.

— Мне почему не позвонил? — уже больше для вида продолжаю допрос.

— Ты бы стопорнул, а нужно было действовать быстро. Этот остолоп ненормальный уже рвался к своей матери, — отвечает Андрей и, помолчав немного, спрашивает: — Как он?

— В порядке, — отвечаю, подавив желание помучить Андрея. — Иначе я бы с тобой по-другому разговаривал. Рана неглубокая. Отделался лёгким сотрясом.

Вижу, как Андрей выдыхает.

И правда переживал. Инициативный.

— Можешь мне вломить, — говорит он, расхрабрившись.

Хмыкаю.

— И толку мне от тебя с проломленным черепом? — усмехаюсь я. — Решил в больничке отдохнуть? Нет уж. За свою инициативу будешь отрабатывать. Депутатишкой займёшься.

Андрей кривится, но вздыхает и кивает.

— Окей, босс, — тянет он.

Жестом останавливаю его, потому что звонят. Чуйкины. Как и наказал, они отзваниваются каждые полчаса.

— Да? — говорю в трубку.

— Добрый вечер, Дамир Романович. Ярослав в норме, состояние стабильное. Спит. Вокруг всё тихо, — рапортует Григорий.

— Хорошо, — отвечаю я и уже собираюсь сказать, чтобы продолжали наблюдение, как в голову приходит одна идея. — Сейчас к вам приедет замена. Передайте пост им и вплотную займитесь делом свистуна. Всё ясно?

— Ясно, босс, — бодро отвечает Григорий.

Вот ведь сговорились.

Жму на отбой.

— А что Горелый? — интересуется Андрей.

Этому бы что угодно делать, лишь бы с депутатом не разбираться.

— Горелым я сам займусь, — рублю я. — Подключишься, когда закончишь здесь.

Андрей ещё раз кривится. Но я его уже не слушаю. Накидываю пальто и иду к машине.