Домовой и Дед Мороз

Стоя на пороге в лаптях, стёганом жилете и ватных штанах Кузьма горестно смотрел на улицу. Там вовсю зеленела листва и шуршал осенними листьями ветер. Небо хмурилось и проливало много воды, вместо того чтобы радоваться и наметать сугробы снега.

Шли первые дни декабря. Кузьма стал отсчитывать по привычке время до земного переворота на следующий год. А сейчас и считать-то не хотелось. Зима решила посмеяться или, того хуже, уйти в отпуск. За спиной Кузьмы послышались тихая поступь, и на порог рядом сел толстый Степан с довольной мордой. По коту было видно, что он только что отобедал и не прочь побеседовать. Да вот только домовой был совсем не в духе. Он мельком бросил взгляд на довольную морду Степана и только нахмурился. Тот за последний год разленился и совсем перестал исполнять свои обязанности.

Потоптавшись ещё несколько минут на пороге, Кузьма, сделав вид, что не заметил попытки общения Степана, зашёл в дом. В доме было тепло, дрова потрескивали в печи, хозяйка занималась приготовлениями к Новому году. Она всегда с первых дней декабря по чуть-чуть что-то мастерила. А потом творила сказку. В доме ставили высокую пушистую ель. Было весело. Но вот сегодня именно этого новогоднего настроения и не чувствовалось. Кузьма заглянул в творчество хозяйки, пожевал губами, поразмышлял, оставшись удовлетворённым увиденным, пошёл и завалился на свою кушетку.

— Где же этот Корочун болтается? Пора бы уже взять бразды правления! — Кузьма в который раз разглядывал щель, образовавшуюся после падения извёстки. Послышались шаги Степана. Он опять пришёл подлизываться к хозяйке, чтобы та дала ему что-то. Кузьма нахмурился: пора его приструнить и начать гонять.

Вечер навалился сумерками очень быстро, хозяйка бросила рукоделие и стала накрывать ужин. Скоро должны были появиться дети с мужем. Степан стал возмущаться и попытался выйти на первые позиции, но тут же получил веником по горбу и, недовольно зашипев, ретировался к себе на кушетку.

Да-да, теперь у Степана была своя собственная кушетка и посуда. Он стал важным и ленивым. Кузьма от души посмеялся над котом и опять впал задумчивость.

В полночь кукушка вылезла из дупла часов на стене и прокуковала двенадцать раз. Кузьма, испуганный этим звуком, сердито погрозил ей кулаком. Потом на цыпочках в своих мягких сапогах он прокрался дальше. Проходя мимо кота, он лишь фыркнул презрительно. В былые времена Степан уже давно потащился бы за ним, сейчас же он на своей кушетке дрых кверху брюхом.

Дверь тихонько скрипнула, пропустив домового на улицу. Сегодня было полнолуние, и круглый лик лучезарно улыбался своей спутнице Земле. На улице было светло. Лес тёмной стеной стоял за околицей, наводя ужас на одиноких путников. До него было не более трёх вёрст. Домовой поправил котомку за спиной, ещё раз бросил взгляд на дом и отправился в путь. Перед рассветом Кузьма дошёл до леса. Сил у него практически не было.

Он пришёл на знакомую поляну, ту самую, на которой жил, когда лишился дома, сел на поваленное дерево и завопил не своим голосом:

— Леши-и-и-й!

— Леши-и-и-й!

Недовольные обитатели леса тут же зашикали на него. Но он не обращал на них особого внимания и продолжал орать истошным голосом. Наконец, ветки затрещали, и на поляне показался злой, взлохмаченный Леший. Он спросонья протирал глаза и готов был растерзать орущего на мелкие куски. Домовой, как только увидел хозяина леса, тут же замолчал и вежливо улыбнулся.

— Доброе утро! — тихим голосом произнёс он.

Увидев домового, Леший зло фыркнул, но сменил гнев на милость, сел рядом.

— Ну! — грозно произнёс он. — Зачем припёрся?

— Соскучился! — с озорными нотками в голосе ответил Кузьма.

— Раз так, мог бы весной прийти. Зачем же с постели поднимать? — Леший поскрипел старыми суставами. — Ладно, говори, что припёрся? — уже миролюбиво бросил он.

Кузьма почесал затылок, собираясь с мыслями.

— Ну, даже не знаю, как сформулировать.

— Вот тебе раз! Как будить — знаешь, а формулировать не научился.

— Посмотри вокруг… — начал Кузьма. — Уже первые дни декабря, скоро грядёт переворот, а погода не радует нас.

Леший заскрипел всем телом.

— Бывает такое… — наконец сказал он.

— Согласен, бывает. Но не в конце эпохи. Сейчас особенно должны усиленно идти снегопады.

Леший почесал затылок и прокряхтел.

— Пожалуй, ты прав. Я давно не помню, чтобы Корочун не пришёл в свой день. — Он развёл руками.

— Вот и я говорю, странно всё это. Особенно сейчас.

Наступила тишина. Солнце пробилось сквозь еловые ветки, осветив голую чёрную землю. Заяц вылез погреться. Он был отчётливо виден своей белой шкуркой на чёрной прогалине.

Леший с домовым молча за ним наблюдали. Заяц сидел, тихо прислушиваясь, его уши, как локаторы, двигались в разные стороны. Прошло несколько минут, заяц напрягся всем телом и дал стрекача куда-то в голые кусты. Кузьма расхохотался — так это было забавно. И уже серьёзно спросил:

— Как думаешь, надо что-то делать? Или же будем жить в ожидании?

— Я думаю, надо с Морозом поговорить. Может, он в курсе, — проскрипел в ответ Леший.

— А где он, этот твой Мороз?

— Да тут недалече. Если пойдёшь, провожу.

— А почему я? — возмутился Кузьма. — Давай вместе.

— Я-то доведу тебя, — опять прокряхтел Леший. — Но пойми: не помощник я тебе. Мой сонный период пришёл. Я ведь подчиняюсь законам природы, а не вашим изобретённым. Мне уже сейчас-то с тобой с трудом приходится общаться.

Домовой горестно махнул рукой, что согласен. Леший со скрипом поднялся и углубился в ели. Кузьма, семеня, поплёлся за ним.

Плутали они по лесу этак часа два. Всё хозяин тропками да поворотами заметал дорогу. Наконец, Кузьма, порядком уставший, возмутился:

— Леший, голубчик, смилуйся! Я ж не за твоими сокровищами пришёл. И грабить тебя не собираюсь. Уважь старика, давай напрямик дойдём!

Леший скрипучим смехом огласил округу, вся живность попряталась по норам. Отсмеявшись, ответил:

— Ну, что ж, изволь. И то верно: заплутал я. Это я по старой привычке веду тебя.

Он развернулся и, раздвигая ели, пошёл сквозь чащобу. Прошло не более десяти минут, как они оказались на месте. Кузьма выглянул из-за Лешего и увидел лесную прогалину, на ней стоял терем. Именно терем, как рисуют его в сказках. От неожиданности домовой так прямо и сел в ближайшую лужу.

Чертыхаясь, он подскочил и, осматривая свои штаны, клял всё на свете. Леший прокаркал своим смехом над ним, указал неприметную тропку для скорого возвращения домой и сгинул.

Домовой поправил свою котомку за плечами и с внутренним воодушевлением зашёл на крыльцо. По ту сторону двери звонко прозвучали бубенцы. Через пару минут дверь отворилась, и на пороге показался детина метра два ростом в ярко-красных шортах, на ногах были такого же цвета тапочки с большими белыми помпонами. Он с громким хрустом ел большое яблоко.

— Чем могу? — пробасил хозяин дома.

— Я, собственно, к Морозу… — нерешительно ответил Кузьма.

— Ну, раз так… — откусывая очередной кусок, пробасил детина. — …то я, собственно, и буду Мороз.

— Ты-ы-ы? — протянул ошарашенный домовой.

— Заходи, коль пришёл. — И Мороз отодвинулся в сторону, пропуская домового внутрь.

Внутри терем был как терем. На Кузьму убранство комнат не произвело особого впечатления. Мороз привёл его в горницу, усадил за стол, вещи отнёс сушиться и тут же притащил самовар. Из буфета появились варенье, пышки и чайный сервиз. Налаживая самовар, Мороз, усмехаясь, спросил гостя:

— Что, не ожидал такого моего вида?

Яблоко было давно съедено.

— Право слово, не ожидал, — уже оправившись от изумления, ответил Кузьма.

— А по какому делу ко мне пришёл? — по-деловому как-то сразу спросил Мороз. Ароматный чай уже дымился в чашках, разнося запах летних трав по горнице.

— Это меня Леший надоумил к тебе прийти, — отхлёбывая чай, ответил Кузьма. — Вишь, какая погода на улице! Давно пора быть снегу да тебе, Морозу. А Корочуна всё нет. Забеспокоился я. Ведь скоро переворот должон быть. Али знаешь об этом? — чуть прищурив глаз, спросил домовой.

— Правда твоя, домовой. Знаю, знаю я о перевороте. Но и не могу я ничего поделать… — вздохнул Мороз. — Тут, знаешь ли, дело семейное.

— Какое такое семейное? — удивился Кузьма.

— А такое. Малое количество знает, что прихожусь я родным племянником своей тётке Зиме.

— И что же? — причмокивая чай и жуя плюшку, спросил Кузьма.

— А то же — что тётка моя Зима замужем именно за ним. Корочуном. И случилась у них, так сказать, размолвка, которая и привела своими последствиями вот к такой погоде.

— Ну, мало ли что может происходить между мужем и женой! — махнул рукой Кузьма. — Помирятся.

— Думаешь? — с сомнением в голосе произнёс Мороз. — Вот уже третий месяц пошёл, а примирения и не видно.

Домовой только хмыкнул и призадумался, жуя плюшку. После недолгого молчания он оживился:

— А в чём размолвка-то знаешь?

— А то как же мне не знать! Я как раз зашёл к тётке в гости… — горестно сказал Мороз. — Видишь ли, домовой, всё дело в женском капризе.

— Это как? — удивился Кузьма.

— Ну, как тебе объяснить… — почесал затылок Мороз. — У моей тётки есть всё. Корочун — прескверный мужик, вспыльчивый и злобный. Но жену свою обожает, все её желания исполняет. И вот накануне этого переворота решил он сделать ей подарок, заказал у чародеев снежный платок. Платок получился дивный, загляденье, а не платок! Сделан он был из тончайших, узорных снежинок. С одной стороны — тепло давал, с другой — прохладу распространял.

— Понравился ли подарок твоей тётке? — усмехнулся Кузьма.

— Вот тут, понимаешь, и казус. Как увидела она эту красоту, схватила платок — и в печь! Корочун так и застыл, не зная, как реагировать. А она как завопит на весь дом, что не такого внимания просила от своего мужа, что уже не один десяток лет просит обычный пуховый платок, как у людей! Тут Корочун не выдержал, как стукнет своим посохом, и всё в доме в лёд обратилось. А тётка моя взяла метлу и по горбу ему отвесила. И сказала, чтобы не приходил домой без платка. Корочун, чтобы делов с ярости не натворить, и ушёл.

— Да, дела! — воскликнул Кузьма.

— Женщины! Что с них возьмёшь? Непонятные существа… — махнул рукой Мороз.

— Так нужон платок именно пуховый. Я правильно понял? — подытожил Кузьма.

— Да. Именно. Тогда Корчун вернётся, и переворот пройдёт, как положено.

Домовой деловито встал, поклонился, взял свою одежонку и вышел из терема. Мороз, ошарашенный таким поведением гостя, ещё сидел какое-то время, а потом вскочил и бросился за ним.

— Эгей, домовой, куда это ты пошёл?

— Ну, как же куда? Есть у меня на примете то, что вы ищете, принесу вам завтра к вечеру.

И скрылся по незаметной тропке, указанной ему Лешим. Мороз хмыкнул и вошёл в терем.

Вернулся Кузьма аккурат вечером. Не обратив внимания на приставания Степана, сразу же развил бурную деятельность. Оповестил всех домовых деревни, и они собрались на околице деревни. Кратно обрисовав ситуацию с погодой, последствие и причину, предложил высказываться. Долго было молчание, никто не знал, что можно было посоветовать. И вот один из старых домовых сиплым голосом произнёс:

— Мы, домовые, должны беречь и охранять уют в доме, следить за чистотой и убранством. Иногда можно пошалить и спрятать вещи, показав хозяевам, что они плохо следят за домом. Но никогда ни один домовой не станет вором и не возьмёт вещь хозяев.

Все одобрительно загудели и закивали головами. А говоривший продолжил:

— Но мне кажется, я нашёл выход. Надо выткать этот платок. У меня на примете есть одна домовиха — вот искусница! Можно попробовать.

Шум поднялся на всю округу, все хотели высказаться, но никого слышно не было. Когда эмоции поутихли, кто-то с задних рядов предложил шерсть, которая у него была. Старый домовой попросил принести всё ему и обратился к Кузьме:

— Дельно мыслишь, парень. Приходи завтра, как сереть начнёт, ко мне, получишь пуховый платок.

Весь следующий день Кузьма был сам не свой, даже ленивый Степан заподозрил что-то неладное и постоянно таскался за ним. Чтобы он ничего не испортил, пришлось ему в молоко подлить сонное зелье. Оно, как всегда, сработало на славу. Степан спал как убитый. А Кузьма, как посерело, пришёл к старейшему. Тот его встретил на пороге, в дом не позвал. Негоже чужому домовому заходить в дом и нарушать его покой. Вынес большой свёрток, мягкий и лёгкий, как пёрышко, и отправил Кузьму в лес.

Перед теремом Мороза Кузьма появился, когда была глубокая ночь и звёзды ярко сияли на тёмном покрывале неба. Из терема доносился громкий храп. Домовому пришлось звонить долго и непрерывно, пока Мороз не проснулся. Тот спросонья чуть не отлупил домового. Но вовремя узнав нового знакомого, завёл в комнаты.

— Принёс я, что обещал. — Домовой аккуратно положил свёрток на лавку.

— Показывай! — с любопытством в голосе сказал Мороз.

Домовой развернул свёрток и достал платок. Он был белого цвета, связан из тонкой нити, весь в ажурных узорах. Мороз долго рассматривал вещь, прикидывал в уме. Было видно, что платок не произвёл на него должного впечатления. Но деваться было некуда, каприз женщины надо было удовлетворить. Он махнул рукой в знак согласия.

Кузьма бережно опять упаковал платок, положил его на лавку, поклонился, попрощался с хозяином и отправился домой. С рассветом Кузьма зашёл в дом. У него не было сил даже раздеться, и он рухнул на свою кушетку в одёже и заснул.

Проснулся Кузьма через сутки от злобного рычания и фырканья Степана. Сначала он подумал, что Степан получил веником за какую-нибудь шалость. Но оказалось, была другая причина. Выйдя на крыльцо, Кузьма радостно поёжился: на улице был крепчайший мороз и мела вьюга, ветер завывал и срывал зелёную листву с деревьев, взамен одевая их в белые пушистые одежды.

Продрогнув до самых костей но, так и не сдвинувшись с места, домовой с радостной улыбкой, что Новый год всё же придёт, пошёл пить горячий ароматный чай с плюшками и вареньем.