ГЛАВА 5

Джеймс, конечно, предполагал, что обстановка будет отличаться от той, к которой он привык в Северной Дакоте, но не ожидал, что настолько.

Неофициальные гонки везде были довольно популярны, но здесь, на Черной Аллее (южная окраина Манхэттена), собралась просто адская толпа, несмотря на далеко не детское время. Народу было столько, что он не сразу понял, где вообще собираются участники. К счастью, в какой-то момент ему на глаза попались двое других мотоциклистов, тяжело продвигавшихся сквозь разношерстную массу, и он осторожно пристроился за ними, что было относительно легко благодаря адекватным размерам его байка.

Так он попал в специальную огороженную зону, куда допускались только уже зарегистрированные участники. Сам он зарегистрировался три дня назад, и выданный в заявке номер избавил его от каких-либо проблем с доступом. Этот момент, в общем-то, ничем не отличался от того, что было в Дакоте, а вот все остальное – весьма.

К такому количеству зрителей Джеймс совершенно не привык; то, что многие делали ставки, и вовсе показалось ему дикостью. Что касается самих участников, то они его не слишком волновали. У многих были байки под миллион долларов, у некоторых – проще, но с устрашающей начинкой, и все они были Джеймсу глубоко безразличны. Он знал, что его «конь» мог дать фору любому из этих мнимых монстров. Правда, никто другой не разделял этого мнения.

В Дакоте все парни, с которыми он гонял время от времени, знали о его навыках и потому относились с уважением и даже некоторой опаской, здесь же он был новичком, и если на него и посматривали, то только с жалостливой ухмылкой. Джеймса это даже немного забавляло. Он-то знал, кого здесь на самом деле стоило жалеть.

Впрочем, все это были лишь мелочи по сравнению с основным источником его размышлений. Хоть он и приехал заранее, и до начала гонки оставалось еще достаточно времени, ему уже было не по себе от мысли, что он, возможно, жестоко ошибся в осенившем его три дня назад предположении.

Альваро Донацио, ставший для него с некоторых пор чем-то вроде особого вида психической болезни, так же, как и он, обожал в свободное время гонять на мотоциклах и, судя по тому, что было написано в его кратком досье, по меньшей мере, раз в месяц участвовал в неофициальных манхэттенских гонках.

Когда Джеймс узнал о намечающейся в ближайшие дни так называемой Квартальной гонке – нелегальной, но очень популярной в Манхэттене – он почему-то сразу подумал, что Донацио наверняка захочет в ней поучаствовать. Собственно, это была единственная причина, по которой сам он теперь находился здесь. И уже глубоко презирал себя за проявленную слабость.

Ведь у него не было никаких гарантий, что Альваро действительно здесь появится. Откуда вообще у главы мафиозного семейства могло взяться время на такую чепуху? Он, скорее всего, даже не слышал об этой гонке. А если и слышал, вряд ли мог позволить себе вырваться.

Джеймса неимоверно раздражало собственное огорчение по этому поводу. По идее, он должен был радоваться, ему уже давно не доводилось никуда выезжать, но вместо радости он ощущал какую-то гнилую пустоту внутри или даже хуже: будто ему в душу бегемот насрал. Хотя, если честно, он даже не знал, что стал бы делать, если бы Альваро все-таки появился. Он даже не думал об этом. Ему просто было необходимо увидеть его, увидеть и хоть немного приземлить, доказать, что…

Впрочем, этого он и сам не знал. Зато отлично понимал, что сам факт того, что ему хотелось что-то кому-то доказать, был чертовски странным и несвойственным его пофигистической натуре.

Когда до начала гонки осталось всего десять минут, надежда окончательно в нем задохнулась. С таким опозданием обычно никого не принимали, да и участники уже стали съезжаться к стартовой линии, вызывая еще больший гул в толпах наблюдателей.

Джеймсу было тошно от самого себя, но он искренне хотел развернуться и свалить отсюда. Даже предстоящее состязание, обожаемая им скорость и шепчущий в венах риск не могли сбавить силы его разочарования. Он чувствовал, что если поедет, не только не получит удовольствия, но, возможно, разочаруется еще и в любимом с детства увлечении. Что ужаснуло бы его, если бы он вник в эту мысль поглубже.

Мнение остальных участников его не колыхало, поэтому он уже собирался сдать назад, как вдруг шум за спиной резко усилился, и в огороженную зону въехал еще один мотоциклист.

Реакция парней при его появлении была Джеймсу знакома. Забыв о гонке, которая должна была начаться спустя каких-нибудь три-четыре минуты, они подорвались со своих байков и с радостными возгласами бросились встречать новоприбывшего, от которого, по-видимому, были в полном восторге. Тот тоже слез с мотоцикла (с опасного на вид «Yamaha YZF-R25», мощь которого даже Джеймс всегда охотно признавал) и, сняв шлем, весело приветствовал подоспевших гонщиков.

При виде его у Джеймса внутри все свернулось в тугую пружину, настоящий кокон дичайшей энергии, который мог развернуться в любой момент и вызвать последствия, масштаб которых он сам не мог себе представить.

Альваро Донацио выглядел непривычно в широких черных джинсах с прорезями на коленях и застегнутой на все пуговицы черной кожанке с серебряными цепочками на рукавах и передних карманах. Но улыбка – этот уверенный добродушный оскал самовлюбленного хищника – ослепляла как всегда.

Джеймс, как обычно, не мог оторвать от него глаз и чувствовал все ту же непостижимую застарелую злость, побуждавшую его он сам не понимал к чему. Несмотря на то, что он стоял почти на краю стартовой линии, Донацио вскоре заметил его, и изумление, отразившееся на его лице, убедило Джеймса в том, что он не зря сюда приехал. Почему-то было безумно приятно видеть на лице этого великолепного придурка озадаченность, даже легкий шок. Впрочем, он довольно быстро справился с собой и махнул рукой в знак приветствия. Джеймс отвернулся, уже предчувствуя скорое веселье.

Наконец, все вернулись к байкам, и Альваро тоже втиснулся в ряд (для него, похоже, правила были не писаны), примерно на пять машин правее от Джеймса. Брюнет не мог его видеть, но почему-то ощущал также ясно, как если бы они стояли в полуметре друг от друга. Однако это не мешало ему думать о предстоящей гонке.

Впереди лежал путь почти в три километра, по извилистой трассе, выходившей во многих местах прямиком к океану – с высоты около тридцати метров (примерная высота пятиэтажного дома).

Джеймс совершенно не знал этой дороги, что нисколько его не пугало. Так ему всегда нравилось больше: и риск сильнее и, как следствие, более яркие вспышки адреналина. Однако сейчас его будоражила не только предстоящая опасность. Откровенно говоря, ему даже было плевать на победу. Он хотел победить только одного человека, и это желание захлестывало его прямо-таки с пугающей силой.

Такого старта у него никогда раньше не было. Он мгновенно вырвался вперед, жестко подрезая ближайших соперников, отсекая слабых и со скоростью, совершенно неоправданной в начале гонки, обходя тех, кто держался увереннее. Раньше он всегда держал меру, даже в самых ожесточенных и напряженных состязаниях, но сейчас… сейчас он действительно несся по краю лезвия, совершенно не думая о том, что падение могло стоить ему жизни.

А все потому, что Донацио… чертов Донацио был впереди! Каким-то чудом он умудрился обойти всех в первые же секунды и оставить Джеймса любоваться на свой сверкающий в ночи металлический зад! Этого брюнет никак не мог вынести. Вся его рассудительность, ледяное самообладание полетели в ад при виде такой вопиющей наглости. И он рванул следом, щедро наплевав на какой бы то ни было самоконтроль.

То была не гонка, а сущее издевательство над собственной жизнью.

Страшнейшие повороты Джеймс одолевал на не менее страшной скорости, иногда практически теряя управление и ужасаясь близости чернеющих обрывов. Иногда сердце ухало прямо под колеса мотоцикла, но каждое успешно преодоленное препятствие вызывало в нем просто сумасшедшую радость, которая гнала его вперед на той же космической скорости. Хотя вид Донацио, до которого было уже рукой подать, действовал еще сильнее.

В следующий поворот – узкую петлю почти в сорок пять градусов – они вписались уже на одном уровне, а когда снова вырвались на ровную трассу, Джеймс был почти на метр впереди. От эйфории, разрывавшей мозг, ему хотелось орать во все горло, но он лишь молча несся вперед, следя за тем, чтобы расстояние между ним и Донацио не сокращалось. Он будто чувствовал азарт противника, его желание во что бы то ни стало вернуть потерянное лидерство, и это заводило его почище самого крепкого энергетика.

На следующем повороте, в который они влетели почти одновременно, рискуя всем, чем только было можно, блондин снова вырвался вперед, но Джеймс вскоре снова оттеснил его, вклинившись в крошечную полоску между ним и обрывом, что, похоже, даже для блондина было слишком, так как он резко дал влево.

Его довольно долго они так чесали друг другу нервы, то обгоняя, то уступая, а затем Джеймс, поддавшись какому-то бессознательному порыву, свернул на длинное плато, отходившее в одном месте от трассы и утыкавшееся прямиком в громаду океана – в нескольких десятках метров внизу.

Он остановился у самого начала, снял шлем, чувствуя невыносимый жар во всем теле. Сейчас ему было почти все равно, свернет Донацио за ним или нет, но тот свернул, остановился в паре метров и, также сняв шлем, с изумленным видом покачал головой:

- Совсем неплохо.

- Взаимно, - сказал Джеймс, не чувствуя какого-либо упадка энергии из-за остановки. – Даже не ожидал.

- Не оскорбляй меня. Я хорош во всем, что мне нравится.

- Не выпендривайся.

Альваро рассмеялся:

- Как ты здесь оказался, позволь спросить?

- Просто захотел прокатиться. А что, думаешь, за тобой слежу?

- Если честно, именно так я и подумал.

- И правильно сделал, - Джеймс хмыкнул. – Я знал, что ты будешь здесь. Хочу выяснить, что ты за фрукт.

- Меня лучше не пробовать.

- Почему?

- Говорят, слишком яркий. Могу ослепить в неподходящий момент.

- Ты считаешь себя очень крутым, да? Как насчет искупаться? – Джеймс мотнул головой в сторону обрыва. – Хватит пороху?

Донацио, до этого момента искренне наслаждавшийся комедией, приподнял брови:

- Ты серьезно?

- Абсолютно. Что скажешь? Готов составить компанию? Попрощаться со своим королевским байком навсегда?

- Это опасно, - сказал Альваро, немного посерьезнев. – Удар может оказаться сильнее, чем ты думаешь.

- И ты говоришь мне это после той жопы, что устроил на дороге? Не смеши. От такого не умрешь. Но решиться не каждый сможет, я согласен.

- Обычно я не поддаюсь на провокации. Но спасовать перед тобой не имею права.

- Давай. Я сейчас даже умереть не боюсь. Лишь бы сделать это с тобой хоть раз.

Голос Джеймса звучал спокойно, но при этом он говорил с такой агрессией, с такой сильной злобной требовательностью, что Альваро проникся, сам сдвинул брови в угрожающем прищуре и швырнул шлем себе за спину:

- Я готов.

- Отлично! Только не замри у самого края. Потому что я пойду до конца.

- Не волнуйся об этом.

Они встали в одну линию перед обрывом: взбудораженные и безумные, как два психопата, которых по ошибке выпустили из клиники. Причем Альваро не был и вполовину так безумен, как Джеймс.

Они вместе досчитали до трех и выстрелили, как два пушечных ядра. Обрыв приблизился чуть ли не за долю секунды, так что задуматься об отступлении у них даже толком не было времени. Впрочем, даже если бы было, они бы все равно не отступили.