Глава 1

Глава 1

Травы темно-зеленым маревом плещут за кибитками, а в кругу их земля вытоптана – давно стоит становище, не одну ночку, не один ясный день.

Горят костры, пляшут черноглазые красавицы в широких юбках из алого ситца, с зелеными лентами, пришитыми к подолу, а воланы из цветастого шелка ложатся на травы тенью. Косы красавиц темны, в глазах – дикость, дерзость вольных птиц степных, улыбаются они – зубы скалят. Смуглые парни вихрастые на гитарах бренчат вечерами, когда с делами управятся – забот в таборе много, не гляди, что невелик он, всего душ на двадцать пять.

Говорят, что звон бубенцов да гитарный стон прочь гонит степных демонов, оберегает кочевой народ. Верят ромалэ музыке своей колдовской да страстной, верят горькому аромату полыни, сухие веточки которой в кострах сгорают, чуть потрескивая, верят ночи бескрайней, что огромным шатром над станом раскинулась – будто шелк, вышитый серебристыми дивными цветами.

И в ночи той оживают сказки.

– Злата, расскажи про цветы огня! Покажи их мне! – детский голосок чуть дрожит – от предвкушения и ожидания, а глазенки-бусинки кажутся черными агатами на смуглом узком лице. Рубина, ученица старой ромы, устроилась в ворохе цветастых покрывал, платок с головы сбросила – не любила она его носить, хоть и заведено так было – и волосы темной волной свободно падали сейчас на узкие плечики.

Ладная девка будет, говорили в таборе, да только побаивались умений ее чародейских. Могла спрятанное Рубина отыскать, потерянное вернуть, глаза отводить умела, Злата ее наговорам с малых лет учила, а травы собирать да зелья готовить и вовсе легко девочке давалось. А еще открылись перед ней пути колдовские – могла она изнанкой степи через мир духов ходить. Такое умение никому не подвластно было, в старых легендах остались байки про странников меж мирами, оттого и страх родился среди ромов – сказывали старухи, что к беде чары такие людям даются.

К великой беде.

Да только никакой тревоги не чуяла ни сама Рубина, ни наставница ее – Злата Огненная. Прозвали старую рому так за дар с огнем играть – без кресала и огнива могла костер поджечь или пожар в степи унять, слушалось ее пламя.

– Злата! – окрик Рубины вернул рому из раздумий ее в кибитку, в полумрак тихий. – Ты слышишь меня?

– Слышу, дитя, слышу, – отозвалась та и улыбнулась. И словно огоньки в глазах ее загорелись – оранжево-красные, как два солнышка закатных. Подняла руки она, рукава длинные по коже скользнули, и тут же на ладонях Златы цветы огненные расцвели, живое пламя их лепестков дрожало и извивалось, будто от ветра. Дунула рома на ладони – и погасли волшебные цветы, лишь дымок сизый, как от свечи, змейками скользнул в сумрак, тая в нем.

– Какая красота! – глаза Рубины загорелись ярче звезд, в восхищении она смотрела на свою наставницу – сколько та знает, сколько умеет! Не ценила пока еще девочка своих чар, да и пользоваться ими толком не научена была.

– Красота эта опасная, не для игр, – строго сказала Злата, и огоньки в зрачках ее потухли тут же. Брови рома свела к переносице, губы поджала – словно веселье детское не любо ей было. Все Рубине игры, все смех – да только одного девчонка будто и не понимает, что за чары всегда платить нужно, что не просто так волшба дается. Идут годы, а нет серьезности, нет степенности в будущей чаровнице табора, и печалится, глядя на это, Злата.

А сердце ее, видать, чует страшное, хоть не знает знахарка старая, что идет беда с севера, из-за гор скалистых, коими степь окаймлена. Горы эти отгораживают просторы ковыльные от графства проклятого – и сказывают старики, что живут там, за черными отрогами, в замках древних, из серого гранита сложенных, нелюди жуткие, и кожа их бледна, ибо не течет в жилах их кровь теплая, а в груди сердце не бьется. И умереть не могут проклятые, и жизнь не мила им. А самый главный над ними – демон-стригой.

Вот из-за отродья этого дьявольского и пришлось племени влахов с мест родных сорваться да в степи бескрайние уйти. Но сказки то старые, врут старики-то. Не могут люди без сердец жить, да и ромалэ графство то покинули из-за поборов жестоких, в поисках лучшей доли, а не из-за проклятий. Злата оттого в сказки старые не верила, что думала так – была бы то правда, так давно месть графская табор ее нашла да всех бы за невольное зло покарала. Ведь нежитью граф стал из-за них, ромалэ. Обидели влахов в его землях, а стерпеть гордые дети ковыльной степи не смогли – жестока месть их была… Но правда ль то?.. Не верила Злата Огненная в старые сказки.

А зря не верила…

Никто не знал, никто не ведал, что ищет проклятие черное род Лакотошей, ищет-рыщет по степям привольным, уже и след взяло.

Идет по нему, и все ближе, все опасней оно…

А табор живет своей жизнью раздольной кочевой, у костров вечерами танцуя, и не ведает, что накрыла степь черная тень.

– Спать ложись, утром в путь, – проворчала Злата, передавая девочке теплую шаль – осень поздняя в степи холодна, ветра колючие под полог проникают, ледяными пальцами людей в ночь манят.

Хватит о тьме думать, одернула себя знахарка, правду говорят – коль долго в бездну смотреться, привлечь можно тех тварей, что там живут. Впереди у табора долгий путь, но хорошо все сложится.

Иначе и быть не может.