Глава 2

Кавалерийский Эскадрон Вирджинии был создан месяц назад — в апреле, в день, когда Вирджиния откололась от Союза Штатов и официально вступила в состав Конфедерации; сразу же начался призыв волонтёров. Новая войсковая часть ещё не получила никакого названия, но число новобранцев, зачисленных в Эскадрон Вирджинии, превышало количество солдат во всех других Южно-Атлантических штатах вместе взятых.

Уже ни у кого из почтительных, многоуважаемых аристократов Техаса, ранее утверждавших, что война с янки никогда не начнётся, не оставалось никаких сомнений в своей ошибке. Война всё же началась, и тысячи мужчин начали проходить строевую подготовку и упражняться в стрельбе.

Задолго до начала конфликта в южных штатах организовывались конные милицейские отряды, объединявшие юношей с двенадцати до семнадцати лет, поэтому южная молодёжь, привыкшая с детства к подобному виду службы, таким образом получала навыки кавалерийской езды, владения холодным и огнестрельным оружием намного раньше, чем люди старшего возраста. Джастин никогда не был в подобных отрядах, но врождённая находчивость и сверхбыстрая обучаемость давали ему безоговорочное превосходство над сверстниками в любом виде учёбы как в школьные годы, так и во время войны. Калверли не составило никакого труда овладеть всеми необходимыми видами оружия, да и вообще военная подготовка давалась ему хорошо, что вызывало зависть сверстников и недоумение со стороны командующих.

К концу третьего дня подготовки у Джастина уже не оставалось никаких сомнений в правильности своего решения отправиться именно в Вирджинию. Пусть далеко — главное, что он сможет наконец-то обрести желанную свободу, убежать из-под гнёта родительской опеки и своих обязательств хотя бы на время, а уж когда вернётся, то со злорадством взглянёт на отца, который впервые за всё время будет им гордиться. Его жизнь грузом лежала на плечах, как беспорядочный, запутанный сон.

Джастин пытался контролировать свои мысли. Признать в них что-нибудь достойное, например, жёсткое и точное функционирование военного механизма, хороший и крепкий солдатский дух, но видел он лишь чистые, светлые и ясные лица людей — уже одно это казалось ему изменой. Он не хотел признавать в них ничего. Джастин желал, чтобы ненависть масс выстроила гранитную стену вокруг его неуверенности, они все должны были находиться в смертельной изоляции, вместе с ним балансируя между страхом и ужасом. Но его соотечественники беспечно и явно наслаждались чувством своего неожиданного превосходства, а Джастин понимал, что недостаточно было одних лишь благ души, которые питают себя из духа справедливости. Его волнение сконцентрировалось до тумана и поднялось вверх, вибрируя, наполняя всё дрожащим напряжением. И Джастин тренировался усерднее всех, чувствуя, как жжёт его время.

По последним разведывательным данным войска Севера уже держат свой путь из Вашингтона к Ричмонду. Поэтому поезда с солдатами Юга ежедневно шли через Оклахому, Кентукки и Джонсборо на север, в сторону Джорджии и Вирджинии, туда, где в это время формировались самые большие воинские части, способные сдержать блокаду у самых крупных городов, таких как уязвимый Ричмонд и неприступная Атланта.

Девятнадцатого мая Джастин и Кристофер, стоя на перроне, прощались со своими семьями и друзьями. Счастливый и довольный Крис, радующийся предстоящей возможности отыграться на янки, внушал Джастину уверенность и оптимизм. Он просто не знал, куда себя деть от предвкушения и не мог сдержать радостной улыбки, а Джастину от этого становилось проще удерживать равновесие. Истощение волнением сдавливало его тем ледяным, отрезвляющим щекотанием в мозге, которое появляется всегда, когда страх укореняется в сердце.

Джеральд в последнюю неделю почти не общался с сыном, и Джастину всерьёз начало казаться, что отец его избегает. А может, причина была в ежедневной подготовке Джастина к службе: уходя к шести утра на полигон и возвращаясь к десяти вечера, совершенно усталым и разбитым, он просто был не в состоянии общаться с кем-то, пусть даже с родителями. Однако Шерри пыталась уделять сыну намного больше внимания, чем её муж. От Джастина не укрылась резкая перемена в матери: тоска, грусть и уныние овладели женщиной, словно бы непосильная тяжесть свалилась ей на плечи, а молодое не по годам лицо больше напоминало мраморное изваяние. Но, как только он пытался начать разговор на эту тему, Шерри резко менялась в лице, и Джастина просто передёргивало от этой наигранности и натянутой маски прежнего безразличия и спокойствия матери.

Джефф завербовался в пехоту и четыре дня назад уехал в Луизиану, прислав открытку с коротким: «Со мной всё в порядке. Я вас люблю. Не скучайте!»

Джастин в тот день взбесился и выпил три бутылки ликера, злясь на собственную слабость: он так хотел поблагодарить брата за ту ночь, за то, что тот излечил его разум от самонадеянной геройской глупости — но не успел.

Меги не переставая хныкала и таскалась за Джастином, умоляя его быть как можно осторожнее. Слишком слабая для своих лет, эта молодая леди очень часто подвергалась разного рода недомоганиям, а после начала войны и вовсе лежала без сил, закрывшись в своей комнате, день и ночь предаваясь молитвам во спасение братьев своих, чем немало бесила Джастина. Её вечное поскуливание где-то за спиной невероятно нервировало усталого юношу, а один раз, несколько дней назад, он психанул: сорвался и, выхватив из дрожащих рук сестрёнки чётки, швырнул их через весь зал в горящий камин. Джеральд, который в тот момент читал газету в кресле у огня, впервые за долгое время посмотрел на сына, и Джастина бросило в дрожь от этого пронзительного, испепеляющего взгляда. Тогда же, получив подзатыльник от матери и истерику от сестры, он купил Меги новое серебряное распятие, в сто раз элегантнее и красивее предыдущего — самодельного деревянного, сгоревшего в огне.

После этого случая, сестра немного успокоилась, но так и не пошла на поправку, продолжая болеть. Джастину было очень стыдно за свои нервные срывы, ведь Меги он безгранично любил, хоть они и были довольно разные: сам он уже несколько лет не посещал церковь и не молился с семьёй перед ужином, чем вызывал всеобщее изумление, в то время как сестра полностью посвятила себя Богу. Не то чтобы Джастин не верил — нет, он был верующим. Только верил он в то, что Бога нужно либо обрести в своей душе, либо навсегда похоронить, но и для того, и для другого его, Бога, нужно было сначала найти; а делать это было решительно некогда.

Свадьбу, само собой, пришлось отложить на неопределённый срок. Женевьев билась в истерике минут десять — не больше и не меньше, как и подобает настоящей леди, после чего заявила, что не хочет потерять свою первую брачную ночь из-за глупой, мальчишеской потехи. Джастину пришлось приложить все свои усилия, чтобы доказать взбалмошной девчонке, что у него нет сил не то что на близость, а даже на мысли о чём-то подобном. После такого заявления глубоко оскорблённая Женевьев, отвесив незадачливому жениху оплеуху, уехала в своё поместье, чем вызвала у того приступ дикой неконтролируемой радости.

***

— Смотри, — пихнул его под ребра Кристофер, указывая на что-то в толпе. — Кто тут к тебе пришёл!

Джастин нехотя перевел взгляд и увидел свою невесту. Стройная миловидная девушка только что вышла из кареты вслед за матерью и старшей сестрой. Пушистая масса её курчавых тёмных волос была связана на затылке в колос и перевязана ярко-красной лентой, бантиком сбоку, а спереди несколько свободнопадающих кудрей обрамляли высокий лоб, спускаясь ниже, на худенькие плечи. Тонкая талия была стянута великолепной атласной розовой лентой, на несколько тонов светлее самого платья, а десятки оборочек и воланов легко колыхались на ветру. Глаза сверкали озорством, а лукавая улыбка подчёркивала играющие на щеках ямочки. Видимо, они провожали не только Джастина, но и своего отца, который был ещё довольно молод и мог принять участие в войне, в отличие от Джеральда, которому перевалило за пятьдесят пять. Джастин с раздражением подумал, что на эту треклятую войну даже англичане идут, становятся в ряды их доблестной армии — какие глупцы, ведь они так же слепы, как и он сам до разговора с Джеффом.

Женевьев смотрела на Джастина и улыбалась своей ослепительной улыбкой, с таким восхищением в глазах, что он немного смутился и поспешил переключить внимание обратно на семью. Удивительно, как после его позорного поведения несколько дней назад эта девушка ещё может улыбаться ему. Любая другая леди с теми же манерами, из того же многоуважаемого общества пылко бы возненавидела такого незадачливого жениха, что отказался закрепить отношения.

— Что она тут делает? — резко спросил Джастин, поворачиваясь к другу, не ожидая ответа, а скорее являя своё недовольство.

— Приехала посмотреть, какую первоклассную скотину теряет! — наблюдая за его хмурым выражением лица, заржал Крис. — Знаешь, я бы на месте её отца свернул тебе шею после того, как ты оскорбил чувства его ненаглядной младшенькой дочери.

— Я её не оскорблял, — завёлся Джастин, — просто сказал, что устал и не хочу… Короче, Крис! Отцепись от меня. Ты и так всё знаешь. Наверное, зря я тебя посвящаю в такие подробности.

— Знаю, Джей Ти, знаю! — продолжал глумиться Гейт. — Я всегда говорил, что ты чертовски странный! Как тискать потаскух из местных баров — так это на раз-два, а как завалить обалденную красотку и отодрать как следует — так это не те…

— Крис, иногда мне кажется, что ты сын фермера из Чёрной Долины! — в который раз с притворным возмущением ужаснулся Джастин, хотя к дерзости и чрезмерной прямолинейности своего друга давно привык, но при возможности всегда старался сбить спесь с Гейта. — Твой лексикон оставляет желать лучшего.

Джастин знал, что, только когда Кристоферу доверяли, тот мог высказать истинную провинциальную добросовестность и простоту, и на него вполне можно было положиться. Несмотря на способность друга время от времени помогать советом или выступать в качестве простого слушателя, готового всегда прийти на помощь, Джастин всё же часто не мог понять дерзости и грубости, присущих Крису, зато вполне научился уживаться с этим.

Было в нём кое-что весьма отталкивающее. Его лучший друг был одним из тех мужчин, которые предпочитают для прогулок ухабистую землю гор монотонным тропинкам равнины. Он был весьма эксцентричен, заносчив, но надёжен; умён, но ленив. Ещё Крис не любил англичанок, просто не переносил их скуки и пресности.

«Они хотят или денег, или замуж. Вот француженки — совсем другое дело! Хотя, знаешь, по существу все они одинаковы», — обычно говорил он.

— Тоже мне, — беззлобно хмыкнул Гейт, — от кого слышу-то? Это не от того ли паренька, которого больше привлекает подозрительная сыпь и засаленные волосы проституток, чем свеженькая девственница в шёлковом белье?

— Ещё одно слово — и я дам тебе по зубам, — огрызнулся Джастин, слегка ущемлённый словами друга. — Ты, между прочим, о моей невесте говоришь.

— Хочешь — хорошо, не хочешь — не надо, а время терять глупо, — пожал плечами Кристофер, скривив губы. — Пока ты возишься с такой стервой, может быть, десять других красавиц сидят где-нибудь на террасе и умирают, чтоб их кто-нибудь отодрал. Уверяю тебя! Они только об этом и мечтают. Над ними не надо много работать — им самим до смерти хочется… Никогда не знаешь, что эти богатые девки придумают. Ты волен выбирать, раз уж не хочешь её.

Иногда ему казалось, что Крис просто презирает женщин. Джастин слушал друга с долей отвращения и понимания. Он сам уже задумывался, всё ли с ним в порядке, но, перебирая в уме все известные доводы, пришёл к выводу, что вполне здоров и наверняка на эти его «предпочтения» влияет алкоголь, употребляемый в немалом количестве. Если уж на то пошло, то Джастин сильно сомневался, что его своенравная невеста, распутно виляющая бёдрами не хуже шлюх из бара «У Перси» — часто посещаемого им заведения, — всё ещё девица. Однако он не спешил делиться своими подозрениями ни со Стивом, которого знал с малых лет, ни тем более с Кристофером, чей норов порой приводил Джастина в тихое бешенство, а высказывания доводили до нервного срыва.

— Чёрт возьми, старик, ты просто неподражаем! — расхохотался Крис, расслабленно облокотившись на плечо Джастина, словно бы от смеха его не держали ноги. — При всех твоих заморочках, ты всё же остаёшься ранимым и хрупким птенчиком… Это до омерзения мило.

— Сейчас птичка выклюет тебе глаза, — прошипел Джастин уже порядком раздосадованный подколками Кристофера, неординарность которого часто переходила границы приличия.

— Ладно, рыцарь благородный ты мой… — сдался Гейт, посылая воздушный поцелуй матери. — И всё равно это странно. Я тебя не понимаю. Что на тебя нашло, а?

— Я откуда знаю? — небрежно повёл плечами Калверли. — Видимо, я был просто трезв.

Снова засмеявшись, на этот раз уже вдвоём, они в последний раз помахали своим друзьям и родным, а в следующую секунду поезд тронулся с места.

***

Долгие дни пути в поезде казались Джастину невероятно скучными и однообразными вплоть до того момента, пока в голову не ударил алкоголь — первоклассный бурбон восьмилетней выдержки, удачно прихваченный в дорогу неугомонным Кристофером. На третий день пути Джастин сорвался и выпил снова — хотя пообещал матери, да и себе также, не злоупотреблять в армии. Так или иначе бросить никак не получалось, хотя он понимал, что нарушает данное обещание, однако ничего не мог с собой поделать — хотелось забыться, пока они не прибудут на место. Впрочем, ему нравилось пить и чувствовать, как алкоголь приятно расслабляет молодое тело, а Джастин, не привыкший отказывать себе в удовольствиях, несомненно, пользовался этим, начхав на обещание; в принципе, это уже вошло у него в привычку — одну из большинства самых плохих.

Штат встретил новоприбывших ярким палящим солнцем и лёгким тёплым ветром, который давал хоть немного прохлады в жаркий день двадцать шестого мая.

— Ну, сегодня отметим прибытие? — на губах Кристофера сияла мечтательная улыбка, походка была нетвёрдой, поэтому, стоило друзьям ступить на землю, как Джастину пришлось поддерживать Криса, чтобы тот держал шаг и шёл ровно, как положено новобранцу.

— Ага, только для начала надо бы найти нашу часть… — задумчиво присвистнул Джастин, кивнув в сторону поезда, с которого нескончаемым потоком спускались солдаты. — Мне кажется, что мы попали…

Одни отряды отборных войск выглядели пёстро и весело в светло-бежевом и зелёном — это были те самые конные отряды милиции; все они казались ровесниками Джастина и Кристофера — богатенькие детки своих родителей-аристократов. Другая небольшая часть отрядов была в домотканой одежде и потрёпанных мундирах тёмно-зелёного цвета — это были средне зажиточные люди; Джастин предположил, что, скорее всего, мелкие плантаторы. Третьи шли вообще без формы, в суконных сюртуках и тонких полотняных рубашках — конечно же, это были обычные граждане, не имеющие денег на новые мундиры и высокие сапоги.

Всё, что объединяло этих людей, так это их необученность и недовооружённость. Зато все они, как один, возбуждённо, весело кричали и шумели, словно направляясь в бар. Вид этих вояк повергал то ли в смех, то ли в дикий ужас — мужчин и мальчишек было множество, и за десять минут после прибытия поезда станция полностью была переполнена людьми.

— Смотри, Джей Ти, вон те, — сказал Крис, показывая другу на группу молодых людей возрастом чуть старше них; он всегда мог похвастаться своим цепким взглядом, которым частенько оценивал как девушек, так и юношей, утверждая, что получает от этого чисто эстетическое наслаждение. — Эти наверняка из Оклахомы. Зуб даю. Посмотри на них!

Джастин внимательно изучил парней в жёлто-бежевых мундирах с саблями за поясом и усмехнулся тому, насколько они были изнежены и утончены — скорее всего, первый раз в руках оружие держат, а такой аристократической бледностью может похвастаться не каждая девушка в их графстве.

— Знаешь, надеюсь, меня не отправят с ними в один отряд. Да не дай бог даже в один полк попасть с такими неженками! И себя угробят, и остальных за собой потянут.

Кристофер громко рассмеялся и ободряюще хлопнул друга по плечу:

— Может, Стиву во Флориде повезёт больше.

Джастин мысленно перенёсся в Солнечный штат, представив себе, как Стив, такой же растерянный, как и они сейчас, ждёт распределения. В этот момент он увидел, как к станции движется колонна военных. Весь шум резко умолк, словно по чьему-то негласному приказу, и десятки сотен пар внимательных глаз уставились на военачальников.

Это были блестящие мужчины в великолепных парадных мундирах, в кепи со штампованной круглой кокардой Конфедерации, в шляпах с пышным плюмажем, в высоких сапогах-ботфортах, со звоном начищенных шпор, во весь опор летящие на своих скакунах к станции.

— Осталось найти нашего командующего, — многозначительно изрёк Кристофер. — Думаешь, он выпьет с нами сегодня вечерком за встречу, а?

***

Кавалерийский Эскадрон был настолько велик, что Джастин, попав на территорию части, просто остолбенел от изумления. Огромные полигоны проглядывались за ровными рядами казарм, уходящих на много миль вперёд. Расположение казарм представляло собой запутанную систему улиц, словно нескончаемый лабиринт, где человек с непривычки может заблудиться в два счёта. Он был просто поражён настолько сложной и запутанной системой, которая не давала врагу ни одного шанса проникнуть на территорию Эскадрона, а тем более выбраться из неё.

Набрав полную грудь воздуха, Джастин поправил дорожную сумку на плече и подошёл к ребятам, весело общающимся между собой, спросив:

— Привет, парни, не скажете, как попасть в третью часть?

Пятеро молодых людей сразу переключили своё внимание на Джастина и Криса, с интересом рассматривая новоприбывших. Заговорил, как понял Джастин, самый старший парень, лет двадцати на вид. Звали дружелюбного солдата Норман Ллойд, и, с его слов, тот был в третьей части уже больше месяца, сразу после апрельского обстрела форта Самтер. Он был местным, точнее, приехал в Эскадрон налегке из пригорода Ричмонда, расстояние от которого до военной части можно было преодолеть за два дня верхом, а то и меньше.

Новый знакомый привёл их в нужную часть и даже показал казармы, разъяснив, что первое время в Эскадроне лучше ориентироваться по картам. И действительно, найти что-либо на такой обширной территории быстрее, чем за тридцать минут, без помощи просто нереально, а за опоздание на строевую можно получить суточный караул.

Этот Эскадрон хоть и был самым мощным на всём Юге, но не имел своего названия. Все офицеры предлагали свои мысли и идеи, но никто не хотел никому уступать. Подобные споры разгорелись и по вопросу о цвете формы и обмундирования, и пока что никто не мог прийти к единогласному решению, поэтому цвет формы на время выбрали серый — в знак равенства и нейтралитета. Громкие названия, как: «Несущие смерть», «Беспощадный ураган» и прочие — были смехотворны, так как кавалерию предполагалось вооружить пистолетами, саблями и охотничьими ножами, а вовсе не винтовками, которые были у продвинутых янки и действительно представляли собой опасность.

Несмотря на горячие дискуссии и неразбериху, Джастину в армии нравилось с каждым днём всё больше и больше. Он впервые за свои недолгие семнадцать лет ощутил себя в центре внимания, нужным и уважаемым, в своей среде. Здесь, среди самых обычных парней из самых простых семей, он чувствовал себя на спущенном поводке, давая волю своей истинной стороне, которую приходилось скрывать перед строгими родителями и сплетниками-соседями.

Пока ежедневные поезда привозили свежие партии новобранцев, Джастин играл в покер с новыми друзьями, чаще всего на мелкие сбережения, которые были у солдат. Конечно же, он выигрывал почти любую партию, ведь, зависая в барах каждый вечер с пятнадцати лет, можно многому наловчиться. Джастин умел прекрасно блефовать, знал, что главное в этой игре — держать лицо, не выдать себя ни взглядом, ни жестом, и он мог это делать.

Хуже обстояли дела с выпивкой: достать её можно было только в городе на винном заводе, до которого было шесть часов езды по бездорожью, или получить свою порцию в баре. Пить разрешалось только в среду и субботу, после восьми часов вечера. Поговаривали, что у офицерского состава в штабе есть целые бары со спиртным, но никто из солдат не мог ни подтвердить, ни опровергнуть эту информацию. Поэтому Джастин довольствовался только сигаретами — надо сказать, отменными: южане не скупились для своей армии, а табачных плантаций на их родине было предостаточно, поэтому грузовые поезда приезжали почти каждую неделю на эскадронную станцию, ящиками разгружая военные припасы и сигареты.

На плацу всё было в два раза проще, чем во время подготовки волонтёров к службе в регулярной армии: рекруты собирались каждые три дня, принося с собой всё оружие, которое им выдавали, — от охотничьих ружей и дуэльных пистолетов до ножей Боуи и сабель. В основном всё сводилось к нескольким часам строевой подготовки и езде на лошадях с устрашающим оружием в руках и обязательными угрозами в адрес «чёртовых янки». Затем все, включая младших офицеров и рядовых, заваливались в бар Эскадрона, если это выпадало на среду или субботу, где за стаканом виски «южные герои» окончательно «разбивали» северян, захватывали Вашингтон и сажали мистера Линкольна в железную клетку.

После того как роты сводились в полки и их командиры избирали полковое начальство — штаб-офицеров и командира полка, — начиналась муштра и насаждение армейской дисциплины, однако за двадцать дней своего пребывания в армии Джастин только и делал, что бездельничал, пил, играл и веселился, как и многие остальные аристократы, находившиеся в Эскадроне.

Этот день не должен был отличаться от других: обычная партия в покер, уже далеко не первая за этот вечер, обычные сальные шуточки в адрес друг друга, к пошлости которых Джастин успел привыкнуть, даже начал сквернословить не хуже Криса, но ровно в девять вечера на полигоне состоялось внештатное собрание всех двенадцати частей, и покой Эскадрона был нарушен.

Чаще всего с солдатами напрямую общались четверо: адъютанты, сменяющие друг друга на посту, лейтенант или сержант. На этот раз на полигоне были все двадцать четыре офицера: три полковника, восемь сержантов, четыре капрала, три капитана и шесть майоров — командующие всех частей были собраны в один вечер, в одном месте, а это означало только одно…

— Что тут, мать их, случилось? — пробубнил недовольный Норман, который только что продул Кристоферу свой дневной чай с лимоном, как и все деньги до этого, и теперь мечтал отыграться.

— Чёрт их знает… — тихо ответил Джастин, подходя ближе к первым рядам.

Как только солдаты затихли, вперёд вышел невысокий статный офицер — генерал.

Высокий воротник мундира был идеально выглажен и оплетён жёлтой тесьмой, которой форма была расшита спереди и сзади. Все двенадцать маленьких пуговичек были застёгнуты, на обшлагах красовалась бахрома и две небольшие застёжки. Фетровая шляпа харди чёрного цвета была украшена перьями. На шляпах все офицеры носили знаки кавалериста, вышитые золотом по чёрному вельвету. У Джастина и других рядовых имелись латунные копии этих знаков: две скрещённые сабли остриями вверх. На таких шляпах были шнуры по цвету рода войск, а перья только у генералов — с одной стороны и латунная кокарда, пришпиленная у всадников справа.

Джастин внимательно осмотрел генерала с ног до головы — перед ним стоял Роберт Эдвард Ли собственной персоной, и судя по всему это понял не только Джастин: Эскадрон загалдел, приветствуя своего командира, о котором все слышали и почитали, словно живую легенду, сошедшую со страниц газет, но большинство в глаза не видели.

— Джентльмены, — генерал поднял руку, призывая к вниманию, — у меня плохие новости. Сегодня в семь часов вечера наши разведчики доложили, что янки движутся на северо-восток от Ричмонда. Нам совершенно непонятно, почему они резко изменили направление к востоку, хотя ещё два дня назад их координаты неизменно вели к городу. Мы предполагаем, что янки стало известно о нашей засаде под Ричмондом и они умышленно сменили курс на Атланту. Завтра в четыре часа двадцать минут утра полковник Дэллос собирает отряд для перехвата противника у границы штата. Наша задача — не дать им добраться до Атланты. Так как основные силы сосредоточены в Вирджинии, нам понадобится более тысячи человек, чтобы удержать второй город.

Послышались выкрики и весёлый свист солдат, наконец-то дождавшихся настоящего задания, и гордое: «Мы их порвём, сэр!»

— Третий, четвёртый и пятый полк, — через какое-то время сказал офицер. — Завтра утром на боевое построение.

Сотни солдат дружно затянули низкими прокуренными голосами всеми любимую «Дикси»³, перекрикиваясь и веселясь. Джастин, Норман и Крис возликовали, дружно хлопнув друг друга по ладоням.

— На этот раз драка будет заправская, парни. Драка что надо! — крикнул долговязый Норман таким тоном, словно собирался этим сражением собственноручно положить на лопатки всех янки, которые попадутся ему на глаза.

— Ну, я не думаю, что они будут драться как черти, когда дойдёт до дела, — ухмыляясь, ответил Кристофер. — Начнут улепётывать так, будто за спиной у них настоящее пекло.

Джастин слушал друзей с улыбкой, чувствуя, как закипает в нём сила, желание проверить себя; как художнику необходима краска для творения — так и ему необходимо было увидеть кровь и опасность, чтобы полностью довершить свою картину, застывшую в голове с начала войны. Но что-то неумолимо заставляло его душевную безмятежность зашататься и пустить глубокие корни сомнения: он с давних пор страшился несправедливости своих суждений, но убеждал себя, что, кого ни возьми, все в душе тревожатся и трусят.

Оглянувшись на своих однополчан, которые исправно улюлюкали и ликовали, поливая северян грязью и отсылая невидимым врагам неприличные жесты, мысленно сказал себе, что не создан быть воином, и всерьёз подумал над различием между собой и теми людьми, которые, как злые духи, жаждущие мщения, прыгали вокруг него. Кристофер довольно зубоскалил, а Норман распевал с остальными «Дикси». Джастина постепенно захлёстывала неуверенность.

Завтра третий полк отправляется на своё первое задание, и они наконец-то попадут на настоящее поле битвы. Завтра они покажут этим янки, на что способен Юг.

2. Мексиканская война — Американо-мексиканская война между США и Мексикой за северные мексиканские штаты, в которой американцы выступали в качестве агрессоров (1846–1848 гг);

3. Dixie’s Land — «Страна Дикси»; как ни странно, любимая песня южан «Страна Дикси» была создана на Севере: композитор Дэниел Декатур Эммет написал её в 1859 году для музыкального театра в Нью-Йорке. «Дикси» стала неофициальным гимном Юга и Конфедерации.