8 В руках матери

Атаман решительно шагал по сонному замку. Хоть он провёл здесь в здравом уме всего один день, успел разобраться, куда кого поселили. Так что найти комнату полукровки труда не составит.

Эл на ходу пытался придумать вразумительную причину, зачем он припёрся к Северянину практически на рассвете, но ничего умного в голову не приходило. Оно и неудивительно, ведь все мысли сейчас крутились вокруг того, что делать, если Настя действительно окажется у полукровки.

Пару раз он даже малодушно хотел развернуться и пойти обратно к себе. Но это никуда не годится! Ничего нет хуже неведения. Лучше узнать правду сейчас, даже если она атаману не понравится, чем гадать, подозревать, ревновать и сжирать себя заживо. А для этого, возможно, и повода нет…

«Ага, повода нет… И где же тогда, интересно, Настия?»

Эл замер – показалось, что услышал её голос. Прислушался.

Ну, точно! Тихий разговор. И доносится он из… того самого зала с камином, где они ужинали. Провалиться, они что, до сих пор там?

Эливерт бесшумно подкрался, опасаясь, что его уже заметили из-за сияния свечей – он по дороге прихватил канделябр, не хотелось заблудиться в темноте коридоров. Но собеседники так увлечённо болтали, что на его появление не обратили внимание.

Ворон застыл потрясённо – да уж, вот это картина!

Настя и Кайл сидели в креслах напротив друг друга, у давно прогоревшего камина. В руках – по кубку, а прямо на полу, у ног Кайла – бутыль вина. Неожиданно!

Эл сам не понял радоваться ему или огорчаться.

С одной стороны, его подозрения оказались небезосновательны – Рыжая действительно с Кайлом. С другой стороны, он боялся обнаружить её в постели с рыцарем, а нашёл с винишком у огня.

Да, они наедине, и уже довольно долго, и это плохо. Но пьяный разговор по душам не назовёшь изменой: такую мелочь атаман готов простить и забыть прямо сейчас.

Вот только Дэини он всё-таки отсюда уведёт. Потому что разговоры по душам могут быть опаснее постели – они могут сблизить так, что двое станут как одно, на то они и разговоры по душам. Не зря же Ворон себе места сегодня не находит, чует сердце беду неизбежную. Интересно, о чём они всю ночь щебетали?

Эл скользнул в приоткрытую дверь, уловив обрывки слов Кайла:

– Нет, это только сказки королевского двора. Я же говорил, молва любит преувеличивать. А я редко откровенничаю. О том, что я тебе сегодня рассказал, даже Даларду не всё известно. Знаешь, я…

Ах, откровенничает он! Душу изливает. Это плохо. Женщины так любят жалеть тех, кто им плачется, а там и… От жалости до любви – полшага, не больше.

– Вот это да! – громкий возглас Эла прервал душевную беседу. – По правде сказать, не ожидал застать вас здесь…

Настя и полукровка лишь изумлённо хлопали глазами. Он усмехнулся, подходя ближе, и добавил, водрузив подсвечник на камин:

– Полуночники, спать не пора? Скоро солнце встанет.

Эл оглядел ещё раз парочку, безмолвно застывшую у камина – не похоже, чтобы они тут миловались, но отчего же так смутились и напряглись, когда он появился.

Ворон решил продолжить свой язвительный допрос:

– Ничего себе! Ещё и пьют без меня! Не помешал, надеюсь? Может, вы тут о чём-то тайном ворковали в столь поздний час? Или ранний? Я как-то путаюсь…

Рыжая, словно очнулась, удивлённо оглянулась на окна:

– В самом деле, уже светает! А мы и не заметили…

В глазах её было что-то такое, странное, этот блеск… Она что плакала? Твою ж, да что тут происходит?!

Это непонимание злило и выливалось желчным ядом в каждом слове:

– Видно, ты слишком была увлечена рассказами милорда Кайла, солнце моё? Говорят, он – хороший рассказчик. Я тоже послушаю, если не прогоните, а то никак уснуть не могу…

Кайл пожал плечами и вздохнул:

– Да, собственно, уже всё рассказано. Засиделись мы, ты прав. Пора расходиться! А сам-то чего не спишь?

Ишь ты, как он в сторону уводит!

– Отоспался за эти дни на год вперёд, – буркнул атаман. – Да и плечо ноет. Вот и маюсь бессонницей, брожу один в ночи по замку, как неугомонное приведение. Почудилось, что голоса услышал, решил заглянуть. А тут вы…

– Кайл мне рассказывал о Севере… – поспешно вставила Настя и отвела глаза.

Лучше бы она этого не делала! Это прозвучало как оправдание. И этот странное виноватое выражение лица. Словно его страхи были не напрасны. Эливерт чувствовал, как его всё глубже затягивает в водоворот этой тёмной, сводящей с ума безысходности.

Тишина стала липкой, напряжённой, звенящей. Все молчали неловко, и Ворон нутром чувствовал, насколько он здесь, сейчас, лишний. Это было невыносимо больно.

– Стало быть, я всё-таки помешал… Ну, пойду тогда!

Эл уже развернулся, стремясь уйти скорее, пока не сорвался, пока ещё может...

Но в последний миг в душе поднялась волна возмущения, такая мощная и огромная, как на море в шторм.

Почему он должен уходить? Вернее, почему должен уходить ОН?! Это его женщина! И он не собирается уступать её какому-то выродку с Севера. Он заберёт её отсюда прямо сейчас. Они уйдут вместе.

Сейчас Ворон был готов на всё. Даже на ложь и притворство. В конце концов, это лучше, чем драка, ссора или кровопролитие.

Он помедлил, и нерешительно начал:

– Дэини, попросить хотел… Ладно, забудь! Обойдусь!

– Что такое? Тебе нехорошо опять? – подскочила Рыжая.

Ворону даже совестно стало, и он поспешил её успокоить:

– Нет, не пугайся! Просто повязка ослабла. Глянешь? Не хочется миледи Вилирэн среди ночи по пустякам беспокоить…

– Ах, разумеется! Ты же знаешь, я всегда помочь рада, – её нежные щеки пылали. – Тем более, мы, в самом деле, уже собирались расходиться...

Отчего же она так взволнована? Что тут произошло?

– Да, я успел утомить миледи Дэини своими сказками… И хотел уже предложить проводить её, – Кайл улыбнулся едва заметно, как ему было свойственно.

«Перебьёшься!» – мысленно огрызнулся Ворон, а вслух сказал с ответной улыбкой:

– Ну, теперь в этом нет необходимости. Я провожу тебя, Дэини, а там посмотришь, что с бинтами, да? Их надо чуток подтянуть. У меня даже свечи есть, дабы осветить нам путь. Милорд Кайл, надеюсь, не заплутает один?

– Я в этом замке могу ходить с закрытыми глазами, не извольте беспокоиться! – торопливо замотал головой полукровка, его взгляд надолго задержался на Насте. – Светлой ночи! Благодарю за этот вечер, миледи Дэини! И за то, что выслушала!

Настя покраснела ещё сильнее, замялась, словно не могла подобрать слова для ответа.

Проклятье, да что же это такое!

– Светлой ночи, Кайл! – наконец с трудом произнесла Рыжая. – Благодарю за рассказ и за откровенность. И я всегда готова выслушать, если это будет нужно… Идём, Эл!

Настя решительно двинулась на выход. Эливерт взял подсвечник и направился за ней, чувствуя затылком взгляд Северянина.

До самой комнаты Насти они шли молча. Напряжённая тишина. Ворона просто разрывало от желания спросить, о чём они беседовали целую ночь напролёт, отчего глаза у Рыжей на мокром месте. Но он так и не задал ни одного вопроса.

Дэини толкнула дверь, вошла первой, атаман следом. Небо за окном уже совсем посветлело. Ворон поставил свечи на прикроватный столик, быстрым движением забрал свой нож, пока его не успела заметить девчонка.

– Садись! Давай посмотрим, что там у тебя… – Рыжая ткнула пальчиком в низкий пуф у окна.

Эл послушно уселся, понимая, что игра потеряла уже всякий смысл, но, не зная, что делать теперь.

Он ведь этого и хотел. И вот он здесь, и она рядом, а он снова будто онемел. Эл не знал, как облечь в слова всё это, это безумие, которое пожирает его душу, как донести до неё, чтобы Настя поняла.

Дэини хотела зайти со спины и помочь ему с рубашкой, но Ворон поймал её руку, остановил.

– Не надо! С повязкой всё хорошо.

Он нежно сжал её запястье, удерживая прямо перед собой.

Рыжая смотрела сверху внимательно и долго. Он чувствовал этот взгляд, хоть сам не смел поднять лица.

– Так ты нарочно это сказал? Чтобы увести меня оттуда?

В её голосе не было злости, скорее она улыбалась едва уловимо. Это придало решимости. Ворон вскинул голову, бросил дерзко, глядя прямо в глаза:

– Нарочно! Не оттуда… От него!

Вот так. Может быть, это слабость или глупость, но она должна знать, что он ревнует как безумец. Он ждал, что она разозлится, обругает, но она молчала, лишь головой покачала, усмехнувшись.

Ворон чувствовал, как взволнованно стучит её сердечко, эхом пульсирует под его пальцами на тонком запястье. Не удержался – поцеловал её руку, сначала одну, потом вторую, нежно, едва коснувшись. Заглянул снова в изумрудные глаза.

– Сердишься на меня?

Затаив дыхания, ждал ответа: сейчас она скажет, что хотела остаться там, с Кайлом, а он просто лжец, сыгравший на её жалости. И будет права.

Но ведь это не так! Ему действительно нужна её помощь, вот только не с бинтами, всё гораздо хуже, и раны намного глубже.

– Нет! – просто ответила она.

И Ворон, едва не всхлипнув, качнулся вперёд, прижался лбом. Он отпустил её запястья, руки легли на бедра, поглаживая осторожно, чувствуя тепло её кожи сквозь тонкое платье. Он коснулся губами живота, целуя нежно, зная, что она и через ткань ощущает его дыхание, его прикосновения. От Ворона не укрылось, как она потянулась к нему, как сбилось дыхание, как всё тело напряглось, отзываясь на его ласки.

Дэини несмело коснулась его волос, тонкими пальчиками перебирая их, словно погладить хотела, приголубить. Неужели разгадала, что у него сейчас на сердце?

Она была так прекрасна, манила непреодолимо. Эл хотел её даже сейчас, хотел, несмотря на то, что его шатало после проклятой горячки, что голова кружилась не от страсти, а от слабости. Понимал, что любовник из него нынче никакой, вот только желание это всё равно не отменяло.

Но было и иное желание, никакого отношения не имевшее к постели. И это оно заставило искать её в ночи, пока не нашёл, это оно заставило прийти с ней сюда, увести от полукровки.

Она была ему нужна. Прямо сейчас. Сильнее, чем воздух, пища, вода.

Не постель, не тело её безупречное… Хотя, конечно, намекни она, что ей этого хочется, и он бы даже такой, полуживой, нашёл в себе силы снова её любить, жажду её утолить своей огненной нежностью.

Но не затем он пришёл. Нет. Не за постелью.

Он бы сейчас у её ног, на полу, как пёс, согласился спать, лишь бы не прогнала. Просто рядом.

Он смертельно устал. От всего устал. От дорог, от драк, от крови, от одиночества длиною в жизнь. Он смертельно устал, и понял это только здесь. Вкусив на несколько дней иной жизни, непохожей на его собственную, Эл вдруг отчётливо понял, что он не хочет больше жить так, как привык. И на Север он не хочет тоже.

Он просто хочет быть с ней. Любить. И ничего не бояться, не оглядываться, не ждать удара исподтишка. Жить тихой, мирной, семейной жизнью, скучной, обыденной, глупой и бесконечно счастливой. Он хочет невозможного.

И сейчас ему так нужна надежда на чудо, на то, что ещё не всё потеряно, на то, что даже невозможное возможно.

В этой солнечной девочке сегодня его спасение, его сила, его жизнь. Прогонит – и больше незачем будет бороться. Всё потеряет смысл.

Так, может, наконец, рассказать ей всё, рассказать прямо сейчас? Сколько ты будешь тянуть, Ворон?!

Рассказать, как она его вытащила с того света. И как ему надо, чтобы сейчас она снова сделала это. Потому что тоска и отчаяние затянули душу в смрадное гнилое болото, из которого не выбраться без помощи – он утонет, если она не протянет руку. Потому что ещё никогда, за всю его страшную жизнь, одиночество не было таким невыносимым, не затягивалось на шее тугой петлей. Потому что если сейчас она его не обнимет, не согреет светом сердца своего, он застынет ледяной глыбой навеки, разучившись дышать, потерявшись навсегда во мраке безнадёжности.

«Просто скажи, что я тебе нужен, просто скажи! – умолял он мысленно, но в ответ лишь тишина. – Скажи сейчас – завтра будет поздно! Три слова: ты нужен мне. И ты меня снова спасешь. Не убивай безразличием! Не убивай…»

Он ждал, но она молчала. Таяла последняя надежда.

Она молчала. Сердце, сбиваясь с ритма, вопило: «Позови!».

Она молчала.

Он сдался. Прижался к ней щекой, шепнул чуть слышно:

– Можно… я останусь?

Не выдержал. Сам спросил. Попросил.

Попросил? Да это была мольба, последняя просьба обреченного, за которой лишь край.

Настина рука, ласкавшая его волосы, замерла на миг, потом снова погладила мягко. Она молчала. Он ждал.

– Нет, уходи, Эл! – наконец выдохнула Настя. – Ступай-ка лучше спать!

Вот и всё. Конец.

Уходи.

Не спасла.

Свет погас. Могильная тьма отчаяния накрыла с головой. Сердце вздрогнуло и умолкло. Он больше не слышал его ударов. Посмотрел снизу вверх. Поднялся…

– Светлой ночи, Дэини! – Эл коснулся губами её виска, запоминая родной до боли запах кожи.

– Светлой ночи! – она опустила в пол изумрудные глаза.

У самого порога Ворон обернулся на напряжённо застывшую рыжую девчонку, похожую на прекрасную каменную статую.

Интересно, а она поняла, что сейчас сделала? Поняла, что он стоял на краю, и она только что столкнула его в пропасть, в беспросветную, как смерть, Бездну.