Глава 1-1. Рейс

Я забыл, как ты выглядишь. Я выбросил из головы вчерашний бред. Ты умерла, дорогая. У меня ничего нет, кроме тупой ослиной решимости покончить с собой: с собой старым, глупым и доверчивым, ведомым, а не ведущим. У меня заложены уши и завязаны глаза, выключен телефон и опечатана квартира. Я продаю её, я шлю всё к чёрту. Я улетаю и проклинаю город, плывущий за стеклом иллюминатора, мерцающий холодными огнями, безразличный и грязный. Я не тоскую, я зарезан и подвешен, как охотничья добыча над костром. Я горю... и поглощён ощущением нестерпимого жара и запахом своей обугленной кожи. Лучше пожар, чем ублюдочные слёзы. Лучше твоя смерть, чем моя скорбь. Я желаю попасть в ад, в котором тебя не будет, отдельный круг и отдельная мука. Я не желаю иметь ничего общего с тобой; воздух, которым ты дышишь, заражен гнилью и зловонием, и я сжигаю себя дотла, ведь ты прикасалась ко мне нечистыми руками, я ненавижу свою плоть и жажду очищения...

- Мистер Ван Дер Грует, вам что-нибудь принести? Стакан воды? - участливая стюардесса протягивала мне маленькую подушку и плед. Молоденькая совсем, симпатичная американка... исковеркала мою фамилию.

- Ван Дер Грот, - поправил я устало и выдавил средней паршивости улыбку. Потом заметил себя, мелькнувшего в чёрном стекле иллюминатора: мелко дрожащего, зелёного от едва сдерживаемой тошноты... Пожилой сосед в кресле слева смотрел неприязненно и даже брезгливо – на всё то же, предательски искажённое. Очевидно, что это он нажал на кнопку вызова персонала. - Спасибо, ничего не нужно. Я в порядке. Правда.

Быстрей бы приземлиться. Трансатлантический рейс не оставлял иного выбора, кроме как тихо унывать в положении сидя, зевать, наблюдая бессмысленные картинки, бегающие по широкой плазменной панели, спать и видеть скучные сны и просыпаться от них ещё более зелёным и уставшим. Быстрей бы... упасть в ненасытную глотку нового огромного города, где меня никто не встретит, но я самостоятельно найду себе и цель, и средство для выживания. Солнечный Лос-Анджелес, который переварит меня или выплюнет наполовину прожеванного. Мои желудочные рефлексии закончатся рвотой, я доиграюсь.

Посеял где-то багажную квитанцию, пришлось воспользоваться обольстительной улыбкой, чтоб не остаться без вещей. Таможенники с подозрением листали мой нидерландский паспорт, спрашивали, зачем пожаловал бездельником на целых три месяца, но все же пропустили.

Зачем я здесь? Чтобы не вспоминать. Чтоб не оставить ни единого шанса поймать меня и сжать за горло. Чтоб не принимать таблетки и не терпеть продажную жалость врача. Чтобы только небо во флуоресценте было моим хирургом, зашивающим рот и ампутирующим мышечный мешок, медленно пульсирующий в груди.

- Не надоели ещё поэтические стоны и сопли? Вялые, как жопа сорокалетней девственницы.

Я прикорнул в аэрокафе, слишком ленивый, чтобы набирать такси и ехать в отель. Клевал носом над чашкой супа, целиком погрузившись в свои невесёлые мысли. И человек, подсевший за мой столик с язвительными замечаниями, не смог прервать длительную медитацию, она началась ещё в Амстердаме.

- Таксист? Не заказывал. Иду в город пешком.

- Не угадал, - в мою шею сзади вошло что-то холодное и острое. Игла? Странно... Надеюсь, я опять не угадал.