Глава 3

Этой ночью она спала без сновидений - или, во всяком случае, их не запомнила. Наутро Этель встала в обычное время, чтобы не пропустить завтрак; однако сказала Хью, что хотела бы провести день в покое.

- К тому же, - с улыбкой прибавила девушка, - если верить твоим словам, у нас еще предостаточно времени на шумные развлечения на этом корабле.

Хью не стал спорить.

- Конечно, Этель, отдыхай. Пора нам сбавить обороты.

Этель с неким ревнивым чувством подумала, что брат без труда найдет себе тут развлечения и дела и без нее; и, уж конечно, в курительных салонах "Титаника" подберется мужское общество на любой вкус.

Когда они вышли из столовой, Этель сразу попрощалась с братом. Она сказала, что, возможно, пойдет в читальню или погуляет по палубе.

Хью одарил ее жизнерадостной улыбкой.

- Я спущусь перед обедом.

Он тут же скрылся. Этель направилась на палубу: некоторое время она прогуливалась, наслаждаясь солнцем и свежим морским ветерком. Потом присела в шезлонг, провожая глазами разряженные пары и группы пассажиров: до нее доносились звуки оживленных разговоров и кокетливый смех дам. Внезапно Этель стало одиноко, она поднялась и ушла.

Этель пошла в читальню, где на днях ее брат сочинял свою заметку о жрице Амона. Как только девушка села за стол, к ней подлетел услужливый стюард.

- Что вам принести, мисс? Желаете почитать что-нибудь конкретное?

Этель пожала плечами. Ей было все равно... только хотелось выбрать для чтения что-нибудь как можно более далекое от египетской тематики. Впрочем, вряд ли в корабельной библиотеке - даже на "Титанике" - найдутся книги вроде "Клеопатры".

- На ваш выбор. Какое-нибудь дамское чтение, - сказала она стюарду.

Тот задумался на миг, а потом улыбнулся.

- Кажется, я знаю, что вам понравится, мисс.

И он принес ей роман известной современной американской писательницы Эдит Уортон - "Обитель радости", повествовавший о грустной судьбе светской барышни, метавшейся между замужеством и свободной бедностью: она так и упустила свою любовь, не найдя в себе сил "выйти за деньги". А другого выбора у молодой женщины в те годы - совсем недавно! - не было.

Против ожидания, книга увлекла Этель, и она просидела в читальне полтора часа. Потом Этель зашла в напоминавшее открытую террасу кафе "Паризьен", где выпила чашечку кофе: какие-то щеголеватые молодые люди с интересом поглядывали на ее столик, но Этель не сделала ни единого поощрительного знака, и они не осмелились приблизиться.

Почувствовав, что такое одиночество ставит ее в пикантное положение, Этель решила вернуться к себе. Может быть, разобрать вещи или черкнуть пару строк в дневник, - Этель вела дневник, но не систематически, а лишь время от времени, когда у нее появлялись мысли, достойные записи. Внезапно ей захотелось отправить радиограмму отцу, в Хэмпшир, - и это пора было сделать, но приходилось подождать возвращения Хью: текст послания следовало продумать вместе.

Спустившись на палубу F на лифте, Этель вошла в каюту и некоторое время бесцельно слонялась по пустой комнате, не зная, за что приняться. Присев на стул, Этель впервые за эти часы вспомнила о мумии... и удивилась, что так долго о ней не думала. Неужели отпустило, и все дело в нервах, как сказал Хью?..

Тут раздался щелчок открываемой двери, и Этель вздрогнула, распрямившись как пружина. Но это оказалась всего лишь горничная - та самая знакомая рыжая девушка-ирландка. Она с улыбкой поздоровалась и положила на кровать стопку белья: ее собственный лифчик, панталоны, черные чулки и сорочку!

- Ваше белье, мисс. Постельное я уже сменила.

Все эти вещи были не только выстираны в огромной судовой прачечной, но и проглажены под прессом. Этель от души поблагодарила девушку; она дала ей десять шиллингов на чай. А потом, поддавшись порыву, спросила горничную, как ее зовут.

- Кэйтлин, мисс, - Кэйтлин О'Брайен. Вы очень добры.

- Расскажите мне, как вы сюда устроились, - попросила Этель. - Нравится ли вам работа на "Титанике"?

Девушка медлила с ответом; она сделала шаг к двери.

- Ничего страшного, - остановила ее Этель, поняв эти колебания. - Пусть думают, что вы меня причесываете или одеваете!

Она рассмеялась, ощутив внезапную уверенность в своем праве.

- Вам ведь платят за возню с капризными дамами, не правда ли? Сядьте и передохните.

Горничная Кэйтлин успокоилась и улыбнулась, польщенная таким вниманием. Она села напротив Этель, которая почувствовала неподдельный интерес к этому существу из другого мира. Вначале ирландка явно ощущала себя не в своей тарелке, но потом сама увлеклась и разговорилась.

Выяснилось, что она еще моложе, чем подумала Этель, - ей было всего восемнадцать. Она год работала прислугой, но не поладила с хозяевами, а на "Титаник" Кэйтлин устроил брат Патрик, который служил здесь же на судне матросом. У нее остались еще одна замужняя сестра в Белфасте и брат, который работал на верфи "Харленд энд Волфф", где и было построено величайшее судно в мире.

- Все говорят, будто "Титаник" британское судно. Но строили его руки ирландцев! - произнесла Кэйтлин с внезапной гордостью.

Этель улыбнулась.

- Вам тут нравится?

- Это большая честь, служить на "Титанике", - подтвердила девушка. Она тоже улыбнулась. - И некоторые леди и джентльмены очень щедры... совсем как вы, мисс.

Кэйтлин прибавила, что надеется впоследствии устроиться горничной в хороший дом. - Не хочу больше плавать по морям. Нам, женщинам, лучше работается на твердой земле, - доверительно сказала она. А ее брат Патрик мечтал однажды поступить в мореходное училище и получить звание офицера.

- Желаю, чтобы ваши мечты сбылись. Вы этого заслуживаете, - искренне сказала Этель.

Ирландка была очень тронута.

- Бог воздает каждому по трудам его, правда, мисс?..

- Этель. Называйте меня мисс Этель. И... не буду вас больше задерживать.

Кэйтлин встала и, расправив темное форменное платье, ушла, разрумянившись еще больше и сияя улыбкой. Этель сама не знала, почему повела себя так: просто захотелось сказать что-нибудь хорошее этой славной девушке. И ее страшило одиночество... чем дальше, тем сильнее.

Куда же запропастился Хью!

Этель снова подумала о мумии... и вдруг застонала, схватившись за виски: образ Амен-Оту овладел ею сразу, яркий, как боль. И на сей раз Этель увидела не спеленутый труп - а молодую женщину, полную жизни.

Жрица эпохи Эхнатона стояла на балконе египетского дворца или особняка, и ветер пустыни шевелил ее тончайшее платье из белого льна; на ней был синий сложный парик из множества косичек и широкое бисерное ожерелье. Амен-Оту действительно была красива, меднозагорелая, как все египтяне, и с огромными миндалевидными черными глазами. Вот наконец она встретилась взглядом с Этель, и накрашенные губы ее раздвинулись в улыбке. А в глазах читалась непреклонная воля. Наверняка эта женщина владела искусством гипноза...

Амен-Оту что-то прошептала на древнеегипетском языке, но на сей раз Этель ее не поняла. Возможно, только во сне они могли общаться так тесно, что не нуждались в словах...

Этель отпрянула и вынырнула из этого видения, как из воды: она задышала открытым ртом, схватившись за грудь. Такого с ней еще не бывало!

- Что бы ты сказал сейчас, Хью, - прошептала Этель. - Что я окончательно рехнулась!

Но видение было слишком ярким, слишком реальным, - никакому воображению такого не создать. Теперь мисс Бертрам почти поверила, что тут действуют потусторонние силы.

Томас Бертрам, как подавляющее большинство медиков, был убежденным материалистом, хотя и верил в Бога-Творца. Формально их семья принадлежала к англиканской церкви, однако доктор Бертрам весьма сомневался в возможности загробной жизни; и, тем паче, никогда не допускал существования духов, бродящих по земле. Хью, пожалуй, имел более гибкие взгляды... но вот только ее брат в силу своего мальчишества - и своей профессии - считал хорошим тоном высмеивать все на свете.

Нет, Хью это не касается, вдруг поняла Этель. По крайней мере, пока!

Неожиданно у нее возникло ясное ощущение, что образ жрицы несет не только угрозу. Амен-Оту что-то пыталась ей сообщить, о чем-то предупредить! В тот час, когда Этель впервые увидела усопшую египтянку и посочувствовала ей, она стала ее... сообщницей, что бы это ни значило.

Этель вскочила, охваченная внезапной жаждой действовать. Она почти выбежала из каюты и, стуча каблуками, поспешила к лестнице, не в силах дожидаться лифта; и лишь когда она очутилась на палубе первого класса, Этель поняла, чего хочет. Она перевела дух и уже спокойно, чинно, придерживая юбку, поднялась на шлюпочную палубу.

Этель направлялась туда, где стоял ящик с мумией. И, еще не дойдя до капитанского мостика, она поняла, что экспоната там больше нет.

Ощущая, как сердце колотится о ребра, Этель подошла к одному из матросов.

- Вы не знаете, где мумия, которая тут прежде находилась? Могу я на нее взглянуть?

- Сожалею, леди, - ответил матрос с ленцой. - Мумию убрали в свободную офицерскую каюту, чтоб ее никто не трогал, и туда входить никому нельзя.

Этель сжала руки в кулаки.

- Совсем никому? А если я попрошу?

- Попробуйте, леди, но это вряд ли.

Этель все же попытала судьбу. Она сама не понимала, отчего так расхрабрилась! Девушка отыскала первого помощника Уильяма Мэрдока и спросила, нельзя ли ей войти в каюту, где экспонат, - с сопровождающим, разумеется, - и взглянуть на мумию хотя бы разок. Это для нее очень важно!

Офицер отказал ей, причем довольно резко: он явно не собирался потворствовать праздному любопытству дам-пассажирок.

Этель молча спустилась на прогулочную палубу и села. Наконец-то она поняла, чего опасалась и в чем хотела убедиться: что мумия на самом деле в офицерской каюте, что она не исчезла, не ожила и не заворожила каким-то образом экипаж "Титаника"! Но если бы у Амен-Оту были такие способности, они бы давно проявились... или тут требовались какие-то исключительные обстоятельства?..

- Вот ты где! А я уже испугался, не свалилась ли ты за борт?

Этель едва не вскрикнула: перед ней стоял Хью.

- Или тебя похитила наша мумия? - улыбаясь, продолжил брат: но в его карих глазах Этель прочла неподдельное беспокойство. Он тоже почуял, что с этой египтянкой что-то не то.

- Почти угадал, - Этель вздохнула и встала. - Я ходила посмотреть на мумию, но ее, оказывается, уже убрали подальше от публики.

- И правильно сделали, - Хью кивнул и взял сестру под руку. - Идем в столовую, там все уже давно обедают.

Этель широко раскрыла глаза.

- Так, получается, я и сигнала к обеду не слышала?..

- Угу. И палуба почти пустая. Вот что значит замечтаться, - подтвердил брат.

По дороге в столовую Этель сказала, что хотела бы отправить весточку папе по беспроволочному телеграфу. - Давай сочиним вместе, - предложила она.

- Боюсь, сегодня не выйдет, - сказал Хью. С него вдруг слетела вся напускная веселость. - К Филлипсу - это радист - не протолкнуться: он работает как проклятый. Богатенькие господа развлекаются, наперебой шлют приветы родственникам.

- И что в этом плохого? - недоуменно спросила Этель.

Брат вдруг оставил ее руку; он взял ее за плечи и повернул к себе.

- Ты знаешь, что согласно новейшим правилам навигации все суда должны предупреждать друг друга по радиотелеграфу о близкой опасности? Я случайно услышал, как офицеры говорили, будто этой весной ледяные поля и айсберги встречаются гораздо южнее обычного. Боюсь, если "Титаник" кто-нибудь предупредит об айсберге, Филлипс просто не заметит этого сообщения в потоке праздной болтовни, - Хью усмехнулся.

У Этель похолодело в животе.

- Ну что ты, - она попыталась улыбнуться. - Уж послание особой важности радист не пропустит! И потом, здесь опытнейшая команда, я уверена, они справятся с любой ситуацией.

Хью промолчал. Они пошли на обед, где подали пять перемен блюд, не считая десерта; однако аппетит у Этель почти пропал, и Хью тоже был не в духе. Потом брат и сестра отправились в читальню, где Хью взял какой-то фантастический роман, а Этель дочитала книгу Эдит Уортон. Концовка оказалась еще трагичнее, чем она ожидала: отчаявшаяся главная героиня отравилась.

Ближе к вечеру они все-таки пошли вдвоем в информационное бюро, и Хью передал в радиорубку их общее послание для отца. Толпа миллионеров, осаждавших единственного радиста, наконец схлынула, и у Бертрамов полегчало на душе.

Время после ужина и до сна Этель провела в своей каюте, переодевшись в удобный шелковый пеньюар, - она писала в дневник и размышляла. Навязчивые мысли больше ее не посещали, и это тоже не могло не радовать.

- Как бы то ни было, сейчас от меня ничего не зависит, - прошептала она, закрывая тетрадь.

Она подумала о Гарри... Гарри, которого отец недолюбливал не только за то, что он американец, но и за то, что он предприниматель. Их покойная мать и его любимая жена была американкой, Гарри Кэмп приходился ей дальним родственником, - но доктор Бертрам говаривал: "Леди среди этой нации встречаются гораздо чаще, чем джентльмены". Однако Этель ценила в своем женихе не только практичность, но и способность к пониманию: он был старше ее на шесть лет, как раз достаточно, чтобы между ними не возникало больших трений. Правда, неизвестно, как их отношения сложатся в дальнейшем... но сейчас она ощутила, что скучает по Гарри.

Этель умылась, разделась и легла в постель: она думала о своем друге, глядя на огонек ночника, пока не заснула.