1. POV Анри

**Анри

Выхожу из съёмной квартиры на окраине Гарлема[1], где я развлекался с очередной девицей, и стою разглядывая расписанные перлами народной мудрости стены: «Не прислоняйся, мы не знакомы», «Она хотела шубу и отдых на Канарах, а я послал её на ЙУХ: там теплее».

Умно. Последнее надо запомнить.

Скучающе жду, когда подъедет Трей и заберёт меня из этого убогого района. Внезапно взглядом зацепляюсь за мулата в мешковатых рэперских штанах, одетых явно, чтобы скрыть под ними другие, с полными карманами наркоты и «колёс». Футболка-сетка позволяет беспрепятственно любоваться фигурой подростка, чем я занимаюсь, дабы скрасить ожидание.

Парень красив. Очень. Ему бы с такой осанкой и мордашкой на подиуме или в кино блистать, а он прозябает толкачом дури. Хотя… с таким-то телом, может, не только дури? Услугами шлюх я не пользуюсь, но ради него, пожалуй, сделал бы исключение.

Гладкая кожа цвета молочного шоколада, рельефные, не перекачанные мышцы, кубики пресса, по которым так и хочется пройтись языком. Допускаю, что парень занимается каким-то спортом: американским футболом или боксом.

Внимательнее вглядываюсь в лицо торговца. Н-даа… Наверное, многие при встрече с ним пересматривают своё скептическое отношение к возвышенной любви с первого взгляда. А вот меня, как более циничную личность, интересует приземлённый и более реальный секс с несовершеннолетним.

Высокие скулы, аккуратный нос, красиво очерченные губы. Не толстые, как у большинства чернокожих, совсем нет. Они были чуть припухшими и сладкими даже на вид. Их хотелось ласкать, кусать и облизывать. Смаковать словно конфеты, зная, что с каждым поцелуем лакомство будет приносить все больше и больше радости. Глаза… Стой! Отвернулся. Чёрт. Ладно, потерплю. Тем более, что задний фасад очень даже хорош: широкая спина, тонкая талия, узкие бёдра. На пояснице что-то темнеет. Татуировка? Жаль, деталей не разобрать: она наполовину скрыта широким поясом.

За время своего изучения успеваю возненавидеть громко именуемую «штанами» хламиду. Она совсем не обтягивает его задницу и ноги, скрадывая линии. Прислонившись к фонарному столбу не далее чем в десяти ярдах от мулатистого продавца, наблюдаю привычную для этого места картину. Благо на мне затемнённые очки, и объект не замечает, как пристально я за ним слежу. Он видит лишь заросшего щетиной белого мужика, который не будет помехой тёмным делишкам.

К рэперу подваливает худой, бледный ушлёпок, то бишь клиент. Они пожимают друг другу руки, и, в обмен на мятые купюры, крошечный пакетик перекочёвывает к покупателю.

Застукай я кого-то за подобным занятием на моей территории — убил бы на месте. Хочется сказать: обоих, но вряд ли, уж больно понравилась «шоколадка».

Ненавижу наркоманское быдло. Одни готовы продать мать за дозу, другие травят детей ради бабок. В какую выгребную яму скатился наш долбанный мир? Блаженно улыбнувшись, торчок сваливает. Как только он скрывается за углом, заинтриговавший меня мулат сползает вдоль разрисованной граффити стены на затоптанный, заплёванный жвачками асфальт и прячет лицо в ладонях, зашторившись поверх множеством косичек-змеек. Мне всегда было любопытно: не болит ли от такой причёски голова?

Порываюсь подойти, и останавливаюсь. Едва ли парень хочет быть застигнутым при проявлении слабости. А может, ему тоже надо ширнуться? От этой догадки меня коробит. Он не похож на нарика, возможно, просто накатила усталость, а я дёргаюсь. Заговорю с ним и буду грубо послан в невиданные дали, а что будет именно так, ясно, исходя из его профессии. Да и вообще — это же Гарлем, чего ещё ждать от местной шпаны?

Посидев некоторое время, он отнимает руки, и я зависаю как «виндовска».

Миндалевидные тёмно-карие глаза обрамляют мокрые слипшиеся стрелки ресниц. Боль, грусть и обречённость скатываются хрустальными каплями по щекам. Парень смаргивает влагу и я, проводив взглядом одну слезу, замечаю на его скуле синяк.

Внутри вскипает злость. Кто посмел испортить совершенство? За что?

Глядя прямо перед собой и абсолютно не обращая на меня внимания, подросток, отряхиваясь, поднимается. Слабость забыта — стойкий оловянный солдатик снова в строю уличных наркоторговцев.

Возле меня притормаживает джип, яркой для города камуфляжной расцветки, и Трейвис услужливо распахивает дверь.

— А где твоя тачка? — спрашивает помощник и лучший друг по совместительству, как только я оказываюсь в салоне.

— За ночь разобрали на запчасти. Пришлёшь Рикса, пусть заберёт то, что осталось.

— Ты невероятен, Анри! «Ночь любви» тебе обошлась в сто тридцать штук. Прими мои поздравления.

Я смеюсь:

— Было бы смешно, если б не было так грустно.

— Девочка хоть того стоила?

— Я столько вчера выжрал, что ни «ху», ни «я» не помню, а она свалила до моего пробуждения.

— Так ты из-за этого такой задумчиво-подавленный?

— Правду говорят, что мулаты самые красивые люди на земле, — невпопад выдаю я.

— Чего? — глаза Трейвиса Кетчера становятся размером с серебряный доллар.

— Да так, мысли вслух. Видел парня, стоящего недалеко от меня? — вопрос риторический, я знаю, что Трей замечает всё и всех. — До вечера нарой о нём инфу.

— Да чё рыть? Кеджа здесь каждая собака знает, — отзывается друг.

— Кедж, это имя или прозвище?

— Вроде кличка, хотя хрен разберёшь. У нигеров всё не как у людей.

— Он полукровка.

— Не понял…

— В нём течёт кровь белых. Минимум два поколения смешанных браков, а то и больше.

Собеседник отрывается от дороги и переводит на меня удивлённый взгляд.

— Генетик, ёпт. Не говори мне, что ты запал на того беспородного и хочешь пополнить свою псарню.

— Ты же знаешь, что Ральфа и Аарона я отпустил на все четыре стороны, так что скорее обновить.

— Вот только они не рады этой свободе. Младший любовничек до сих пор в больнице антидепрессантами питается после попытки убиться. Знаешь, я всегда восхищался твоею способностью влюблять в себя после единственной проведённой вместе ночи. Что уж говорить о тех, кто встречался с тобой больше полугода.

Я играю бровями:

— Хочешь, могу наглядно показать, что они во мне находят?

Трей рассмеялся:

— В тридцать пять поздно менять ориентацию.

— Не скажи. Мне кажется, у тебя для этого есть все задатки, раз беспокоишься о моих бывших. Я вот уже забыл их и нашёл новый охотничий объект.

— В том-то и дело. Твой энтузиазм сойдёт на нет, как только пацан под тебя ляжет, а он по молодости может глупостей натворить, как Аарон.

— Ооо, какие мы жалостливые. Может, у меня любовь случилась, а ты моё расцветшее чувство в грязь втоптал?

Трейвис фыркает:

— Насмотрелся я на твои «любови». Через день новые физии, а ты даже их имён не запоминаешь.

Машу рукой.

— Проехали. Расскажи лучше о Кедже. Семья у него есть?

— Отец — Джером Теринс, мелкий вор и продавец наркоты, переехал в Гарлем, спасаясь из загнивающего Детройта, лет пять назад. Не сидел ни разу, хотя и есть за что. Поговаривают, жену забил до смерти, однако его оправдали из-за недостатка улик. Сын долгое время жил у родственников, Джером вернул его через суды и теперь заставляет торговать вместо себя.

— Сам чем занимается, если на ребёнка дела спихнул?

— По мелочи: бои, ставки, карты.

— Карты, говоришь? Это хорошо.

Плачущий парень в мгновение ока стал навязчивой идеей. Я ощущал себя криптозоологом[2], открывшим новый вид животного, и мне захотелось его приручить. Держать в руках поводок, крепящийся к ошейнику смуглой зверушки. Я надеялся, что, благодаря его папаше, добьюсь своего очень скоро, поскольку в голове уже стала выстраиваться цепочка дальнейших действий.

— Трей, организуй мне со старшим Теринсом встречу за покерным столом в «Лунном тумане», — распоряжаюсь я.

Меня, как хозяина подпольного казино, знали лишь в определённых кругах. Для обычных же обывателей я был Анри Ларсоном — директором ресторанчика «Лунный дождь», в подвальном помещении которого и находилось небольшое игорное заведение с тремя рулетками и столами под зелёным сукном для кубиков и карт, куда можно было попасть лишь по приглашению, предъявив спецвизитку, с меняющимся каждый месяц кодом. Под моим крылом, а иногда через меня как посредника, проворачивались сделки, начиная от незаконных оборуток с вывозом сигарет за границу, заканчивая передачей шифров для запуска межконтинентальных ракет. Естественно, за предоставление безопасного, нейтрального места встречи без камер и свидетелей (клиентам нравилось так думать, но кое-что я записывал чисто для собственной безопасности), а также за другие скромные услуги мне капали на банковский счёт нехилые проценты. К тому же в прошлом году я выступил переговорщиком при перемирии группировок латиносов и итальянцев, так что друзья теперь имелись с обеих сторон. Этим поступком я сделал себе отличную рекламу и заслужил репутацию «полезного человека», умеющего договориться с кем угодно и о чём угодно. Меня многие зауважали, увы, так как нравиться всем невозможно, то врагов у меня также было предостаточно.

* * *

Первая игра состоялась через четыре дня после разговора с Трейвисом, и, естественно, я дал наркодилеру выиграть, немного, ради приманки отдал пару кусков.

После встречи стало ясно, от кого парень унаследовал телосложение. Его папаша был под два метра ростом и стопроцентно баловался стероидами. Мужчина был мулатом, но Кедж, все же, был посветлее отца. Видимо, как у одного, так и у другого кто-то из родителей был чистым европейцем.

Джером играл неплохо и мастерски блефовал, но до аса ему было далеко. Мы встречались несколько раз в неделю на протяжении месяца, пока я не решил, что мой час пробил и, подняв ставки, вернул все деньги обратно.

Я думал, темнокожие не могут бледнеть, но мой противник опроверг эту теорию, посерев, когда я заграбастал банк в пятнадцать тысяч и оставил его в должниках еще на тридцать пять.

— Следующий раунд в пятницу, если не отыграешься, поставлю на счетчик. А не придёшь — из-под земли достану и туда же зарою, — обманчиво мягко предупредил я, пожимая на прощание вспотевшую руку.

_________________________________________________

Гарлем[1] — район Нью-Йорка. В наши дни является заповедником преступности и наркомании.

Криптозооло́гия[2] — понятие, использующееся для определения целенаправленного поиска животных, которые в биологии считаются легендарными или несуществующими (например, динозавры, чупакабра или снежный человек)