1. … Москва, лето 1886 года…

… часть первая …

… Москва, лето 1886 года…

Средние городские ряды Москвы были полны людей. Суконный ряд и без того был переполнен, а тут ещё и Можжевельников открыл новую пивную “Целебная” прямо на при конце торгового ряда. Волею судьбы, а может и по соображению коммерческому самого хозяина, заведение имело, на редкость, необычайную популярность среди людей зажиточных. Не пристало среднему чиновнику или же какому благородному барину, а уж тем более дворянину, отдыхать в пивной, да ещё к тому же стоя за высоким столом или же расставлять стаканы да кружки на высоченных деревянных бочках. Подобная атмосфера присуща как раз таки пивным для раскрепощённых.

- Не раскрепощённых, а раскрепостившихся! А-ха-ха!- бодро поправлял своего сослуживца некий, уже хмельной, офицер. Его же собеседник, тоже служивый, но чином ниже, усмехаясь, периодически наклонялся в сторону старшего и о чём-то весело шутил, пока коллега жадно разгрызал жирную подсушенную рыбу. Слов его было не разобрать ни старшему по званию, ни иным посетителям сией небольшой пивной, но оно и не нужно было – и так всё было понятно. Вероятно, что в этой строке вы ожидаете увидеть нечто из продолжения, однако она написана для тех, кто не читает в книгах обращение “от автора” – не будьте лентяем и возвратитесь к данной графе, если же с указаниями самого писателя вы уже знакомы, то с гордостью можете переходить к следующему абзацу.

За соседним столом, коим служила высокая деревянная бочка, расположился Кнафт Григорий Данилыч, юный отрок, с чистым молодым лицом, двадцати шести лет отроду, отцом которому приходился потомственный переводчик прусских и немецких наречий. Стоя идеально ровно, Гриша опирался одной рукой на шотландскую прогулочную трость, другой же удерживал кружку свежего пива. Спокойно поглядывая то по сторонам, то на улицу сквозь открытые двери, юноша, с каждым глотком, становился всё внимательнее и внимательнее к мелочам. Периодически к “Целебной” приближались разные люди, однако большинство из них, увидав цену ещё снаружи пивной, войти не решалось.

- Ха-ха!- вновь довольничал нынешним положением старший офицер,- Ай да хозяин! Всего на 5 копеек поднял цену, а как очистил помещение от сброда – ни одной сволочи рядом нету! Ух!- офицер мгновенно прикрыл свой рот, сознав, что ругнулся. Он быстро оглядел всех присутствующих в пивной и, глядя на молодого Григория, извинился, - Пардон-с!

Григорий Данилыч молча улыбнулся. Толстый, со свиным лицом, хозяин пивной Можжевельников мгновенно подскочил к аудитории:

- Господа, поймите,- обращался он к молодому господину,- на мой взгляд, офицеры никого не хотели обидеть!

Григорий, улыбаясь, демонстративно посмотрел в обе стороны:

- Господа? Мне кажется, что я, помимо служивых чинов, здесь один.

Хозяин пивной и военные мгновенно смекнули, что ситуация разрешима и подошли к бочке Григория ближе.

- Право слово, сударь,- вновь извинялся старший офицер,- я не имел ввиду ничего …

- Не стоит извиняться!- спокойно перебил Григорий,- Вы правы – заведение действительно трогательное,- он подбирал слова с особой сдержанностью,- и про пять копеек вы верно подметили … здесь действительно … чище.

Офицеры заулыбались. Тот, что ростом выше, но ниже чином, продолжил беседу:

- Позвольте узнать, сударь, раз уж мы при таких обстоятельствах знакомимся … каков предмет вашей деятельности?

Немного подумав, Григорий Данилыч ответил:

- Я, господа, год, как приступил к службе в качестве помощника по делам языков иностранных. Уроженец немецкой слободы Москвы, коллежский секретарь Кнафт Григорий Данилыч,- спокойно подытожил юноша.

- О!- восторженно восклицал старший по званию,- Значит вы дворянин!

- Точно так.

- Ну, вот видите,- вновь продолжал высокий,- мы и ваша персона, извольте, думаю, согласна, что сих господ чаще, да и вообще, проще встретить в неком ресторане или же застольной, но никак не пивной. Кстати, пардон-с, штабс-ротмистр кавалерии Хмельнов.

Второй офицер приблизился к Григорию ближе и помимо поклона, как сделал его друг, протянул руку:

- Императорской гвардии штабс-капитан Быстров.

- Приятно с вами познакомиться,- Гриша учтиво пожал офицеру руку,- однако, вернёмся же к предмету нашей беседы. Скажу кратко: выражаю согласие,- он повернулся в сторону хозяина “Целебной”,- а ведь господа правы, ваше благородие – заведение и вправду собирает людей интересных.

Хозяин зароптал:

- Что вы, сударь, какое же я “ваше благородие”,- толстый, в огромной рубахе мужчина снял с себя свою летнюю кепи и встал ровно,- купец третьей гильдии Можжевельников, и никак более.

Быстров медленно оглядел всех присутствующих:

- Хм, но капитал есть!- улыбнулся офицер.

- Точно так-с, выше высокоблагородие,- Можжевельников словно отчитывался перед проверяющими,- капитал-с, извольте, получил при пошиве военной формы для Императорской Армии государя Александра Второго в русско-турецкую войну. Нынче же, позвольте, виночерпных дел мастер.

Быстров ещё больше расплылся в довольной улыбке:

- Ай да голова Можжевельников! Сперва форму для армии, а теперь пиво для знатных!- офицер слегка, по-дружески, прихватил Хмельнова и Кнафта за рукава,- Ой, не удивлюсь, коль в один день ходатайствовать о дворянстве будет! Ай да голова Можжевельников!

Быстров и Хмельнов вынули из карманов по целому рублю и подложили их под пустые кружки:

- До свидания, хозяин! Разрешите откланяться, Григорий Данилыч – служба ждёт.

Молодой человек молча улыбнулся и проводил гостей взглядом. Гриша позволил себе немного расслабиться и перестал держать спину ровно. Он слегка согнулся и упёрся в деревянную крышку бочки локтями. Его расслабленный, слегка хмельной взгляд одновременно был направлен то на пустые кружки, то в никуда. Ещё бы немного и, кажется, молодой секретарь вот-вот уснёт, однако … внезапно кружки офицеров, под каждой из которых лежал бумажный рубль, начали медленно желтеть. Жёлтый цвет стекла достаточно быстро стал сменяться оранжевым, затем тёмно-оранжевым. В какой-то момент Гриша ещё не понимал, что происходит, но всё же, он достаточно быстро, можно сказать, по-мужски мгновенно, распознал типичную ситуацию:

- Хозяин! Хозяин, кружки раскаляются!- закричал Кнафт.

Опытный Можжевельников мгновенно выскочил из кухни уже подготовленным. Хватая раскалённое стекло, дабы не обжечься, полотенцем, толстяк, словно ловкий фокусник, молниеносно срывал прилипшие ко дну кружек деньги, не позволяя им воспламениться. Одна из кружек уже перешла из стадии максимального накала в цвет черноты, свойственному обычно остывающему металлу, но не стеклу. Можжевельников аккуратно оторвал ото дна рубль, несколько раз подул на него и стал рассматривать:

- Ах! Уцелел!- толстяк довольно улыбался,- совсем немного почернел, но ещё годится,- он повернул купюру одной из сторон к Григорию и тот увидел посреди бумаги небольшое малозаметное пятно круглой формы.

Молодой человек спокойно согласился:

- Да, ещё можно использовать. Я, сударь, извольте, тоже желаю расплатиться …

- О, что вы, нет! Ни в коем случае, ваше благородие, что вы! Вы же мне целых два рубля спасли! Не смею брать с вас платы! А хотите, гречневых сортов каша подоспела? С бараниной, ещё горячая.

Гриша засиял:

- Ох, сударь, а вы, однако, мастер “публиситЭ́”.

- Чего, простите?

- Гласность, герр Можжевельников, гласность. Однако, признаюсь, сыт, потому в иной раз,- Григорий зацепил рукоятку прогулочной трости и покинул “Целебную”.

- Доброго дня, ваше благородие, доброго пути к дому!- толстяк провожал юношу спокойным возгласом, разглядывая “спасённые” деньги.