#связь

Вечером Тильда застелила мне кровать в моей бывшей комнате. Вернувшись, огромной ностальгии я не испытал. Моя спальня оставалась достаточно безликой за все те годы, что я провел вместе с доком: никаких фото, никаких лишних вещей и глупых безделушек. А после моего ухода комната и вовсе утратила следы моего пребывания там.

Емеле же отвели спальню смежную с моей, на случай если ему внезапно понадобится моя помощь. Хиршман поначалу обмолвился, не заселить ли нас с Лебедевым вместе, но я заверил, что при необходимости смогу оказаться рядом достаточно быстро.

— Я в соседней, — сообщил я и махнул головой чуть правее, когда мы с Емельяном остановились возле двери, ведущей в его спальню. — Надеюсь, все будет в порядке, но в крайнем случае, ты знаешь, где меня искать.

— Спасибо, — поблагодарил он, чуть улыбнувшись, а затем скрылся внутри.

Я принял душ и сразу лег в постель, однако сон ко мне не шел, хотя усталость давала о себе знать. За ужином я обратил внимание, как Емельян украдкой то и дело на меня подглядывал, наверное, полагая, что ему удавалось оставить свой жест незамеченным. Я не придал особого значения, но сейчас, лежа в кровати, вернулся к тому моменту. Первое, о чем я подумал — док все-таки взял инициативу в свои руки и рассказал Емельяну о побочном эффекте приема моей крови. Что же, если так, информацию он воспринял достойно и без паники.

Я прикрыл глаза в новой попытке расслабиться и уснуть, но никак не мог найти удобного положения. Одеяло казалось слишком теплым, простыня слишком скользкой, а тишина вокруг слишком раздражающей. Проворочавшись еще минут десять, я наконец сдался, резким движением отбросил одеяло в сторону, поднялся и наспех натянул футболку и джинсы.

Если ничего не изменилось, на что я надеялся, то док по-прежнему хранил всю самую лучшую выпивку в рабочем кабинете. Бесшумно ступая, так, что в темноте погрузившегося в сон особняка меня едва ли можно было застукать, я спустился вниз и прошмыгнул внутрь. Внутри кабинета пахло полиролью и старыми книгами. Я закрыл глаза и глубоко вздохнул — на мгновение я будто перенесся на полвека назад, когда понятия не имел, что буду делать в своей новой жизни длиной в бесконечность.

Особо не выбирая, я схватил первую подвернувшуюся под руку бутылку, наполнил стакан наполовину и шагнул было в сторону кожаного дивана прямо напротив окна, но помедлил и забрал с собой всю выпивку, чтобы не ходить дважды.

Лунный свет полупрозрачной дорожкой мягко стелился по добротному деревянному полу. Я влил в себя уже две порции и тут же наплескал третью. Подняв стакан перед глазами, я глядел сквозь чайного цвета жидкость, и мысли опять вернули меня к Емельяну Лебедеву и словам, что сказала о нем Тильда.

Ты увидел в Емельяне то, чего когда-то не смог найти во мне…

— Нет уж. К черту, — в пустоту возразил я и залпом опустошил содержимое бокала.

Возвращаться в спальню я уже поленился, поэтому растянулся прямо на диване. К счастью, выпивка подействовала благотворно, и я ощутил, что мои разум и тело больше не сопротивляются сну. Сколько в итоге мне удалось проспать, я понятия не имел, но когда я буквально подскочил от внезапно охватившего меня удушья, за окном все также висела луна.

— Емельян! — быстро доходит до меня, и я сорвался с места.

Держа в руке шприц с кровью, я ворвался в комнату Емельяна. Он лежал на полу, запутавшись в одеяле, и хрипло вдыхал воздух. Вероятно, в попытке добраться до моей спальни, он упал, но далеко уйти так и не смог.

— Все хорошо, я рядом, тшш, — произнес я, подхватив Емельяна, и без лишних колебаний воткнул ему иглу прямо в вену, черной нитью выделяющуюся на бледной руке.

— Снова приступ? — я оглянулся, в дверях одетый в пижаму стоял Виктор и настороженно наблюдал за развернувшейся перед его взором картиной.

— Да, уже ввел ему свою кровь. Сейчас оклемается, — слишком уж небрежно отмахнулся я, продолжая держать Емельяна на руках, хотя понимал, что мог опоздать, если бы внезапная связь не сработала. Мог проваляться в пьяной дреме внизу, в то время как он рассчитывал на мою помощь. Его дыхание выровнялось, веки слегка подергивались, но глаз Лебедев пока не открывал.

— Пульс замедлен, но нарастает, — присев возле нас на колени, отметил Виктор. Его пальцы нащупали биение в запястье Емельяна, и результат оставил дока удовлетворенным, — температура некритична. Думаю, дальше ты справишься сам. Если я понадоблюсь, сразу зови.

— Конечно, спасибо, Виктор, — поблагодарил я, не поворачиваясь, а док, похлопав меня по плечу, удалился, не забыв прикрыть за собой дверь.

— Ооох… — проскулил Лебедев, когда я уложил его обратно в постель.

— Ты в порядке?

— В горле першит, дай воды, — прохрипел он и чуть приподнялся, подоткнув под спину подушку.

— Держи, — я протянул стакан и разместился на краю, сохраняя между нами расстояние. — Долго ты…

— Нет, — оборвал Лебедев, будто уловил виноватые нотки в моем голосе. Я все еще чувствовал легкую дрожь — отголосок его собственной, но отчасти и моей.

— Хорошо, — я улыбнулся и провел рукой по обратной стороне его ладони. Уже заметно теплее. — Ложись. Нужно отдыхать, чтобы процесс адаптации прошел быстрее, а я пойду.

— Спокойной ночи, Кир, — после короткого промедления ответил Емельян, и мне показалось, будто он планировал сказать что-то совсем иное, но передумал в последний момент. Выпытывать я не стал.

— И тебе, — пожелал я в обратку и проскользнул в дверь, бесшумно затворив ее за собой.

Ощущение недомолвки кружило вокруг меня, как назойливый москит. Мы с Емельяном оба словно топтались возле черты, которая тонкой линией разделяла нас и определяла текущий статус наших отношений. Мы не были друзьями. Едва знакомые друг с другом полу-люди. Но и назвать нас чужими язык не поворачивался. С нашей-то связью, с тем, что теперь нас объединяло. Сплетенные одной кровью, одной тайной жизни и, возможно, одним будущим.

* * *

Едва за Дружининым закрылась дверь, я пару раз хлопнул себя по лбу.

— Спокойной ночи, Кир, — передразнил сам себя и сполз вниз, накинув одеяло на лицо. — Как будто ничего лучше сказать не нашлось.

Например, мог бы хоть спасибо сказать, что в очередной раз нянчился со мной посреди ночи. Давно уже следовало нормально поблагодарить его за спасение. За все три теперь уже. Но особенно за то, что не позволил в ту ночь умереть в замшелой гостинице.

Под одеялом стало душно, и я откинул его в сторону, уставившись на дверь. Вряд ли Кирилл успел заснуть. Еще можно подняться и пройти вслед за ним, постучаться тихонько, чтобы случайно не разбудить доктора с Тильдой, и, не дав себе времени струсить, войти. Ведь правда в том, что я вовсе не хотел его отпускать.

Не понимаю, что сейчас творилось в моей голове, какие рычаги управляли телом, механизмом эмоций и желаний — пока еще сложно разобраться. Уверен лишь в одном — без вампирской херни здесь явно не обошлось. Иначе как еще, черт подери, объяснить, что меня так внезапно тянуло к Кириллу? Всего сутки с ним, а его присутствие вселяло уверенность, я заметил, что перестаю нервничать, и волнение уступает место спокойствию, когда он рядом со мной. Это пришло пусть и не сразу, но после приезда в дом доктора Хиршмана я стал острее ощущать притяжение, влекущее меня к Дружинину, к тому чувству безопасности, что волнами исходило от него ко мне. Мне нравилось, когда он держал меня за руку, пытаясь ободрить. Когда переживал, даже если выглядел так, словно мое спасение — самая большая ошибка, которую он совершил. Но я видел, как он беспокоится. И после слов Тильды я уже не сомневался в том, что Кирилл меня не бросит. Понимание, что кому-то действительно не плевать на тебя, окутывало давно забытым теплом.

С уходом Кирилла это ощущение исчезло, и я хотел его вернуть, избавиться от вновь нахлынувшего одиночества. Дом вдруг стал слишком большим и тихим. Казалось, будто я здесь один, лежал, уставившись в потолок, прислушиваясь к череде странных шорохов и звуков, доносящихся с улицы. Я не привык к практически давящей на уши тишине. К пустоте, к которой не готов и которую нечем восполнить. Нужно что-то… кто-то…

Нужен Кирилл.

Хотелось слышать его ровное дыхание, сконцентрироваться на четком ритме стука его сердца. Вдыхать запах, что еще витал в воздухе: терпкий, с горчинкой, чуть острый, но оставляющий сладкое послевкусие. Как его кровь.

Я прикрыл глаза и сглотнул, вспоминая вкус крови Кирилла, пульсирующее запястье, жар его тела. Мной управляли голые инстинкты, ничего больше. Так дико и одновременно интимно. Если бы попробовать хотя бы еще один раз…

В какой момент уснул, уже не помню, но когда очнулся, в комнате по-прежнему царил полумрак. Одеяло валялось на полу, простыня сбилась, словно я безостановочно ворочался с бока на бок. Лицо и лоб покрывала липкая испарина, а сам я сбивчиво дышал. От слабости после приступа не осталось и следа, но я будто горел, а тело изнывало.

Я вскочил, стянул с себя пижаму прямо в спальне. Прохлада пола контрастировала с разгоряченной кожей ступней. Не включая свет, я направился в смежную со спальней ванную комнату и только тогда вспомнил про освещение, в котором, кажется, отныне не слишком-то и нуждался. Плюнув на шум, я выкрутил вентили крана почти до упора и залез в идеально белую ванну. Вода быстро заполняла пространство, а я лежал на дне, так что вскоре оказался почти полностью погруженным.

Не дыша, я провел под водой гораздо дольше, чем мог себе позволить, будучи человеком. Полезная способность. Вынырнув на поверхность, я завинтил оба крана и бодро сполоснул лицо, растирая щеки, лоб, глаза — лишь бы снять наваждение, до этой секунды преследующее меня.

Раньше мои сны никогда не были столь яркими и пугающе реалистичными. В любое другое время, другом месте, при иных обстоятельствах, с другим человеком — я бы воспринял все иначе. Но теперь…

Я вытянул руки вперед и внимательно рассмотрел, почти уверенный, что сейчас и правда увижу следы его пальцев, крепко сжимавших меня пару минут назад. Но кожа по-прежнему была гладкой и белой.

Какая тупость!

Я фыркнул, поражаясь тому, что в принципе допустил реальность произошедшего. Каким бы ясным и детальным не выглядел чертов сон — это не больше чем больная фантазия! Хуже лишь то, что четкие образы не увядали и не растворялись при включенном свете. Касания, слова, чувства — как живые, кадр за кадром, не унимаясь, плыли у меня перед глазами, звучали в ушах и оседали на коже.

Такой сладкий и вместе с тем ядовитый мираж.

Я вытащил затычку, но продолжил лежать внутри ванны до тех пор, пока вся вода не утекла в сливное отверстие. Прождав в таком положении еще минуты две-три, я вылез, закутался в свежее и приятно пахнущее полотенце, заранее подготовленное Тильдой, и вернулся в спальню. Распахнув дверь и увидев в постели Дружинина, я бы, наверное, не удивился, но естественно кровать была пуста.

— Размечтался, — хмыкнув себе под нос, я плюхнулся на матрас. Завтра нужно попросить фрау Рихтер застелить свежую простынь, не пропитанную моим потом и стыдом.

* * *

Вернувшись от Емельяна, я пролежал еще с полчаса на случай, если ему что-нибудь понадобится, но с его стороны не доносилось ни звука, и я провалился в сон. Надеясь проспать до утра, я удивился, когда жаркая волна острого возбуждения буквально ворвалась в мое сознание, тотчас выдернув меня в реальность. Абсурдное ощущение, словно меня разбудили, и я оказался в середине акта, начало которого не помнил.

Я схватил со стола бутылку с водой и осушил на треть, восстанавливая скачкообразное сердцебиение и дыхание. Постепенно наваждение отступило, хотя отдельные вспышки дотягивались, щекоча нервные окончания. Я отхлебнул еще пару глотков, и тут меня осенило.

— Емелюшка, — я ущипнул себя за переносицу, прикрыв на секунду глаза. — Что же творится в твоей голове сейчас.

Ухмылка против воли расползлась по моему лицу. Не думал, что побочные эффекты коснутся подобным образом и меня. Либо док умолчал, либо и сам до конца не догадывался о всех последствиях. Сопротивляться физическому проявлению — это одно, но эмоциональная связь гораздо сильнее воздействовала на нас обоих, и как ей воспрепятствовать, я мало представлял.

Внезапно тишину прорезал плеск воды, и я сообразил, что Емельян наконец вырвался из лап неконтролируемой похоти, решив смыть с себя наваждение. Я подумал, не поинтересоваться ли, все ли в порядке, но посчитал, что сейчас не лучшее время для моего появления. Судя по всему, я сразу почувствую, если Емельяну будет грозить опасность, так что поводов для беспокойства нет. Однако ложиться не стал.

Примерно через полчаса все опять стихло. Я аккуратно вышел в коридор и шагнул, встав напротив двери в спальню Лебедева. Секунд десять, а то и пятнадцать, я как дурак проторчал там с занесенной для стука рукой, но отступил, молча убедившись, что отчетливо улавливаю биение его сердца.

Пожалуй, не в этот раз.

* (нем.) - глупости

** (нем.) - в этом и есть суть