Глава 9. Яр
Сижу как пыльным мешком пришибленный. Понятно, почему она так разозлилась утром. Я же буквально в самую душу влез без разрешения. Не решаюсь больше задавать никакие вопросы.
- Я тогда на скорой работала, и наша машина первой приехала на вызов. Я до последнего не могла поверить. Надеялась, что они домой решили вернуться, что пошли гулять и их не было в доме. У меня ведь никого дороже сына не было, только ради него и жила с этим мудаком, - она шмыгает носом, - в морге мне даже увидеть его не дали, чтобы мою психику окончательно не сломать. Там ничего не осталось. Их хоронили в закрытых гробах. Я после этого месяц была на больничном. Похороны помню смутно. Хорошо еще Оля, моя напарница, была рядом. Она забрала свидетельство о смерти, пока мамаша Эдика не прибрала все к рукам иначе черта с два я бы у нее какие-то документы получила потом.
Я молчу, потому что не знаю, что сказать, как утешить.
- Тогда же объявились эти суровые ребята, с расписками от имени Эдика. Оказывается, он не на работал по ночам, а по кабакам ходил, там и играл в покер. А я еще думала, почему он в последние полгода начал так настаивать, чтобы я свою трешку на нас обоих переоформила, - невесело улыбается. – В этот месяц, пока я на таблетках и в неадеквате, его мамашка подсуетилась, чтобы не ее до трусов раздели эти бандиты, подсунула мне какие-то бумажки. Убеждала, что так будет лучше, что мы с ней будем душа в душу в ее квартире жить, ведь мы обе потеряли самое дорогое, обе горюем, а так обеим будет легче. Ведь она волнуется, как бы я вслед за сыном и мужем не ушла… - невесело смеется, качает головой. – В общем, осталась я без квартиры, без сердобольной свекрови, да мне не жалко, если бы только это могло вернуть мне Темочку, - вижу как дрожат губы. – Зато осталась куча расписок с надписью «Погашено» и «К Марии Ивановне Игнатовой претензий не имеем», хоть на это у меня хватило тогда мозгов. Все его долги списали за эту чертову квартиру.
Маша замолкает. А я жалею, что не встретил ее раньше и не защитил от беспредела.
- Это потом я начала задумываться, что не просто так дача сгорела. Видимо, они решили Эдика наказать. Но я никак понять не могу, зачем они убили моего сына? В чем мог провиниться трехлетний мальчик, который даже мухи в своей жизни не обидел? – вижу, как ее начинает трясти, слезы льются по щекам, а обнимаю и прижимаю к себе. Она постепенно успокаивается. – Потом вернулась на скорую, но еще через пару недель у нас был вызов к алкоголикам. И там в куче мусора я заметила детскую ручку, думала кукла. А когда разгребла завал… - кажется она прямо сейчас переживает все это заново. – Никто и не знал, что в этом дерьме ребенок живет. Столько раз к ним приезжали и никто даже не заметил… Я девочку минут десять пыталась реанимировать, она уже синяя вся была, холодная, с трупными пятнами, а я пыталась ее воскресить. Такая маленькая, худенькая, будто ее не кормили толком, она там так несколько часов уже лежала, а я старалась. Пока меня напарница с водителем от нее насильно не оттащили… А я в тот момент будто сына пыталась вернуть. Думала, что если получится, то все будет хорошо, я проснусь утром, Тема будет дома, Эдик снова устроит скандал, может опять ударит, а я наконец вышвырну его из дома, подам на развод и мы будем вместе с Темой вдвоем, - она закрывает лицо руками, молчит. - На следующий день написала заявление и больше на скорую не вышла. Не могла видеть чтобы кто-то еще умер в мою смену…
- Маша, - хочу сказать, что все будет хорошо, но язык не поворачивается. Ничего хорошо не будет. Потому что теперь понимаю, почему ей не было страшно вчера и сейчас. Ей плевать. Она похоронила себя три года назад. Вместе с тем улыбчивым мальчиком на фото.
- Теперь работаю таксисткой, - убирает руки от лица, смотрит отрешенно, - за рулем хотя бы не думаю ни о чем кроме дороги. Плачу за эту съемную квартиру, собираю деньги на памятник сыну и, будь он проклят, мужу. Именно за этими деньгами свекровушка и ходит, звони постоянно. Каждый раз обвиняет меня в случившемся, уверена, что это я их на эту дачу спровадила, чтобы мужиков в дом водить, - качает головой. – У меня до него было то всего несколько парней. Я ни разу ему не изменяла, - вздыхает. - И это Эдик сам внезапно захотел на эту гребаную дачу поехать и сына забрал, чтобы воздухом подышал… Он редко, но делал так. А я как чувствовала тогда, что нельзя их отпускать… - я еще крепче прижимаю ее к себе. - Теперь эта сука ходит и требует ускориться, а то как же так, могилка у ее сына не ухоженная, она уже и контору нашла, и памятник выбрала, только наличных ей не хватает, хочет из рук в руки у меня получить, о внуке даже не заикается, будто его и не было, - закусывает нижнюю губу. – Настаивает, чтобы я кредит взяла, раз денег заработать не способна, а я после тех расписок не то что кредит, я взаймы ни у кого не беру. Но я не хочу, чтобы она этим занималась, она уже помогла, от всей души своей черной помогла, теперь я как-нибудь сама.
То, что Маша говорит правду было видно невооруженным взглядом. Но ко всей этой истории у меня появилось очень много вопросов. И их необходимо задать. Не сейчас, конечно, но я получу на них ответы.
Маша больше ничего не говорит, а я лишь целую ее в висок. То, что с ней случилось, это не просто трагедия, это настоящий пиздец. Такой пиздец, что даже мои текущие проблемы кажутся мелкими неприятностями. Не представляю, что такое потерять ребенка. А судя по всему, Маша любила его всем сердцем.
- Маша, - вижу как она все глубже погружается в свои мысли, нужно ее вырвать из этого состояния. Она поднимает голову, но смотрит отрешенно, - я очень херово проявляю сочувствие, но то через что ты прошла и проходишь каждый день – это пиздец, - она хмыкает и отводит взгляд. Я понимаю, что она в конец заебалась и похоже, ее единственная цель – это памятник на могилу сыну. – Мне безумно жаль, что ты потеряла своего сына, - ублюдка, который был ее мужем и судя по обрывкам фраз, бил ее, мне не жаль, - я даже словами не могу описать, как мне жаль.
Она смотрит на меня серьезно.
- Знаешь, ты первый, кто меня просто выслушал, - беру ее за руки, которые подрагивают.
- А твои родители, а бывшие коллеги? – не верю, что никого не было рядом и она справлялась со всем этим в одиночестве.
- Родители погибли за год до того, как я познакомилась с Эдиком. Я из семьи врачей, а они вдвоем ехали на медицинскую конференцию, я должна была быть с ними, но у меня был экзамен, который я не могла сдать заранее, и на трассе в них на гололеде въехала фура. Погибли мгновенно.
- Блять… - вырывается у меня. Маша кивает.
- А у Оли как раз тогда начала личная жизнь налаживаться, я не хотела чтобы она видела меня такой, не хотела омрачать ее счастье. Я сама перестала ей звонить, она еще пыталась со мной связаться, но после того как я полгода просто игнорировала ее звонки, она сдалась. И так лучше, незачем счастливым постоянно тащить трагедию в жизнь.
Какой пиздец… Моя куколка со всем справлялась одна? У нее вообще никого не осталось? Три года в одиночестве?
- А какой-нибудь мужчина, любовник? – ну не могла же она быть совсем одна! – Хоть кто-то был рядом?
Маша смотрит на меня и снова усмехается.
- Яр, ты первый с кем я трахалась за последние четыре года, - отворачивается и обнимает себя за плечи, а мне остается только подобрать челюсть с пола. То есть этот мудак и не трахал свою красавицу жену?
- Наверное, я должен быть польщен… - не знаю как еще на это реагировать. Маша молчит. – Я надеюсь, что тебе нравится заниматься сексом со мной? - знаю что нравится, но хочу услышать это от нее. Пусть тема и не самая актуальная, но может быть разозлит ее. Злость поможет сменить вектор настроения.
- Ты нарываешься на комплемент? – она смотрит на меня со слабой улыбкой, а я молчу и жду ответ. – Да, Яр, мне нравится, - наконец отвечает и я расплываюсь в улыбке. Она на мгновение замирает, а потом улыбается, касается пальцами моей щеки и я опять вижу слезы в ее глазах.
- Я тебя расстроил? – накрываю ее руку своей. Она мотает головой, смахивает слезы.
- Нет, - сглатывает, кажется думает, говорить мне о чем-то или нет. – У тебя ямочки на щеках, когда ты улыбаешься, - понимаю, что Маша опять погружается в воспоминания, на ее губах появляется грустная улыбка.
- У кого-то тоже были ямочки? – догадываюсь.
- Да, - кивает она, - у моего сына.
Кажется в этот момент даже мое черствое сердце дает течь.