5. Кедж & Анри

**Кедж**

— Я возвращаюсь по шаткой земле, а это значит, что быть беде, — пьяно напевая идиотскую песенку, отмыкаю двери и вхожу в квартиру.

«Я знаю, что тебе уже донесли о том, что я танцевал, и мне без разницы, что ты думаешь по этому поводу. Ты не должен был за мной следить и не можешь мне всё запрещать!» Вот так я заявлю Ларсону, как только мы увидимся. Лучшая защита – нападение. Да! Вот мой девиз! Путаясь в ногах и едва не навернувшись мордой в пол я, разувшись, направляюсь в комнату.

Очевидно ожидающий моего возвращения Анри награждает меня тяжёлым взглядом и, не проронив ни слова, уходит наверх. Подготовленная, отрепетированная в лифте речь начисто вылетает из головы. Молчание плохой знак. Значит, опекун в тихом бешенстве и к неизбежному завтрашнему похмелью я получу бонус в виде нотации. Споткнувшись об выбежавшего мне навстречу Деймоса, прошу у пса прощения и плетусь в душ.

***

— Если тебе по-хорошему не доходит, что физические нагрузки находятся под запретом, и ты сам не желаешь заботиться о своём здоровье, то этим займусь я.

— Прикуёшь наручниками к трубе в ванной? – а что, я бы не удивился.

— Поступлю проще, — недобро ухмыляется Анри, — исключу другие, спортивные упражнения.

— А именно? – уточняю я, морщась от головной боли. Когда же таблетка подействует?

— Секс, — огорошивает меня он.

Пару раз непонимающее моргнув, я таки осмысливаю, что Анри не шутит, и разражаюсь смехом.

— Это ты загнул! И разверзся Ад, и живые позавидовали мёртвым, — хохмлю я, глядя на спокойного, как тумбочка, любовника.

— Посмотрим, что ты запоёшь через неделю, Кедж, — не реагирует на мою подколку он, и будто забыв о моём присутствии, углубляется в чтение «Нью— Йорк Таймс».

— Вообще-то, — отбираю у Ларсона газету, заставляя его продолжить наш диалог, — порно-игры всегда начинаешь ты. Так что ещё неизвестно, кого ты больше наказал: меня или себя.

— Можешь спать спокойно, больше не побеспокою, — всё так же невозмутимо отвечает брюнетистая сволочь и, выхватив у меня «Таймс», уходит к себе в кабинет.

* * *

Как трудно держать дистанцию,

Когда хочется в волосы пальцами,

Когда хочется кожа к коже,

Так хочется, а не можешь...

Комкаю лист и отправляю его в корзину к десятку других. О том, что зря я смеялся на счёт Ада, стало понятно уже на четвёртый день раздельной ночёвки. Опытным путём выяснилось, что мне катастрофически не хватает прикосновений Анри и его присутствия в моей постели.

Мы общаемся с ним как обычно: разговариваем на любые темы, пересекаемся на кухне и у телевизора, возимся с Деймосом, но всё происходит бесконтактно. Из моего «рациона» Ларсон исключил даже «добро утрешние» и «спокойной ночные» поцелуи.

Когда я злой с утра демонстративно плёлся в ванную со стояком наперевес, Анри находил сотни причин убраться с моего пути и ни одной, чтобы помочь. Зараза. Сам показал, как классно просыпаться и тут же избавляться от «подростковой проблемы» не в одиночестве и не своими руками, а теперь что? Из-за маленького проступка бросил несчастного меня на произвол судьбы. Ладно, согласен, со стороны Ларсона, может не такого и мелкого, однако постигшая меня расплата слишком жестока, и я ума не приложу, как вернуть его прежнее расположение.

— Дей, подскажи, что мне делать?

Бультерьер сочувственно скулит и молотит хвостом по ножке стула, я же, вздохнув, возвращаюсь к писанине.

Губы к губам и в волосы пальцы,

А вечером будут лежачие танцы,

А вечером будут вздохи и ахи,

И на полу две смятых рубахи.

Подчёркиваю получившиеся строчки двумя косыми линиями и ниже пишу свой диагноз: недотрах обыкновенный. Дожил, блин. Вырвав листок из блокнота, выбрасываю его в мусор. От ваяния очередного шедевра меня отвлекает лай четвероногого любимца.

— Твоя правда, хватит киснуть, пошли лучше погуляем.

— Анри, ты поводок нигде не встречал? – спрашиваю я, сбежав по ступенькам вниз.

— Глянь на кресле, — отвечает он, щелкая пультом.

Телеманьяк недоделанный, меня позвать на фильм было слабо?

— Нету, — сообщаю, заглянув под подушку.

— Тогда на кухне посмотри.

Оторвать задницу от дивана и помочь мне с поиском не судьба?

—Ура! Нашёл. Дейка, на выход.

— Составить компанию? – интересуется Ларсон, выключив телевизор.

— Ежели Большому Боссу больше нечем заняться, то пошли, — подкалываю я.

— Погоди минутку, возьму деньги, чтобы где-нибудь зайти перекусить.

Радостно соглашаюсь и уповаю на то, что смогу добиться послабления пуританского режима.

**Анри**

— Вообще-то, порно-игры всегда начинаешь ты. Так что ещё неизвестно кого ты больше наказал: меня или себя.

— Можешь спать спокойно, больше не побеспокою. – Чтобы не показывать Кеджу, как меня уязвили его слова, закрываюсь в кабинете. Можно подумать, я один тут такой озабоченный. Просто вижу, с каким голодом он временами на меня смотрит, а сам, то ли боится подойти первым, то ли стесняется. Вот и приходится, как старшему, брать всё в свои руки. Так в чём моя вина? Мальчишка сам не знает, чего хочет, и я выхожу удобно крайним.

Блядь, я наш разговор не с того начал и не так закончил, как собирался. Видимо, мулат ещё не отошёл от попойки, раз принял мою неудачную шутку за чистую монету. Мне же после его царапнувшего ответа отступать было некуда. Застлавшая разум обида не дала поставить гадёнышу главное условие: никаких гулек, закончились уроки – немедленно домой. Дело ведь вовсе не в сексе, а в том, что Кедж меня ослушался. Неужели я о многом просил? Разве так сложно потерпеть несколько месяцев до полного выздоровления? Получи от доктора картбланш и прыгай себе до потолка. Так нет же, оказывается, брейк важнее собственного здоровья и моего спокойствия. Пусть теперь посидит, подумает и над своим поведением, и над своими желаниями. Мотивация выбрана сомнительная, однако на попятную идти поздно.

Три дня спустя становится понятно, что я избрал самую верную линию поведения. Присмиревший подросток без подсказок приходит домой не задерживаясь, и в моём присутствии отнекивается по телефону от намечающейся вечеринки. Утро же пятницы и вовсе начинается весело: Кедж обгоняет меня на пару шагов и, прикрывая рукой явно не припрятанный в трусах на «чёрный день» банан, закрывается в ванной. Ухмыльнувшись, даю себе зарок, что больше десяти дней мучить парня не буду. Ещё на девок начнёт заглядываться, коих вьётся возле него вьётся немерено. А в процесс самоудовлетворения вмешиваться не буду, понаблюдаю издали. В учебных целях пусть прочувствует все прелести воздержания. Ну и в идеале наберётся храбрости для подката ко мне, раз его не устраивает, что зачинщиком постельных кувырканий выступаю я.

Приятного мало, но в последующие несколько дней прелести воздержания приходится познать и мне. Теперь Кедж без стеснения дефилирует в ванную, даже не пытаясь скрыть своего состояния. Мне же приходится прикладывать массу усилий, чтобы не потянуться к желанному телу, и с каждым разом оставлять провокацию «не замеченной» становится всё тяжелее. Поэтому я скрываюсь в спальне, лишь заслышав поутру, что мой подопечный проснулся, и уговариваю себя чуть— чуть потерпеть.

* **

— Анри, ты поводок нигде не встречал?

— Глянь на кресле.

— Нету.

— Тогда на кухне посмотри.

По моей наводке он находит искомое и, прицепив карабин к ошейнику Деймоса, идёт к двери.

— Составить компанию? – спрашиваю я, бросив взгляд на темнеющий проём окна. Теринс вроде и не ребёнок, чтобы трястись над ним, а всё равно я предпочитаю видеть его по вечерам рядом с собой. Мне тогда легче дышится.

— Ежели Большому Боссу больше нечем заняться, то пошли, — не может обойтись подросток без поддёвки.

—Погоди минутку, я возьму деньги, чтобы где-нибудь зайти перекусить.

Выгуляв бультерьера, мы заворачиваем в кафе. Так как с собаками вход воспрещён, Кедж даёт Деймосу команду «ждать» и привязывает его к ближайшему фонарному столбу. Пcа подобное не радует, но выбирать ему не приходится.

Поужинав, я иду мыть руки, парень же бросается к булю.

— Не дай Бог, кто-то украл.

— В таком случае царство ему небесное, как только снимет с Дея намордник, — успокаиваю Кеджа я. – Пёсик без обожаемого хозяина становится неуправляемым, даже мои команды выполняет далеко не с первого раза. Выйдя на улицу, застываю статуей самому себе. Возле понурившегося подростка бегает визжащая дурным голосом дамочка и зажатым в руке зонтом тычет в Деймоса. Бля, что за вислоухая колбаса с лапами с ним рядом? Бассет? Почему собаки так нелепо стоят задница к заднице? Присматриваюсь. Твою мать! Да они в сцепке!

— Какие-то проблемы, — напускаю деловой вид я.

— Кобель ваш?

— Наш, — соглашаюсь я.

— Монстр изнасиловал мою Рамилу!

— Никого он не насиловал. Это в принципе невозможно.

Делаю Кеджу знак, чтобы помолчал.

— Миссис…

— Талэрми, — представляется женщина.

—Так вот, миссис Талэрми, где были ваши глаза, когда вы привязывали течную суку возле кобеля? – вкрадчиво любопытствую я.

— Как вы смеете меня оскорблять!? – орёт она, едва не выпрыгивая из туфель.

Писец, нарвались на истеричку.

— Какое оскорбление? О чём вы?

— Что здесь происходит? – у тротуара останавливается патрульная машина, и к нам приближается представитель закона.

Какая козлина подсуетилась с вызовом копов? Владелец кафе страшится антирекламы?

— Он изнасиловал мою Рамилочку. Я требую компенсации, будьте моим свидетелем, — на одном дыхании выпаливает неадекватная владелица бассета, глядя на законника.

Коп выпучивает на меня глаза и тянется к нагрудному карману за протокольным блокнотом. Со сдерживаемой злостью объясняю, что я не зоофил и дело в собаках.

— Вы не представляете, во сколько мне Рамилочка обошлась в клубе заводчиков. Её щенки должны были разойтись по пятьсот-семьсот долларов, а теперь что? Куда мне девать метисов? Или вы в срочном порядке выплатите мне три тысячи или мы встретимся в суде! Ваша образина испортила мне суку!

— Она ёбнутая! – выныривает у меня из-за спины Кедж. – Не уследила за своей псиной, а мы плати?

Хотя я полностью согласен, приходится извиниться за порывистого подростка и с нажимом попросить его держать язык за зубами.

— Слышали? Все слышали!? – пуще прежнего разошлась сучка человеческой породы.

— Миссис Талэрми, не шумите, мы во всём разберёмся, — осаживает её полисмен.

— Не затыкайте мне рот! Вы с ними заодно? Я и на вас управу найду! Вы знаете, кто мой брат?!

— Мистер Ларсон, отойдём на минутку, — отзывает меня в сторону офицер, пока Талэрми изливает свой гнев на его напарника. – Я могу забрать женщину за нарушение общественного порядка, но опасаюсь, как бы эта стерва действительно не обратилась в суд. Оно вам надо? Деньги, конечно, не малые, однако, как по мне – проще отдать, чем ещё раз встречаться с этой дрянью.

— Если дело дойдёт до высших инстанций – надо мной весь Нью-Йорк будет потешаться, — вслух размышляю я. – Никогда за секс не платил, тем более собачий. – Полисмен понимающе смеётся, а я, подозвав Кеджа, посылаю его с кредиткой к банкомату. Он недовольно обзывает меня придурком, а я остаюсь при своём мнении и устраивать цирковое представление в суде не собираюсь.

— С Талэрми на всякий случай возьмите расписку, что она претензий к вам больше не имеет, — подсказывает напоследок офицер и, распрощавшись, уезжает.

— Нормальных собак выгуливают в намордниках, а тебя, скотина, в гондоне надо? Или кастрация эффективнее и быстрее будет? – матерюсь я сквозь зубы, таща Деймоса за собой. – Не мог найти себе хотя бы пуделиху, а не то слюнявое чучело? Я три штуки отвалил за твоё удовольствие, за такие бабки можно было снять лучшую проститутку, а не суку элитных кровей.

—Угу, тратить деньги на себя всегда приятнее. – Обвиняюще произносит Кедж и прячет лицо за косичками. — Отдай мне поводок. Ты скоро придушишь Дея. Он ни в чём не виноват, всё та мымра со своей псиной. Зря ты ей заплатил, любой суд признал бы твою правоту.

— Любой суд подыхал бы со смеху, узнай причину заседания, — огрызаюсь я. – Не хочу, чтобы моё имя фигурировало в юридических документах рядом с «изнасилованием сучки».

Сетуя на мировую несправедливость и ища виноватых в случившемся, мы добираемся домой, и, чтобы не усугублять размолвку, разбредаемся по разным комнатам.