Глава 4

Зелёные глаза словно затуманились. Кажется, сейчас она видела не того Гуннара, что сидит перед ней, а того, что был во сне.

— И как? — уточнил Гуннар, не совсем осознавая, что гладит и перебирает светлый шёлк волос, и никто не возражает.

Юлианна снова прикрыла глаза. Понятное дело, что сейчас, под действием лекарств и при неполной адаптации к Норге, она не в себе. Немного, но не себе.

— Хорошо, — выдохнула Юлианна. — Знала, что вы придёте. Хоть и не понимала почему. Было темно так, только кое-где вспыхивал бледный… мертвенно-зелёный свет, от которого ужас окутывал с ног до головы. Но я знала, что придете вы. И подскажете, где выход.

— Выход найден, — наклонившись, шепнул ей на ухо Гуннар, невольно вдыхая запах кожи и едва уловимый аромат пихты. — Больше ни о чем не волнуйся. Теперь всё будет хорошо.

Юлиана улыбнулась шире, так светло и искренне.

И губы у неё красивые. Гуннар понял, что склоняется к ней еще ниже, но вовремя замер, понимая, что сейчас — нельзя. В конце концов, он не Ворг, которому неизвестно слово «сдержанность», он…

Губы Юлианны были сладкими. И податливыми. А поцелуй кружил голову и не давал оторваться. Боги, какая же она… Девочка моя…

Еле уловимый щелчок, и дверь открылась. Ени тихонько охнула. Гуннар как ни в чем не бывало медленно отстранился от Юлианны, при этом не выпуская её руки. Провел ладонью по своим волосам, словно они могли растрепаться.

— Да, фрёкен Нистрём? — спросил недрогнувшим голосом, правда, по-прежнему не в силах отвести взора от Юлианны, которая, кажется, пока ещё не поняла, что произошло.

— Прибыл Густав Гринберг, — чуть хрипло сказала Ени.

— Это важно, — отрешённо согласился Гуннар и вдруг осознал, что рука Юлианны потеплела.

И это тоже очень важно.

***

— Ты втюрился! — с самым довольным выражением лица, на которое только был способен, заявил Гринберг, наблюдая, как Гуннар беспокойно меряет шагами кабинет.

Ни дождь в дороге, ни пронизывающий ветер, ни пациент, оказавшийся под крылом кошмаров, его ни капли не смущали. С первым и вторым можно бороться при помощи зонта и теплой одежды, с третьим — при помощи лекарств и объятий.

И Гуннар прекрасно понимал, чьих именно объятий. Так же, как и Гринберг, от которого, кажется, ничего нельзя скрыть. Жутко неприятный характер и прекрасная сообразительность. Всё, что надо для работы медика в Доме Стражей. Ну, за исключением опыта и интуиции. Не без этого.

— Когда свадьба? — продолжал издеваться Гринберг, снимая кофейник и наливая кофе.

Вёл он себя спокойно и свободно, будто находился дома. Впрочем, Гуннар позволял. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы жрать не просило.

— А что, есть желание быть в рядах гостей? — всё же огрызнулся он, понимая, что сейчас это то, что нужно — лёгкая перепалка, чтобы снять напряжение.

И хоть как-то убрать от мысленного взора образ Юлианны. Нет, ему было приятно. И, разумеется, воспоминания о писательнице не раздражали, а наоборот… Даже становилось как-то тепло и спокойно. Но… надо было встряхнуться и прийти в себя. Потому что это было, как минимум, странно. Непривычно. Непонятно.

Гуннар никогда не чувствовал свою пару. Были те, в кого влюблялся. Те, кого страстно желал и обладал с таким неистовством, что впору бы писать романы о всепоглощающей страсти. Но страсти — не любви. А тут…

Он сел на подоконник и приоткрыл окно. Тут же в кабинет ворвался холодный воздух, принеся с собой сырость и капельки дождя. А, плевать. Как раз все проветрится: и кабинет, и мысли. Звонко постучал длинными тёмными ногами по стеклу, а потом достал сигареты.

— Курить вредно для вашего здоровья, — огромным сытым котом промурлыкал Гринберг, не поднимаясь со своего места. — Ты же прекрасно знаешь, что к тебе я прибегу хоть с другого края света. Нацеплю на лицо одухотворённое выражение, на тело — костюм и буду стоять независимо и красиво между твоей экзотической сестрой и задумчивым Дагуром.

— Чисто поржать? — уточнил Гуннар, закуривая.

— Угу, — тут же согласился Гринберг, прихлёбывая кофе. — Ибо ты и в паре… Дай мне привыкнуть, дружище, это слишком для моего неокрепшего мозга.

«Не только для твоего…» — чуть рассеянно подумал Гуннар.

— В паре же? — чуть напряжённо спросил Гринберг.

Молчаливый кивок. Быть проблемам. Вдруг Юлианна не сумеет этого принять? Женщины… они такие загадочные существа.

Оставалось только вздохнуть. И немного пострадать, соображая, что делать дальше.

— Смотри, — деловито начал Гринберг, — вообще-то это неплохо. Ты сможешь подать хороший пример. Остальные увидят и поймут, что у нас тут никого не съедят. А пара — это хорошо.

Логика в его словах была. Умом это Гуннар понимал, а вот сердцем… Было сложновато. Это вам не котёнок-бьера и не пёс. Чтобы завести человека, надо быть взрослым и ответственным.

— А она как? — тихо спросил друг. — Ты чувствуешь отзыв? Она к тебе тянется?

Гуннар посмотрел на кончик тлеющей сигареты, словно хотел именно там найти ответы. Рангхильд же находила их в кофейной гуще, акульих хрящах и черепах воронов. Но нет, увы. Нужен или дар, или богатая фантазия.

— Тянется, — наконец-то ответил он. — Иначе не позволила бы себя целовать. И держать. А ещё у меня постоянно ощущение, что ей хочется оказаться ко мне как можно ближе.

— Или, может быть, хочется самому тебе? — уточнил Гринберг, понимая, что одним кофе не обойтись, и вскрывая пачку печенья.

— И мне тоже, — не возражал Гуннар.

Это всё… Боги, как же всё это невозможно описать словами. Оно не похоже на обычную влюблённость. То есть сходство есть, но… всё же отдалённое. Ты просто стоишь, смотришь на человека и понимаешь, что это — твоё. И не будет возражения и сопротивления, если ты подойдёшь, возьмёшь его за руку и скажешь: «Пошли домой, нам пора».

Он просто молча кивнёт, чуть улыбнется, сожмет твою ладонь и последует за тобой. Хоть домой, хоть к бурной реке за мифическим белым сейдом, который стоит на границе жизни и смерти.

— Заберёшь её к себе? — вопрос утонул в хрусте печенья.

— Думаешь, служебная квартира — это то, что ей нужно? — покосился Гуннар, гася сигарету в пепельнице.

— Но у тебя же есть дом, — возразил Гринберг. — Большое уютное семейное гнездо воронов Брёнхе.

— То есть ты хочешь, чтобы она всё-таки сбежала? — скептически уточнил Гуннар.

Родня, конечно, у него хорошая, но специфическая. Нужно время, чтобы привыкнуть. А ещё — Юлианной не хочется делиться. Ни с кем. Чтобы смотрела — только на Гуннара, улыбалась — только Гуннару. И прижималась тоже только к нему, неважно, в постели или прохладным утром возле окна в ожидании, пока закипит кофе.

— Нет, как ни странно, — пожал плечами Гринберг, — хочу, чтобы ты, дурак, наконец-то был счастлив. И вообще, я тебе сейчас расскажу про остальных?

Про остальных тоже было интересно. Учитывая, что Гринберг успел взять данные у Дагура и составить общее мнение. Вот, например, Луиза Потоцкая. Рыжая девчонка, попавшая в детдом после смерти родителей. Ей был всего год. Дерзкая, бойкая, энергичная. Немного отчаянная. Изначально не были уверены, стоит ли вообще приглашать её сюда. Но странное стечение обстоятельств… Она услышала разговор с библиотекаршей Лидией, которую звали в Норге. Сама догнала оборотня, общавшегося с Лидией, и сообщила, что готова перебраться в другой мир. Открыто и непосредственно.

Оборотень потом всячески ругал себя, да и от Гуннара получил хороший нагоняй. Ведь надо же было так прошляпить момент и не обратить внимания, что рядом находится кто-то, кроме них.

Но после того, как определили, что её никто не хватится, а желание чистое и искреннее, решили попробовать. К тому же и девочке, и Лидии будет легче, если рядом окажется кто-то из родного мира. У самой Лидии, кстати, тоже никого не осталось. Детей не было, как и мужа. Родственники дальние и живут за много-много километров, никогда особо жизнью Лидии не интересовались. Родители умерли. Идеальная кандидатура.

Как и юрист. Одинок, неудачлив в личной жизни и готов на эксперименты. Игорь Олегович Князев. Грамотный специалист, у многих клиентов на хорошем счету, но… Психологи Дома Стражей сумели вычислить, что если его будут продолжать преследовать неудачи в личной жизни, то есть вероятность суицида.

По первому взгляду на миловидного светловолосого парня этого не скажешь, однако… у каждого в душе такой омут, что не стоит подходить слишком близко. Кстати, у Юлианны то же самое. Хоть и несколько странно. Известная личность, популярная писательница, у многих на виду и… одна. Совершенно одна.

— И какие выводы? — поинтересовался Гуннар, перебирая отчеты Гринберга.

— Все смогут найти себе пары, — сказал тот, взлохматив темные волосы. — Не знаю, быстро ли… или долго, но смогут. Вот — у нас перед глазами уже есть один пример.

Гуннар никак не отреагировал на этот выпад. В конце концов, любые отношения — это долгая и кропотливая работа. И каждый начинает там с простого разнорабочего, а не главного архитектора.

Пока что было сложно что-либо сообразить. Он отчаянно хотел, чтобы Юлианна не возражала. Согласилась переехать, остаться… не только в квартире, но и в душе. И тут же прекрасно понимал, что квартира никуда не годится для семейной жизни, а отказаться… Гуннар просто не даст ей уйти. Свои пары не отпускают.

В кабинет кто-то постучал. Потом тихонько приоткрылась дверь, и заглянула Ени.

— Я не помешаю? — спросила она.

— Заходи, — кивнул Гуннар.

— Только не с пустыми руками, — тут же встрял Гринберг.

— Жениться тебе пора, — тут же отрезала она. — Вот, посмотри, какая хорошая женщина Лидия Медведова. Умная, спокойная, хорошо готовит. То, что надо.

— А как же истинная пара? — невинно поинтересовался Гринберг, поёрзав на стуле.

Ледяной взгляд Ени мог кого угодно заставить нервничать. Никогда не догадаешься: она продумывает, как поставить на заморозку фрукты или твоё мертвое тело. Потрясающая женщина. Очень непредсказуемая и умеющая правильно пользоваться холодильником. Впрочем, чего ещё ожидать от ледяных? В них это заложено природой и генной инженерией.

Гуннар хмыкнул:

— Хорошо, голубки, я вас благословляю. А теперь к делу. Ени?

— Тут ещё информация от наших ребят, — сказала она, пристраивая на столе Гуннара две пухлые папки. — Здесь варианты трудоустройства и образования для наших гостей. Есть ещё предложения по жилью. Пока они живут здесь, но пусть потихоньку изучают всё и выбирают. Но я хотела бы, чтоб ты всё просмотрел.

Гуннар кивнул. Вдруг предложили что-то такое, что ещё рано. Он взял лежавшую сверху папку. Открыл, уставился на лист. И понял, что буквы складываются в слова, но слова никак не проникают в разум. Вообще. Словно ударяются о стеклянную преграду и отлетают свинцовыми шариками.

— А что по Юлианне Лунд? — спросил Гринберг, и Гуннар невольно вздрогнул, вырванный звуком его голоса из собственных мыслей.

Ени задумчиво посмотрела на них.

— Она идет на поправку. По крайней мере, всё страшное позади.

— Если не случится ничего более страшного, — мрачно заметил Гуннар, и оба собеседника недоумённо на него уставились.

Так, надо вести себя потише. А то ещё запишут в бешеные самцы. Где-то на краю сознания мелькнуло, что это словосочетание его сейчас характеризует как нельзя лучше. Признавать это было… странно.

— Не должно, — тихо сказала Ени.

И больше ничего. Ибо она всё видела в палате. Вроде бы ничего особенного, но…

— Ну хорошо, — начал Гринберг, — значит, можно быть спокойными. Поправится, а там уже сама определится. Её книги можно адаптировать и переиздать у нас. Если уверена в своём призвании, то менять профессию не придётся. Не всё народу восторгаться только фантастическими детективами про Дана Арнаутссена и его секретаршу Марит.

Ени попыталась запротестовать, что детективы очень даже ничего, а эта парочка ей весьма даже нравится, но звон виддера оборвал ее на полуслове.

— Господин Брёнхе, — раздался голос дежурной медсестры, — Юлианна Лунд хочет с вами поговорить.