Тайна старой мельницы

В графском поместье Грейсонов царила атмосфера трепетного ожидания, словно само время затаило дыхание в предвкушении грандиозного события. Величественный бал, устроенный королём в честь дня рождения принца-регента, стал предметом обсуждения в каждом уголке Англии — от шумных улиц Лондона до спокойных провинциальных деревень.

Каждая леди, сидящая за вязанием или утопающая в страницах модных журналов, с нетерпением ожидала, как её дочь завоюет сердца самых желанных кавалеров, облечённых титулами и состоянием. Для матерей это был шанс, чтобы укрепить родственные связи и поправить финансовое положение, в то время как для дочерей предстояло доказать свою красоту и благовидные манеры в бесконечных танцах, завораживающих взгляды знатных мужчин.

Елизавета была одной из тех юных леди, кому предстояло впервые появиться на великосветском балу. Ей было всего семнадцать, а её юное сердце уже переполнялось томительным предвкушением. Грезы о блеске танцевальных залов, изящных движениях под чарующие звуки музыки и бесконечной веренице комплиментов заставляли её взгляд сиять. Она погружалась в мечты о том, как ступит в сверкающий зал, окружённая восхищёнными взглядами, как на её плечах заиграет ткань ослепительного платья, специально сшитого для этого момента.

Елизавета представляла, как её облик станет предметом восхищения, как внимание мужчин, благородных и галантных, будет устремлено лишь на неё одну, словно она — звезда этого великого события. И среди этих грёз скрывалась одна, самая сокровенная мечта: возможно, она встретит свою судьбу, ту таинственную фигуру, что будет суждена ей небесами.

Она стояла у окна своей светлой комнаты, задумчиво глядя на сад, который под осенним солнцем утопал в золотистых оттенках. Природа, казалось, дышала размеренно и спокойно, совсем не отражая того вихря эмоций, который терзал душу Елизаветы.

— Лиззи, дорогая! — раздался из холла голос матери, звучащий тепло и чуть торжественно. Елизавета тут же обернулась, её сердце замерло.

— Платье почти готово, — продолжала мать. — Ты должна его примерить.

Она вошла в комнату с сияющим лицом, её глаза блестели так, словно она сама готовилась впервые появится на балу. В руках она держала аккуратно сложенные отрезы тончайшей ткани, ленты и украшения для платья, которое вскоре должно было предстать перед Елизаветой во всей своей красе. Казалось, её предвкушение было ничуть не меньше, чем у дочери. Она размышляла о выгодных партиях и том, как удачно Елизавета будет смотреться среди знатных гостей.

— Мама, ты думаешь, что я всем понравлюсь? — тихо спросила Елизавета, её голос дрожал от волнения, несмотря на попытки казаться спокойной.

Мать остановилась, её взгляд смягчился, как будто она заметила это внутреннее беспокойство дочери.

— Конечно, милая, — произнесла она с уверенностью, с которой только любящая мать могла говорить в такие моменты. — Ты будешь самой очаровательной среди всех. Кто устоит перед твоей красотой и грацией?

Елизавета не могла сдержать улыбки, которая невольно заиграла на её лице. С самого детства её воображение пленяли образы бальных залов, озарённых множеством свечей, и танцующих пар, кружащихся под чарующие мелодии. Она представляла, как мужчины с изысканными манерами будут склоняться перед ней, приглашая на танец, как её платье будет скользить по блестящему паркету под восхищённые взгляды, полные зависти и любопытства.

Всё это казалось настоящей сказкой, и теперь она стояла на пороге этой волшебной жизни. Ещё немного — и она окажется в центре этого праздника, где каждый танец будет подобен шагу в новую, неизведанную главу её жизни.

Мысли Елизаветы прервала неожиданная весть.

— Ах, как я могла забыть! — воскликнула мать, взмахнув руками, словно внезапно вспомнив что-то важное. — К нам едет Себастьян. Мой троюродный кузен. Он останется у нас до бала. Ты была совсем крохой, когда он здесь был последний раз.

— Себастьян? — переспросила Елизавета, её взгляд слегка затуманился в попытке вспомнить этого родственника. Но в памяти не всплывало ни одной картинки, связанной с ним. — Нет, не помню...

Мать с лёгкой улыбкой продолжила, поправляя складки платья на дочери:

— Он уже взрослый мужчина, 27 лет, превосходный возраст. — Она рассмеялась, — Себастьян всегда был таким милым и заботливым. Думаю, вам будет о чём поговорить.

— Мама, а почему он раньше к нам не приезжал? — спросила Елизавета, с любопытством приподняв брови.

Мать слегка пожала плечами и, улыбаясь, ответила:

— Его родители отправили Себастьяна учиться в Париж, — сказала она, как будто это объясняло всё. — В этом великолепном городе он получил образование, которое можно было бы лишь пожелать каждому молодому человеку. Себастьян всегда отличался умом и талантом, и Париж только подчеркнул это.

Она на мгновение замолчала, потом добавила с лёгким вздохом:

— Но теперь он вернулся в родную страну. Его отец серьёзно болен, и кто-то должен взять на себя управление делами семьи. Это нелёгкое бремя для Себастьяна, но я уверена, что он справится.

Елизавета кивнула, и её воображение уже начало рисовать образ Себастьяна — загадочного, образованного мужчины, который теперь возвращался из Парижа, чтобы взять на себя ответственность за дела семьи.

— Лиззи, — внезапно прервала её размышления мать, голос её стал чуть более серьёзным, — прежде чем ты отправишься на бал, мне нужно поговорить с тобой о некоторых важных вещах.

Елизавета обернулась, её глаза наполнились любопытством.

— Мама, о чём ты? — спросила она, заметив перемену в тоне родительницы.

— Ты должна помнить, что на таком мероприятии, как бал, каждое твоё слово и действие будут под пристальным вниманием, — наставительно продолжила мать, её голос звучал мягко, но с оттенком серьёзности. Она склонилась ближе, словно пытаясь донести нечто особенное. — Важно вести себя с достоинством и грацией, — её руки, как всегда, заботливо поправляли на платье дочери невидимые складки. — Не забывай о манерах — всегда отвечай вежливо, даже если кто-то окажется не слишком любезным.

Елизавета кивнула, с жадным вниманием впитывая каждое слово, ощущая, как важность предстоящего события начинает давить на неё своей значимостью.

Мать продолжала, её голос был теперь спокойнее, но не менее решительным:

— Когда тебя пригласят на танец, не стесняйся, принимай приглашение с лёгкой, сдержанной улыбкой. Но не забывай, как важно поддерживать беседу. Даже если речь пойдёт о погоде или о новом спектакле, всегда старайся оставаться любезной. Эти светские разговоры помогут скрыть истинные эмоции, если это понадобится. Но самое главное, — её глаза сверкнули проницательностью, — не позволяй слишком сильно увлекаться разговорами. Оставь немного загадки. Мужчины любят, когда не всё раскрыто сразу.

— Я постараюсь, мама, — ответила Елизавета, чувствуя, как трепетное волнение всё сильнее охватывает её.

— И не забывай о танцах, — добавила мать с лёгким восхищением в голосе, её глаза блестели гордостью. — Танцы будут в центре внимания. Если ты блеснёшь своей лёгкостью и грацией, ты сможешь привлечь не только старых знакомых, но и тех, кто ещё не знает тебя. Ты будешь истинным украшением бала.

Елизавета вновь кивнула, её мысли унеслись в будущее, где она, как в сказке, кружится в такт музыке с молодыми кавалерами.

— Главное, не бойся ошибиться, — добавила мать, ласково глядя на дочь. — Волнение — это нормально. Если вдруг споткнёшься или запутаешься в своих юбках, просто улыбнись и продолжай. Уверенность и умение выходить из неловких ситуаций только подчеркнут твою истинную грацию.

Эти слова словно сняли последние остатки тревоги с души Елизаветы. Страх перед предстоящим балом начал отступать, уступая место новому чувству — восторгу, предвкушению того, что ждёт её впереди. С каждым словом матери она ощущала себя всё более уверенной, как будто внутри неё расцветал новый источник силы.

— Я сделаю всё, чтобы этот бал стал незабываемым, — произнесла она твёрдо, её голос звучал с решимостью, которой она прежде в себе не замечала. Сердце забилось быстрее, наполняясь радостью и сладким волнением.

Внезапно в дверь раздался настойчивый стук.

— Мириам, Лиззи, вы там? — донёсся глубокий и знакомый голос Ричарда, её отца.

— Да, Ричард, подожди минутку, и сможешь увидеть свою дочь, — ответила мать с тёплой улыбкой, бросив быстрый взгляд на портних, которые трудились над последними штрихами на платье.

Портнихи, словно ловкие мотыльки, продолжали порхать вокруг Елизаветы, ловко поправляя складки и завязывая шнурки, стремясь завершить свою работу перед тем, как день окончательно уступит ночи. Елизавета стояла перед зеркалом, излучая нежную грацию, и, глядя на своё отражение, чувствовала лёгкое восхищение — теперь она по-настоящему была готова к своему первому выходу в свет.

— Мама, пусть папа зайдёт и оценит моё платье, — взволнованно произнесла она, не отрывая взгляда от своего отражения.

— Конечно, дорогая, — с улыбкой ответила мать, её глаза светились гордостью.

Она подошла к двери и с лёгким движением распахнула её, впуская мужа в комнату.

— Ричард, входи. Лиззи хочет, чтобы ты лично оценил её новое платье, — сказала мать с лёгкой усмешкой, отступая в сторону, чтобы дать мужу войти.

Ричард переступил порог и замер, его взгляд сразу же упал на Елизавету. На мгновение он словно потерял дар речи. Его дочь стояла перед ним, как воплощение утончённости, её платье нежно обнимало фигуру, подчёркивая свежесть и красоту юности. В её осанке чувствовалась не только грация, но и новая, взрослая уверенность.

— Ну что скажешь, папочка? — с мягкой улыбкой спросила Елизавета, слегка крутясь, чтобы показать наряд во всей его красе.

Ричард, всё ещё не веря своим глазам, шагнул ближе и, наконец, произнёс:

— Лиззи, ты выглядишь... потрясающе. Я и представить не мог, что ты так повзрослела.

— О, папочка, даже если бы меня окутали в занавески, ты всё равно сказал бы, что я самая красивая! — засмеялась Елизавета, её звонкий смех разнёсся по комнате, словно серебряный колокольчик, отзываясь теплом в сердцах её родителей.

Ричард улыбнулся в ответ, его глаза сияли нежностью, когда он смотрел на дочь.

— Возможно, и сказал бы, — признался он с лёгким прищуром, смягчая голос. — Но поверь мне, сегодня ты действительно прекрасна, и это не просто отцовская гордость.

Елизавета с улыбкой подошла ближе, осторожно приподняв подол платья, чтобы не запутаться в пышных юбках. Каждый её шаг был полон грации и лёгкости, словно она уже чувствовала себя королевой бала, к которому готовилась всю жизнь.

— Я рада, что тебе нравится, — сказала Елизавета, улыбаясь, но в её глазах читалось волнение. — Этот бал для меня значит так много…

— Лиззи, я хотел с тобой серьёзно поговорить насчёт этого бала, — произнёс Ричард, и его голос стал чуть строже, хотя мягкость в глазах не исчезла.

— Да, папочка, я слушаю, — ответила Елизавета, чувствуя, что разговор принимает важный оборот.

— На балу будет много состоятельных семей, — продолжил он. — Я хочу, чтобы ты обратила внимание на двух молодых людей. Сын лорда Уэстфорда, Генри, — очень перспективный молодой человек. Его семья богата, а сам он умен и образован.

Елизавета кивнула, уже представляя себе безупречного Генри, который, безусловно, будет весь вечер окружён дамами, обменивающимися восхищёнными взглядами в его сторону.

— А также, — продолжил Ричард, немного помедлив, — сын герцога Блэкстоуна, Эдвард. Он недавно вернулся в Лондон и считается одним из самых завидных женихов.

Слова отца эхом раздались в её сознании, и Елизавета слушала, стараясь не показывать своего внутреннего смущения. Мысли о браке казались ей ещё слишком далёкими, но она знала, что отец серьёзен в своих намерениях. Образ Эдварда, полон аристократического шарма, появлялся в её воображении, и это вызывало у неё странное волнение.

— Я понимаю, папа, — мягко ответила Елизавета, стараясь скрыть трепет в голосе. — Я постараюсь быть внимательной и учтивой.

Ричард положил руку на плечо дочери, его ласковый взгляд вселял в неё уверенность.

— Я не сомневаюсь в тебе, Лиззи. Ты достойна лучшего, и я лишь хочу, чтобы ты сделала правильный выбор.

Мириам вдруг спохватилась, вскинув руку к губам, прерывая разговор.

— О, Ричард, ты не забыл, что завтра приезжает Себастьян, мой троюродный кузен?

— Об этом проказнике я никогда не забуду, — усмехнулся Ричард, поднимая брови и вспоминая о смелом, неугомонном юноше.

Мириам рассмеялась, её глаза засветились живостью давно прошедших дней, и эта вспышка радости озарила её лицо.

— Мамочка, папочка, — с лёгкой улыбкой вмешалась Елизавета, её любопытство вспыхнуло мгновенно, как пламя от искры. — Вы, кажется, говорите о чём-то забавном. Расскажите, что произошло?

Мать прищурилась, словно уносясь в воспоминания, и начала рассказывать, её голос был полон умиления и лёгкого недоумения от проделок кузена.

— Тебе тогда было всего четыре года, Лиззи, — начала Мириам, покачивая головой, как будто не веря, что такое вообще могло случиться. — А Себастьяну — четырнадцать. Он был мальчишкой с безудержной фантазией и страстью к шалостям. В один из тех летних дней он решил, что самое интересное — это… отвязать всех лошадей в нашей конюшне!

— Всех! — подтвердил Ричард, разводя руки так широко, будто охватывал целый мир, напоминая о масштабе того хаоса. — Лошади разгуливали по всему поместью, словно они внезапно обрели свободу. Слуги метались по двору, крича и размахивая руками, пытаясь вернуть животных на место, но в этом беспорядке было больше смеха, чем ужаса.

Елизавета смеялась вместе с родителями, не в силах представить себе этого таинственного кузена в роли виновника подобного беспорядка.

— Себастьян? — недоверчиво повторила она, её голос дрожал от сдерживаемого смеха. — Мне сложно поверить, что он мог устроить такой беспорядок.

— Да, именно он, — подтвердила Мириам с мягкой улыбкой, словно вновь переживая тот день. — Сколько я помню Себастьяна, он всегда был сорванцом, с неугомонным духом приключений. Весь день мы провели в поисках лошадей, а он, как будто ни в чём не бывало, с серьёзным видом помогал нам, словно это вовсе не он устроил этот переполох.

Ричард тихо рассмеялся, глаза его светились весёлыми воспоминаниями.

— И, конечно, после этого мы устроили ему серьёзный разговор, — добавил он, прищурившись, словно вновь представляя себе ту сцену. — Но мне кажется, он не воспринял это всерьёз. Я до сих пор помню, как он, стоя перед нами, пытался скрыть свою улыбку, его губы слегка подрагивали, а в глазах плясали озорные огоньки. Как ни пытайся его ругать, в нём всегда было что-то, что заставляло нас сдерживать собственные улыбки.

Елизавета представила себе картину: подросток с бесстрашной улыбкой, который не боялся последствий своих шалостей, но оставался таким обаятельным, что никто не мог на него по-настоящему сердиться.

— Одну лошадь мы так и не нашли, — вдруг спохватился Ричард, приподняв брови, словно внезапно осознав упущенную деталь.

— Да, я уже и забыла об этом, — задумчиво отозвалась Мириам, её брови слегка нахмурились, как будто давно забытое воспоминание вновь всплыло на поверхность. — Столько лет прошло с тех пор… — Она сделала паузу, а затем продолжила с лёгким сожалением в голосе: — После того случая Себастьян больше у нас не появлялся, но он всегда писал. Каждое его письмо было полно добрых слов и тёплых воспоминаний, он никогда не забывал нашу семью, каким бы занятым ни был.

Елизавета слушала с интересом, перед её глазами начал вырисовываться образ Себастьяна — юноши, чья натура была полна свободолюбия и беспечности, но в то же время привязанного к семье, что добавляло ему некой загадочной глубины.

— Он хоть и был сорванцом, но умным не по годам, — добавил Ричард, на его лице читалась лёгкая улыбка, уносящая его в воспоминания о тех днях.

— Это правда, — подтвердила Мириам, её взгляд смягчился, когда она вспомнила юного Себастьяна.

Елизавета ловила каждое слово родителей, словно пыталась представить того, кого не могла припомнить. Себастьян становился для неё всё более интересной фигурой — не просто родственником, но и человеком с историей, тайной, которую ей хотелось раскрыть.

Мириам, заметив, что разговор немного затянулся, перевела взгляд на дочь и сказала:

— Ну что ж, думаю, с примеркой пора заканчивать. Время ужинать. А ещё сегодня нужно лечь спать пораньше, чтобы завтра успеть подготовиться к приезду нашего гостя.