Глава 4

До Египта оставалось совсем немного: мы достигли берега Африки без всяких дальнейших происшествий. Отец нечасто встречался с нами на корабле, исправно неся свою службу, - однако мать тихонько сказала мне, что наш сирийский хозяин уже вознаградил его за спасение, заплатив сверх положенного. И Ашшур пожелал, чтобы и в Навкратисе охранитель оставался при нем.

- Не только как воин, - прибавила Эльпида, улыбнувшись. - Ашшур высоко ценит то, что отец долго жил в Египте, знает обычаи и язык.

Я кивнул; а сам, поежившись, подумал, сколько же всего я не знаю о моем отце... Он жил еще и в Египте! Уму непостижимо!

Чтобы причалить в Навкратисе, мы некоторое время поднимались по Нилу. После Родоса земля Египта сперва показалась мне скучной и плоской - песчаные берега, однообразные заросли тростника и пальмовые рощи; там и сям были разбросаны глинобитные домики бедноты. Было очень жарко, над нами вились мухи. Однажды мы увидели в зарослях крокодила - он здорово напугал Корину, а я бросился к борту и перегнулся через него, чтобы получше разглядеть гада. Но успел увидеть только бурую шипастую спину, утопающую в иле.

Вдруг чья-то тяжелая рука легла мне на плечо: я вздрогнул, узнав прикосновение отца.

- Не дразни их. Эти твари ловко утаскивают людей в воду, могут даже с берега или с лодки, - произнес он предостерегающе.

Я посмотрел снизу вверх в улыбающееся лицо спартанца. Побоище на корабле до сих пор стояло у меня перед глазами; и я помнил его хватку - в присутствии отца меня пробирал озноб, несмотря на жару...

- Ты правда жил в Египте? - спросил я, стараясь не думать о том, что случилось совсем недавно.

- Я родился в Египте, - ответил Никострат. - Мой отец и твой дед служил здесь наемником, как я.

Я изумленно открыл рот. Но Никострат не стал продолжать. Он некоторое время смотрел на берег, сложив руки на груди, - а потом опять взглянул на меня.

- Ты хочешь поскорее стать мужчиной, Питфей?

Я горячо кивнул.

Никострат снова опустил мне на плечо свою увесистую руку.

- Мужчина должен уметь беспрекословно подчиниться старшему, когда это необходимо. Ты понял меня?

Я понял, что речь не только о крокодилах, но и о той схватке с пиратами; и снова кивнул. Тогда отец улыбнулся мне и ушел.

Я проводил его взглядом: в моей голове остались одни вопросы без ответов... Зная, что отцу недосуг, я опять пошел к матери: я пристал к ней, прося рассказать, каким образом мои дед и бабка попали в Египет.

Эльпида не отказалась удовлетворить мое любопытство. Я узнал, что моя бабка Поликсена, будучи еще девочкой, со своей семьей бежала в эту страну с острова Самоса, где правил тиран Поликрат, жестокий баловень судьбы, который жаждал расправиться со своими противниками. Под его властью на Самосе произошло восстание - и тогда многие греки бежали в Египет, потому что тогдашний фараон Амасис был в дружеских отношениях с Поликратом.*

- Ну а мой дед? Он ведь был настоящий спартанец? Как он туда попал? - воскликнул я.

- Его Спарта прислала на помощь Поликрату, с другими воинами, - ответила мать. - Потом твой дед Ликандр отправился в Египет и стал служить здесь.

Я потряс головой, не зная, что и думать.

- Но ведь этот Поликрат был жестокий тиран? Почему же спартанцы поддержали его?..

Матушка вздохнула.

- Это все очень непросто, малыш. У нас в Линде тоже правит тиран - однако такой мудрый властитель для нас благословение... И в Спарте есть свой царь.

Я нетерпеливо подергал ее за серебряный браслет с эмалью.

- Почему же дедушка не вернулся обратно в Спарту?

Эльпида с грустной улыбкой пригладила мои вихры.

- Вернуться в Лакедемон куда труднее, чем оставить его.

- Почему? - воскликнул я, сердясь.

- Ты узнаешь со временем сам, - сказала матушка. Я оставил ее - я запутался окончательно, мой маленький разум был переутомлен всеми этими взрослыми сложностями.

Против течения мы шли лениво - корабль едва полз, как мне казалось; и я задремал, сидя на палубе под тентом, положив голову на руки. Потом мать разбудила меня.

- Мы скоро причалим, вставай!

К нам присоединились сестра, наши двое слуг и отец. Мама сказала, что отец проводит нас в навкратисский дом для проезжающих, поможет устроиться, а потом вернется к своему сирийцу.

Господин Ашшур тоже появился на палубе, готовый к выходу, - чернокожий раб обмахивал его опахалом из страусиных перьев, а трое других слуг, тоже сирийцев, тащили его сундуки. Я глазел на него с большим любопытством и сильной неприязнью.

Наш купец здорово напоминал персов - подумалось мне. У него была холеная борода, завитая мелкими рядами, шелковые одежды длинные и с пестрым рисунком, пояс с кисточками; в ушах были серьги кольцами, а глаза подведены, точно у женщины. От него пахло сладкими притираниями.

Я, весь напрягшись, смотрел, как отец переговорил со своим "хозяином". Никострат кивнул купцу на прощанье - или, вернее сказать, коротко поклонился; и я покраснел, точно меня ошпарили. Одних азиатов мы бьем - а другим служим, стало быть? И где тогда наша эллинская свобода?..

Потом Корина поторопила меня, чтобы я сходил на берег следом за нею и за сестрой. Я молча послушался, стараясь не смотреть по сторонам. Мне было гадко и стыдно за всю нашу семью.

Но потом это чувство изгладилось: когда Никострат присоединился к нам, когда я опять увидел, как мой отец держится, я вновь ощутил гордость за наши полисы, рождающие таких воинов. Что бы делали Ашшур и все ему подобные без своих охранителей?

Потом Гармония, шагавшая рядом, ахнула и подергала меня за руку, показывая на что-то впереди. Я увидел носилки из черного дерева и слоновой кости, отделанные самоцветами: их несли на плечах целых шестеро сильных нубийцев в леопардовых набедренных повязках. Слуга Ашшура был первым чернокожим, которого я повстречал; а здесь, в Навкратисе, они попадались гораздо чаще, хотя этот город был греческий.

Попадались и другие иноземцы. Я впервые увидел египтян: эти люди поразили меня сперва цветом своей кожи - загар у них был медно-красный; а потом диковинными одеждами и прическами. Я увидел нескольких мужчин в искусно сделанных париках, в больших драгоценных ожерельях-ошейниках и длинных белых юбках; двое оказались с обритыми наголо головами. И у всех этих мужчин глаза были подкрашены сурьмой, как иногда подводила их моя мать.

Египетских женщин на улицах нашего города я не увидел - возможно, их мужчины не пускали их сюда? Но всему свое время: я еще насмотрюсь на местные обычаи, обещал я себе.

Дома на улицах были похожи на наши: беленые каменные и глинобитные, крытые черепицей. Но я заметил постройки и другого типа - с плоскими крышами, толстостенные, расписанные яркими орнаментами в виде зигзагов или связок папируса. Это точно были дома египтян.

Но тут мать привлекла мое внимание.

- Мы пришли, - сказала она.

Мы стояли перед домом из желтого песчаника - в два этажа, со множеством маленьких окон и квадратной аркой, через которую беспрестанно входили и выходили люди: господа с пустыми руками и в сопровождении рабов, женщины с кувшинами на головах, носильщики с корзинами.

- Там двор, - объяснила Эльпида. - Мы тоже войдем со двора и снимем комнаты.

Было видно, что она уже устала: вокруг глаз, подведенных синими стрелками, легли тени. Я пожелал, чтобы мы поскорее устроились на отдых.

Две комнаты, которые мы наняли, оказались довольно просторными и чистыми; хотя пропахли жареной рыбой и луком. Пол был вымазан глиной, а из мебели наличествовало только самое необходимое.

Мама с усталым вздохом села на табурет; а Корина поспешила распорядиться, чтобы нам согрели побольше воды для купания. Медная ванна здесь тоже имелась - правда, одна на всех. И объемистая глиняная бадья с известкой - справлять нужду.

Когда мы по очереди искупались, принесли еду: все ту же жареную рыбу с луком и оливками, а еще блюдо фиников. Их я ел третий раз в жизни и ел с большим удовольствием. Но потом я заскучал, глядя в окно, - выходить на улицу одному мне, разумеется, не разрешили.

Матушка подсела ко мне, видя мою тоску, и погладила по голове.

- Мы здесь ненадолго, - сказала она. - Как только мы вошли в Египет, я написала письмо бабушке - и оно далеко опередило нас. Скоро бабушка приедет, и мы отправимся на юг, к ней домой.

Я безразлично кивнул. Но тут Эльпида сказала:

- Бабушка приедет со своим мужем, он египтянин, - так что будь готов.

Я встрепенулся.

- Варвар?.. Бабушка стала женой варвара?

Эльпида нахмурилась.

- Он совсем не варвар, и не вздумай оскорбить его. У Поликсены есть сын от этого человека... получается, что этот мальчик тебе дядя: ему должно быть сейчас лет одиннадцать.

Я был потрясен так, что дальше некуда. Одиннадцатилетний сын у моей бабки - и от египтянина?.. Мне представлялось, что бабушка должна быть старухой, давно утратившей способность к деторождению.

Я надеялся, что встреча с ней даст ответ на все загадки.

Мы прожили в гостинице четыре дня: на третий день отец оставил нас, потому что Ашшуру опять понадобились его услуги и защита. А на пятый день приехала моя знаменитая бабка: она прибыла одна, без мужа.

Я помню, что мама встретилась с ней сперва на улице, взяв с собой Гармонию, - и вернулась взбудораженная и счастливая, оставив мою сестру с бабушкой. Потом матушка хорошенько умыла меня, нарядила и подала мне свое зеркало.

- Ну-ка, скажи сам - довольно ли ты хорош, чтобы понравиться бабушке?.. Она тебя не видела целых пять лет.

Я внимательно поглядел на свое отражение в полированном серебре. Как и большинство мальчишек, я не имел привычки любоваться собой; хотя мама и Корина часто повторяли, что я красивый. От матери я получил в дар голубые глаза и каштановые волосы: они слегка вились. Лицом я напоминал отца, но черты мои были тоньше; и я заметно загорел и окреп за эти весну и лето.

Мать нарядила меня в белый хитон с черным меандром по краю и легкий голубой гиматий. Я себе понравился. И если бы не эта палка... хотя в мамино зеркальце моего изъяна было не разглядеть!

Я повернулся к Эльпиде с улыбкой и сказал, что готов. И тогда матушка вышла - и вскоре вернулась вместе с моей сестрой и бабкой Поликсеной.

Эта рослая женщина отнюдь не казалась ни старой, ни немощной, хотя ей и было под пятьдесят. Волосы ее под покрывалом были черны, она оказалась очень смуглой и темноглазой - как египтянка; и, как египтянка, густо подкрашивала глаза. Ее движения были сдержанны, но исполнены скрытой силы.

Бабушка присела передо мной на табурет и взяла в ладони мое лицо.

- Посмотри на меня, мальчик.

В ее эллинской речи послышался акцент - наверное, египетский; а может, и нет. Но меня поразило не это - а ее властность: засмотревшись в темные глаза прародительницы, я на миг ощутил себя ее рабом... И притом таким, который с радостью покоряется господину. Потом Поликсена погладила меня по щекам и улыбнулась мне оранжевыми от краски губами.

- Эльпида хорошо потрудилась над тобой, и ты сам тоже не ленился, как я вижу, - сказала бабушка. - Я буду рада узнать тебя поближе.

Я поклонился. Я почти никому не кланялся в своей жизни - но это показалось мне тогда единственно правильным, что можно сделать.

- Я тоже буду рад узнать тебя, госпожа, - сказал я.

Поликсена царственно кивнула мне; а потом встала, глядя на мою мать.

- Где Никострат?

- Его сейчас нет с нами - он на службе, - ответила Эльпида виновато.

Лицо моей бабки омрачилось. Я подумал, что она, должно быть, любит своего сына не меньше, чем моя матушка - меня. И все же, как бабушка и Никострат отличались друг от друга!

- С тобой дети... значит, мы уедем сейчас, а Никострат пусть приедет когда сможет, - наконец сказала Поликсена моей матери. Она оглядела нас: и всем стало ясно, что мы будем слушаться ее еще больше, чем слушались моего отца.

* Это историческое событие произошло в 532 г. до н.э.: волнения на Самосе под властью Поликрата продолжались еще десять лет, до самой его смерти.