Глава 2

Решив, что ему и так плохо я всунула острую часть открывашки в трещину на груди и попробовала увеличить успех неизвестного орудия. Трещина будто того и ждала: она, как в мультфильме про ледниковый период, стремительно разбежалась в обе стороны, достигла щелей подмышками и боковые швы распались, едва я просунула открывашку в самую широкую часть и лишь попыталась начать ее разворачивать внутри.

Как только трещина превратилась в место разлома повалил стойкий запах гниения, обнаружилась испачканная кровью и гноем одежда. Я убоялась делать с ним что-либо и отошла.

Через несколько минут мне стало стыдно. Еще минут через двадцать очень стыдно. Потом я поняла всю глупость положения: стою в чужом для меня мире, посреди поляны, над умирающим человеком и не помогая ему, и не покидая его, и не добивая. Решив, что без моего вмешательства он гарантированно умрет, а с моим может сделать это быстрее или все же выжить, я вернулась к телу. Никаких изменений не обнаружилось. Попыталась расшатать нагрудник, чтобы отломать его от спины, но не преуспела – слишком при этом качало умирающего. Тогда я стала тащить оставшуюся часть доспеха наверх, намереваясь снять как футболку через голову. Предмет эксперимента, конечно, тоже болтало при этом неимоверно, но, на взгляд, меньше, чем в первом случае. Все шло неплохо, но медленно. Как известно, терпение и труд кого угодно добьют: дыхание стало еще поверхностней, даже каким-то судорожным, зато мужик был освобожден из плена.

Итак, теплый зеленый лес, птички поют, полянка живописная, вроде ручеек где-то неподалеку протекает, помирающий то ли от сепсиса, то ли от гангрены, мужик и кучка его доспехов. Блеск.

Зато, рыцаря без доспеха, удалось выволочь на поляну. За ним следом я вытащила и остаток доспеха, с тем, чтобы все же его разломать на две половинки. Каких-то полчаса треска от доспеха и пыхтения от меня и вот я уже имею перед собой грязные спину и брюхо от доспеха. Постановив, что до меня он тут лежал и без меня полежит чуток, я подхватила бывшую спину доспеха, здоровенную флягу, обнаруженную на перевязи под мужиком, и отправилась на поиски слышимого ручейка. По пути я заприметила несколько ягодных кустов. Память воспроизвела обещанную информацию: местный аналог чая и вполне нормальные съедобные ягоды.

Ручеек оказался достаточным для наполнения фляги, чем я не преминула воспользоваться. Когда я, довольная собой, разогнулась с полной флягой, я вляпалась лбом в паутину. Вопреки обыкновенной паутине, она не разорвалась, а упруго оттолкнула голову. Новая память услужливо подсказала, что это паутина местного вида членистоногого, которую они оставляют в лесу с самыми прозаическими целями, но крайне редко по назначению используют, ибо предпочитают дичь покрупнее насекомых. Особая ценность такой паутины, что она прочная как ткань и очень хорошо впитывает кровь.

Спину доспеха я полоскала то и дело, поглядывая в сторону паутины – не вернется ли хозяин. Поскольку так никто и не вышел проверить добычу, я собрала во влажную еще спину паутину, закинула туда же флягу и двинулась в обратном направлении, внимательно оглядываясь вокруг.

Я собрала листики чая и ягоды, а потом случайно заметила много-много мелких грибов. Грибы, похоже, были заживляющие – по крайней мере именно так я их опознала. «А жизнь-то налаживается!» - радостно резюмировала я. Теперь я могу обработать умирающему рану, авось и выживет.

У тела ничего нового не произошло, даже дышать лучше или хуже не стал. Только теперь я додумалась посмотреть во что же я одета. На мне обнаружились оливковые брючки из очень мягкой ткани, мягкие сапожки из материала, больше всего напоминающего кожу, бежевая туника и куртка из такого же материала, что и сапожки. Сапожки и голени брюк уже были измазаны в грязи из оврага, конечно, но смотрелось все равно гармонично.

В куртке были карманы. А в карманах было огниво. Подавив радостный вопль, я побежала обратно в лес на поиски «чего бы поджечь». Поиски быстро увенчались успехом, рядышком нашелся хвойный островок в лиственном богатстве. Пришлось, не зная лени и праздности, бегать туда-сюда, стаскивая к поляне лапник.

Близость дороги из плюса стремительно превращалась в минус. Пока я ходила по лесу мне в голову постучалась умная мысль: кто-то не только догнал тяжело бронированного рыцаря, вспорол его и бросил умирать, а еще и не озаботился добиванием. То есть существует вероятность, что это не конец и его труп придут проведать. Хотя, вероятность эта очень невелика, но меня она озаботила.

Так или иначе, лапник был натаскан на две лежанки, тело было живо и готово к обработке, хворост был уложен кучкой, как учили на тим-билдинге по выживанию в дикой природе, даже некоторое количество ключевой воды имелось. И вот я обнаружила существенный недостаток в плане: воду кипятить было решительно не в чем. То есть холодная вода – это здорово, но мама говорила, что в полевых условиях лучше обрабатывать горячей. А мама двадцать лет была военным врачом. Мама знает. Пришлось переложить все собранное в спину на травку и использовать ее против естественного назначения: в качестве кастрюльки.

С двадцатого раза мне удалось поджечь кучку хвороста. Под веселый треск я занялась измельчением грибов. Для этого я использовала меч. Это было кощунственно, но полированная сталь не возражала, так что я сосредоточенно толкла грибочки в кашицу на мече, как на столе, при помощи рукоятки консервного ножа.

Хворост разгорелся, я из плеч доспеха соорудила подставочки и водрузила на них спину. В спину вылила воду и пошла обратно к ручью. Когда я вернулась, вода как раз нагрелась, и я отважилась приступить к обработке. Вода в паутину не впитывалась, а вот кровь и гной вполне. Горячая вода быстро стала мутной в процессе прополаскивания паутины, а рана стремительно очищалась. Очень скоро гной перестал течь, появилась чистая кровь. Это обстоятельство меня порадовало, а вот тот факт, что паутина больше не вмещала в себя субстанцию – не очень.

Воду все равно нужно было менять, и я поднялась от тела, чтобы вновь пойти к ручью. Притормозив, я аккуратно влила в рот полумертвому рыцарю немного воды и смочила губы.

Новая проблема не заставила себя ждать или выдумывать: спина была очень горячей и просто сходить со спиной к ручью возможным не представлялось. Но! У меня были предплечья от доспеха. Я приладила их себе на предплечья и с горем пополам сумела снять спину с огня, очень быстро дотащить ее до оврага, где не так давно она была в составе рыцаря, а вот туда она уже соскользнула. Следом полетели моментально разогревшиеся детали от рыцаря, а я, стараясь не шипеть громко, сама едва не прыгнула во влажную грязь. Предчувствуя, что после лечения рыцаря, лечение понадобится мне, я подобрала остывающую спину и побрела к ручью.

Там снова долго полоскала спину от гноя и, удовлетворившись результатом, я набрала воды и, балансируя своим сосудом, вернулась к стоянке. Потом пришлось бежать обратно – флягу-то с собой я брать не стала, а вода была нужна.

Первый глоток из фляги я сделала осторожный и маленький, но вода оказалась настолько вкусной, что следующий был уже намного смелее. Рыцарю влила в рот еще немного, буквально, несколько капель, в рот и в процессе заметила, что дышит он глубже и ровнее, а цвет лица из синюшного потихоньку становится просто бледным. Поздравив себя с первой маленькой победой, я продолжила манипуляции. Вода в «котелке» немного подогрелась, и я аккуратно стала в ладошке размешивать грибы с теплой водой, а получившуюся массу выкладывать на рану. Рана, кстати говоря, оказалась длинным и глубоким рваным порезом, а кожа вокруг него была размокшая и раздраженная.

Теперь я пошла искать что-нибудь, что заменит тряпку. Нашла куст листьев, похожих на лопух. Ничего о его ядовитости я не вспомнила, поэтому преспокойненько взяла несколько листов и вернулась к мужчине. Листы хорошо впитывали воду, и я обтерла лицо, шею, руки и торс. Кожа потихоньку приобретала более или менее живой цвет и это меня радовало. Правда лопухи, заменившие мне тряпку, оставляли зеленоватый след на коже, но даже это не портило картину стремительного выздоровления.

Перекусив ягодами, уселась на траву. В голове было пусто и звонко. Как-то незаметно для себя я уснула на травке, а проснулась через пару часов, когда вода остыла, а костер давно догорел.

Собрав грибную примочку, я с радостью констатировала ее действенность: кожа вокруг пореза показала заметное улучшение, а сама рана сильно потеряла в объеме и начала стягиваться. Снова воспользовавшись лопухом, я теплой водой промыла рану и кожу, положила новую примочку.

В течение следующих двадцати минут ягоды были доедены, а вода допита. Поскольку за целый день мимо никто не прошел и ничего не произошло, я, даже не задумываясь, ушла за водой. На обратном пути я обобрала еще один ягодный куст.

Меня несколько напрягала застойность: во всех прочитанных мною книжках с попаданками с первых минут в новом мире что-то происходило. Я же пока только воспользовалась целительной силой местной природы и попила вкуснейшей воды.

Правда обещанные знания понемногу проявлялись: по мере пробуждения я уже знала, что мир называется Элла. На Элле живут (в порядке продолжительности жизни) люди, оревы, реввы и мекорны. И примерно знала, чем они друг от друга отличаются. Мекорны – хранители мира. Живут очень долго (теоретически вечно, то есть смертны только принудительно). Обычно каждый отвечает за что-то конкретное сообразно стихии или области жизни. Реввы – местные демоны. Живут в стране, называемой Закатный Край. Оревы - аналог орков из некоторых фентези-миров – полностью разумны, обитают в основном в какой-то Скрытой Стороне. Реввы и оревы живут в среднем пятьсот – восемьсот лет, представители правящих династий около тысячи. Помески между расами обычно впитывают разные свойства от обеих материнских рас, и человек может прожить четыреста лет, а орев немелодично выть, а не красиво петь, как положено. Сейчас я была на территории человеческого королевства, название которого так и не всплыло.