Пролог

— Ребёнок был мой.

Это был не вопрос, а констатация факта. Да и не могла я ответить: в горле образовался предательский ком — боль потери малыша всё ещё так же сильна, словно это случилось вчера.

Влад кивнул, словно принимая ужасную новость. Он перевёл на меня взгляд, и я задохнулась от вспыхнувшей ненависти в его глазах — он винит меня в случившемся. Я тоже не могу простить себя. Каждую ночь в голове крутится множество мыслей: а что, если бы я сбежала… если бы сумела выкрасть телефон и позвонить ему или Мирославе, да хоть Александру Лютову. Только ответ один — ничего бы не вышло, меня превосходно охраняли.

— Ну что ж… я умею учиться на ошибках, больше ты из дома одна не выйдешь, пока не родишь, и даже тогда свободы тебе не видать. Пришло время тебе узнать одну из причин, почему меня Цербером называют.

— Влад, ты не такой… — шепчу я онемевшими губами, он лишь зло усмехнулся. — Ты же хороший… — Я не могла поверить в то, что он сказал.

— Что же ты такого хорошего бросила? — процедил он сквозь зубы, наклоняясь ко мне, его взгляд опасно вспыхнул. — Нет больше того влюблённого в тебя парня, умер полтора года назад. Ты убила его, Снегурочка, предав. Придётся тебе привыкать к новым реалиям, ты их заслужила.

— Если ты это сделаешь, я же возненавижу тебя!

Он схватил меня рукой за шею, впиваясь в меня взглядом, в котором полыхало адово пламя:

— Мне глубоко наплевать, что ты ко мне будешь чувствовать, — угрожающе тихо принёс. — И уж точно не жажду твоей ветреной любви. И знаешь, если вначале я задавался вопросом, почему из всех женщин на планете мне досталась такая хладнокровная тварь, как ты… — он отпускает и отстраняет меня. — …то сейчас уже неважно, я смирился, принял как данность, что моя женщина может в любой момент воткнуть нож в спину, солгать... И тебе следует последовать моему примеру. Не усугубляй своё положение, поверь, оно у тебя незавидное. — Он отвернулся, ему явно противно на меня смотреть.

— Ну так опусти меня, раз я такая плохая! — обливаясь слезами, прокричала ему в спину.

— Не ищи лёгких путей, их уже нет, — отвечает он глухим голосом.