Часть первая: "Преодоление". Глава 1: Больничный заключенный.

Десять лет назад. Москва. Больница номер №

Сон улетучился, как мимолётное видение. До неправдоподобия живой, красочный. Совсем не то, что эта унылая серая жизнь. Тяжело и жалко возвращаться в реальный мир. Сознание цепляется за край дремоты изо всех сил. Но режущий свет больничной лампы неумолим. Отрезал всякое отступление в царство грёз. Реальность ударила по щекам, пробуждая.

Тупая боль пробила заслон век и ворохом песка пробежалась по зрачкам. Испуганный мальчишка, прячась от света, натянул одеяло по самую макушку. Не тут-то было – одеяло полетело на мокрый пол, выхваченное сильной рукой технички. Зычный командирский голос объявил подъём по всей строгости скверного характера. В детском больничном отделении объявлялся приход утра.

Прекрасное начало нового дня для мальца неполных шести лет.

Мальчик мигом натянул майку, шорты. Не глядя, влез в старые, давно стоптанные тапочки. Всего на два размера больше – большая удача для бесхозного больничного заключённого. Шоркая обувкой, приблизился к ржавому крану. Мутная хлорированная вода тонкой струйкой потекла между пальцев.

В замусоленное зеркальце на пациента по фамилии Корпионов смотрело осунувшееся лицо. Нехватка кислорода, витаминов, извечные приёмы ненужных лекарств и чуждые организму уколы из абсолютно здорового малыша выстроили за два года дряхлого старца с мешками под глазами и почти убитой волей к жизни.

Всё начиналась совсем не так. Были родители: мать и отец. Вполне состоятельная чета Корпионовых. Мальчик смутно припоминал, что вроде слыл единственным ребёнком в семье. Его даже назвали Сергием, а не каким-нибудь там Сергеем, Серёжей или даже Серёженькой, коих вдоволь в отделении.

Самый любимый, красивый и единственный ребёнок в семье, Сергий был, наверное, счастлив ровно до того момента, как в семейный автомобиль не влетел КАМАЗ. Медсестры рассказывали друг другу в отделении, как пьяный или уснувший водитель не заметил, что движется по встречной полосе. Автомобиль, как говорили и врачи, что имели беседу с полицейскими, сложился гармошкой, оставив жизнь лишь мальчугану. Эта легенда гуляла по отделению, когда кто-то интересовался жизнью беспризорника.

После аварии, когда встал вопрос об усыновлении, оказалось, что маленький Сергий остался один, лишённый всего по жизни кроме фамилии. Государство записало его на свой счёт. Потому с детства чернявый паренёк мог надеяться лишь на себя, подмечая все детали замкнутого мирка больнички, в которой оказался заперт на долгие годы.

Но где-то в глубине сердца ещё теплилась искра с верой в светлое будущее. Надежда приходила со снами.

Сны реальность забрать не могла, только развеять.

Сергий чувствовал себя не таким, как все. Но объяснить этого не мог. Да и кому объяснять? Все равно никто не верил. Кому есть дело до его почти реальных снов, где росли огромные деревья до неба и люди летали над снегом как птицы в самолетах-пулях? Порой он даже гулял по другим планетам, ярким таинственным мирам, которых просто не могло существовать на Земле, как подсказывал телевизор или картинки в книгах и газетах. Но кто в это поверит? Любые же его вопросы натыкались на стену непонимания взрослых. От его бурной фантазии отмахивались, как от надоедливой мухи.

«Какие ещё деревья выше небоскрёбов, Корпионов? Бери свои витаминки и не выдумывай».

Юный Корпионов быстро понял, что помощи ждать неоткуда. Смирился с тем, что каждый день пациентов навещают родные и близкие, а его никто и никогда даже по праздникам. У него даже тумбочку забрали за ненадобностью. В ней всё равно лишь пустота. Другим нужнее. Ложку и кружку и ту дают в столовой.

Постепенно мальчик привык к постоянному одиночеству среди больничной суеты. И почти постоянному чувству голода. Он хотел сладкого, кислого, горького, но давали лишь пресное и часто солёное. А то и пересолёное.

Жизнь в мучениях и ожидании непонятно чего длилось неопределённо долго для молодого сознания. Он вроде все время жил только здесь. Но вдруг и этот привычный мир пошатнулся. На вчерашнем обходе врачей Сергий вдруг узнал, что вскоре переводится в детский дом. По решению консилиума докторов он больше не мог занимать койко-место, и считался вылечен от всех тяжёлых болезней раз и навсегда. Иммунитет обещал восстановиться. Со временем.

«Молодой же».

Впервые услышав для себя эту новость, Сергий испугался. Раньше не думал о переезде из больницы. Мечтал выписаться – да. Но, чтобы так сразу ехать в неизвестное место – страшно. А если детдом – это то место, о котором много раз слышал от более старших мальчишек, которых направляли оттуда на лечение, то попадать в этот самый дом совсем не хотелось.

Не на день, не на неделю – там придётся жить до совершеннолетия. Двенадцать лет в месте, о котором с ужасом рассказывали пациенты. Неопределенность в месте, которое ещё хуже больницы. Что вообще может быть хуже больницы с её бесконечным запахом лекарств и хлорки? Мир за пределами больницы разве пахнет иначе?

Какой он, тот мир? Он периодически давал о себе знать сквозь приоткрытое окно в коридоре. Даже мелькали по дорожному серпантину яркие цвета машин, как апельсины на тумбочке пациентов. Но существовал ли он таким на самом деле?

– Надо бежать, – услышало отражение в зеркале шёпот пациента. Он сам испугался сказанных слов. – Бежать, – вновь прошептали обветренные губы, которые шелушились совсем не от ветра.

Сергий уныло посмотрел на свои тапки. Пусть на улице и тёплые весенние денёчки, их иногда даже выводят на улицу постоять у травы, но в такой обуви далеко не убежишь. Даже забор не перелезть.

– Отойди, шпендик, – раздался голос над ухом, и весомая рука оттолкнула от умывальника.

Десятилетний новенький. Только вчера положили в отделение, а ведёт себя как король. Прикидывается новым «боссом». Надо его проучить!

Сергий набрал в ладошки воды и приготовился. Пусть не зазнаётся. Надо давать отпор сразу, иначе обнаглеет. Как следствие, слёзы в углу и под подушкой обеспечены. Сражаться! Иначе будут доставать до тех пор, пока всех мучителей не выпишут. Но каждый раз приходят новые. И всё начинается по новой для чернявого мальчика.

Новоявленный «босс», стоя за спиной, попытался пнуть упрямого малолетку, отодвинуть от умывальника, но широким замахом захватил лишь воздух. Враг извернулся, подбросил воду над громилой и по закону гравитации холодный душ обрушился на голову и потёк за шиворот новенькому.

Корпионов, победно улыбаясь, пулей вылетел в коридор, хлопнув широкой дверью до грохота стекла в ней. Вся палата взорвалась смехом от крика новенького. Он врезался в закрытую дверь и, чертыхаясь, дёрнул ручку на себя, спеша догнать наглеца. За это время Сергий успел отбежать на приличное расстояние. Даже взял форсаж, разгоняясь до максимальных способностей бега в тапочках. Бежал, пока за спиной не послышались проклятья, и тапочки не слетали с ног. Вышло примерно тридцать метров.

Шлёпая босыми ступнями по холодному полу, резко остановленный спринтер подошёл к медсестре для выговора.

– Корпионов! Опять ты бегаешь? Будешь на посту полдня по стойке «смирно» стоять, пока я домой не уйду! – сообщила курносая медсестра, которую Сергий недолюбливал за писклявый голос. И она отвечала ему взаимностью, пища и веселя ещё больше.

– Он пинался!

– У тебя вечно кто-то пинается, дерётся. Один ты ни при чём. Всё, будешь наказан. Устроил тут беготню с самого утра.

Сколько раз он слышал одни и те же слова: «наказан», «виновен», «опять ты». Сколько раз отбывал наказания за мелкие шалости или чужие погрешности? Никто никогда не пытался разобраться, в чём действительно дело. При малейшем шуме в отделении на посту, словно оловянный солдатик, стоял именно Сергий. Заслуженный ветеран больничного отделения.

Время потянулось в наказании.

Второй час дежурства на посту Сергий воспринимал как тренировку на выносливость. Ещё чуть-чуть, ещё немного. Вот-вот медсестру сменит другая, и он получит свободу. А пока стоило придумать, как утихомирить свирепого соседа по палате. Он все это время вьётся возле поста, ожидая возможности для расплаты. Ждёт, пока исчезнет медсестра. Не привык, что некоторые дают отпор.

– Слышь, малый, – зловеще прошептал «каратель», привлекая внимание. Едва Сергий повернул голову, как новенький показал кулак. Жестикулируя, объяснил во всех подробностях, что сделает с жертвой, едва тот уйдёт из-под присмотра медсестры.

Корпионов сначала пытался не обращать внимания на мстителя, отвлечься. Ещё же не все трещины на потолке пересчитаны. Но взгляд упрямо натыкался на кроссовки недруга и в голову лезли странные мысли о схожести размеров ноги. Новенький был развит непропорционально: сам толстый, руки пухлые, а ноги маленькие. Размер ступни подходил для Сергия.

Время шло, сменщица задерживалась. На третьем часу раздумий Корпионов устало свалился на пол и вопросительно посмотрел на медсестру. Ноги отказывались подниматься, сотрясаясь мелкой дрожью. Гроздья пота повисли на лбу. В отделении стояла жуткая духота. Май припекал. Поясница зудела. Даже мститель устал сидеть рядом и умчался в игровую комнату ломать оставшиеся в живых игрушки.

– Ладно, пошёл вон, – обронила медсестра и безразлично добавила. – В столовой тебе завтрак оставили… Погрызи.

А что еще делать с подсохшим хлебом?

Из столовой несло запахами кислого хлеба и перебродившего компота. На столе сиротливо стояла порция больничного заключённого: молочная каша с комочками, два кусочка уже черствого хлеба и чай с плавающей мухой. Бедное насекомое Сергий высвободил ложкой, запустив её кончиком под потолок.

Глядя на кашу, Сергий попытался закрыть глаза и представить себе свежие яблоки. Такие гнили на тумбочке новенького. Но, когда случайно приоткрыл один глаз, зрение выловило на ложке каши маленького тараканчика, забавно дергающего усиками. Корпионов с интересом присмотрелся к нему, понюхал и с сожалением отложил кашу. Если с тараканами в отделении нещадно боролись, травили их, то есть их точно не следовало. Хотя он играл периодически с ними, как с единственно-доступными «домашними животными». Тараканы часто заменяли ему игрушки, чего уж там. Они хотя бы не кричат на него и не шпыняют из угла в угол. Они просто ползают по кровати и подушке или греются на подоконнике, пока никто не видит. А он видел, и пугать их не спешил, наблюдая издалека за этой рыжей жизнью.

Выйдя из столовой с парой кусков хлеба, мальчик решил, что лучше будет умереть от голоду на свободе. Но чтобы до неё добраться требовалось позаимствовать кроссовки мстителя на сонном часу. В таких можно пробежать больше, чем тридцать метров.

Или так, или в детский дом.

Малец проскользнул мимо сестринского поста и помчался в игровую комнату. Скоротать время до послеобеденного сна – «сонника». Это когда температура в палате превосходила все пределы на открытом солнцепёке, так как в палате присутствие штор не полагалось. Кто их будет стирать? Только белые застиранные занавески висели под самым потолком, и ни от какого солнца никогда не скрывали.

Стоило же открыть входную дверь, чтобы хлебнуть прохладного воздуха, так любой шорох отдавался в коридоре гулким эхом и через мгновение на пороге появлялся кто-нибудь из медперсонала и убедительно просил не нарушать тишины отделения. Шум охотно создавали старые кровати с провислыми пружинами. Без скрипа повернуться на них никто не мог.

Сергий забрёл в игровую комнату. Помещение, размером чуть меньше стандартной палаты на семь человек, с порядком потрёпанными игрушками и старухой в качестве воспитателя давно приелось. Стул жутко заскрипел, когда больничный заключённый тихо присел в углу комнаты. Тяжёлый взгляд из-под седых бровей старушки обещал немедленную расправу, едва рука Корпионова сделает что-нибудь не то. В лучшем случае огреет по голове любимым зонтиком, который таскает с работы и на работу ежедневно в любую погоду. В худшем – снова стоять на посту, теперь уже весь сонный час.

В коридоре загрохотало. Кто-то из «ветеранов» отделения обучал «молодых» премудростям больничных приколов: человек заходил в туалет, дверь там открывалась наружу. На дверь ставилась швабра, рядом ведро или детский горшок. Новенький по домашней привычке резко распахивал дверь, швабра отлетала и с диким грохотом билась о металл ведра. Из коридора немедленно слышались вопли уборщицы, которая с завидной скоростью появлялась на месте преступления. Особо удачен этот прикол был в тот же сонный час.

Время вновь потянулось. Корпионов взял чистый лист бумаги и принялся рисовать план действия. Углубившись в детали, почти забылся во времени, когда краем уха услышал заветную фразу: «Обед!».

Тут же кто-то подхватил, повторил. Через несколько секунд к столовой уже мчался табун больных. У входа в столовую, уперев руки в боки, как всегда стояла тётя Маша. Старшая по кухне. Пять дней в неделю она приказывала в обязательном порядке показать чистоту ладоней. Так как умывальники находились возле туалета, а туалет возле игровой на другом конце отделения, людской табун в обязательном порядке мчался в обратном направлении. Потом снова обратно. Так каждый день.

Голод – вещь упрямая.

Сергий в этот раз со всеми не бежал. Порвав расчерченный листик с планом побега, он спокойно ополоснул руки и побрёл по холлу неторопливым шагом. Конечно, кормить в четверг будут хуже некуда – рыбный день. Время консервов. Но съесть порцию обеда сегодня придётся. Как на свободе обстоят дела с едой, неизвестно. Будет там ужин или нет?

В столовой воняло рыбой. Рыбный суп с перловкой источал запах, который нельзя было назвать приятным. Подгорелая гороховая каша на второе превзошла все ожидания. Спас от голодной смерти сладкий компот с хлебом.

Наскоро запихнув в себя все, что получилось, Корпионов с великой неохотой зашёл в родную палату. Там солнце, не встречая преграды, раскалило воздух как в духовке. Все пациенты выстроились в очередь у туалета, оттягивая время сонника как можно дальше, палата пустовала. Любителей больничного загара не наблюдалось.

Рядом с кроватью новенького стояла запасная пара кроссовок, сандалии, тапочки и туфли на случай скорой выписки. Выбор для больничного отделения и прогулок существовал неплохой. Сергий на секунду задумался, примеряясь взглядом к кроссовкам. Из головы не выходили мысли о схожести размеров обуви и скорейшем переводе в детский дом. И составленном плане, расчерченном цветными карандашами на уничтоженном листике.

«Всё. Надо решаться. Или сейчас, или никогда!» – пришёл к выводу малец, и дрожащей рукой потянулся к обувке.

– Потом верну. Обязательно верну. Это ненадолго. Простите меня… – прошептали губы безразличным вездесущим тараканам.

Дрожащие руки воровато схватили добычу. Всплеск адреналина едва не сбил с ног. Сергий зажмурился и заставил себя дышать спокойно. Сердце рвалось из груди. Никогда ни у кого не взял чужого, а ведь подначивали и не такие искушения, когда старшие лазили в тумбочках младших, когда голодал, а на виду лежали сникерсы, шоколадки, пирожные.

Несмотря на малый возраст, Корпионова что-то удерживало от подобных поступков. Но что толку? Всё равно никто не замечал, не ценил. Замечали лишь беготню по коридору.

Обеденной ложкой пациент выковырял старый гвоздь в когда-то заколоченном деревянном окне и в приоткрытую щель выкинул кроссовки. Попал обувкой как раз в заросли кустов под окнами. Быстро вставил гвоздь обратно в гнилое дупло и с каким–то новым странным чувством вышел из палаты. Никогда раньше подобного не ощущал. Неописуемое, лёгкое чувство. Хотелось подпрыгнуть до самого потолка или закричать. Сдержался. Поспешил к малому лифту. Никто из проходящих врачей или медперсонала не обращал ни малейшего внимания на приевшееся лицо «вечного пациента».

Сергий спустился в лифте до первого этажа и юркнул в боковую дверь, где нет охранника. Прекрасно знал, что там запасный выход. С ребятами иногда выходил гулять, да и по больнице шлялся периодически. Планировку здания знал назубок. Проскользнул под окнами больницы до самого места залегания кроссовок. Пробираясь сквозь кусты, беглец пополз на пузе, царапая белые коленки. Тело словно само подсказывало дальнейшие действия, пока мозг паниковал: «Поймают!», «заметят!», «опасно!». Бешено стучало сердце.

Присмотрелся. Среди зелени на солнце блестели белые подошвы. Вот и обувка! Зелёный сок растений только немного запачкал драгоценную добычу. Сергий быстро переобулся невдалеке от кустов. Строго так, чтобы не было видно из окон. Попутно похоронил тапочки в кустах – вечная память!

Новые кроссовки пришлись точно по размеру. Шнурки только пришлось запихать внутрь – завязывать не умел. На тапочках не натренируешься.

Прячась в кронах деревьев и порослей кустов, беглец добрался до рослого дуба. Исполин одной из своих веток удобно расположился к прилегающей ограждающей стене. Цепляясь за ветки, Сергий с трудом взобрался на дерево, прополз по толстой ветке и, свесившись с другой стороны забора, свалился в мягкую прошлогоднюю листву. Мальчик понятия не имел, что только в этот день в связи с субботником дворники определили листву под забор, чтобы позже рассортировать по мешкам. В другой день мог и ноги сломать. Повезло.

Творец бережёт детей.

Даже воздух показался беглецу другим. Он вдохнул полной грудью, обводя взглядом улицу. По дороге шныряли разноцветные автомобили, широкие здания тянулись в ряд, люди спешили по делам. На фоне этой картины малец в белых кроссовках, старых потёртых шортах и линялой майке ничем не выделялся.

Сергий быстро перебежал дорогу, в спину жгло ощущение поисковых прожекторов. Больница наверняка уже на уши встала. Но как только пересёк пару кварталов, и больница скрылась с глаз, чувство погони притупилось. Да ну, кому он там нужен? До вечера не схватятся. На секунду остановился, запыхался от непривычно долгого бега. Грудная клетка бешено вздымалась, сердце в ней не помещалось, лёгкие требовали больше кислорода. Думал, что способен пробежать много и не устать, но в жизни не как в мыслях или снах. Всё оказалось тяжелее.

Беглец оглянулся в поисках дальнейшего направления и немного растерялся.

Теперь он сам за себя в ответе.

Свободен!

Но что же делать дальше?