2. Время истекает

Пар от кадки с горячей водой наполнял комнату теплыми ласковыми клубами и мало чем напоминал туман перехода. Я подняла голову, стряхивая с себя воспоминания, словно капли воды. Что было, то прошло. С некоторых пор я не переставала наслаждаться ощущением чистоты и принимала ванну за последние два дня раза четыре, скребя кожу мочалкой и стараясь избавиться от ощущения колющегося песка.

Вода стекала по телу, принося с собой чистоту и свежесть. Теплый каменный пол под ногами, пушистое полотенце на плечах. Я была… Чуть не подумала «дома», но после пропажи Юкова комната в Серой цитадели максимально близко подошла к этому понятию. Она не стала местом, в которое хотелось бы вернуться, она не стала местом, в котором я могла чувствовать себя в безопасности. Такие понятия, как защищенность и Серая цитадель, несовместимы. И все же… замок стал местом, где мне давали передышку, краткую, иногда болезненную, но такую нужную.

Просторная спальня с шелковыми гобеленами, вышитыми картинами, с большой кроватью и… белым туалетным столиком напротив.

Святые, еще минуту назад его здесь не было. Как не было и час назад, и день, и два…

Я подошла к гуляющей мебели, провела ладонями по столешнице, словно не в силах поверить в то, что вижу, словно мне нужно не только видеть, но и коснуться шероховатой поверхности, вырезанного орнамента, прохладных металлических колец-ручек. Я потянула за правую, выдвигая ящик.

Они были там, перекатываясь по широкому дну, чуть звякая железом. Стилет, изогнутый нож, атам Раады — мое оружие. Я дотронулась до серебряного лезвия

— Где ты был, когда я в тебе нуждалась? — Сперва с губ сорвался лишь шепот. — Где? — а затем крик. — Где? — Я выдернула ящик из пазов.

Вылетевшие ножи упали, глухо стукнувшись о ковер. Злость пришла настолько неожиданно, что я даже не успела осознать, что делаю и зачем. Дернула рукой и, размахнувшись, ударила ящиком о серую стену. Дерево жалобно треснуло.

— Где? — продолжала спрашивать я, ударяя снова, боковая стенка треснула. — Где, черт возьми? — Еще удар, дно раскололось. — Где?

Ящик, любовно восстановленный Борисом, распался словно картонный, но я продолжала в исступлении бить фасадом о камень. В первый раз я поверила, пусть неживому существу, в первый раз ждала помощи и испугалась, не получив ее. Проще всего было обвинять обычную деревяшку в том, что случилось в Желтой цитадели, в страхе, который испытала, в неспособности взять в руки оружие и дать сдачи. Проще, но вряд ли правильнее.

— Он не может пройти сквозь стены цитадели. Любой цитадели, кроме этой, — раздался спокойный голос.

Пальцы разжались, остатки ящика упали на пол. В спальню, как всегда неслышно, вошел Кирилл. Таким, как я его помнила, таким, как хотела помнить, в домашних спортивных брюках, в белой майке и с чуть взъерошенными, словно после сна, волосами.

— Истерика? — Он поддел ногой остатки деревянного ящика.

— Да. Смотреть необязательно. — Глазам стало горячо, сама не знаю, почему. Меньше всего мне хотелось лить слезы перед этим мужчиной. — Знаешь, как вернуть Юково? — только чтобы не молчать, спросила я, затягивая концы кушака на халате. — Ты вытянул из того человека… он сказал, как… — Я терялась в словах, в наскакивающих друг на друга мыслях, в его прозрачных глазах.

— Пока нет. Я не открывал его. Не стал. — Он развел руками и сел на кровать.

Столько всего было в его жесте, может, чуть неловком, человеческом. Сейчас в комнате был не демон, а мужчина. Тот, что каждый день возвращался домой с завода и, с улыбкой прося добавки жареной картошки, рассказывал про самодура начальника, идиотов коллег и лучшего друга Леху, прикрывавшего его при очередной расцентровке станка. Легкая неуверенность в голосе, от которой сердце так сладко заныло.

После всего, что было, он просто не имел права быть таким. Я давно перестала мечтать о нем, давно остыла. Хотя, вру, прежде всего, себе, угли тлели, и из них еще можно было раздуть костер. Но была еще и обида. Уязвленное женское самолюбие. Но и оно потеряло остроту. Глупо страдать вечно. Все, что от него требовалось, это оставаться таким же равнодушно отстраненным. Но что-то изменилось. Не в нас, в окружающем мире. Что-то требовало от него новой роли. Вернее, старой. Но нельзя три года трахать все, что движется, пусть в это «все» изредка включали и меня, а потом делать вид, что ничего не случилось. Нельзя ждать, что я кинусь после этого на шею. В моем мире нельзя.

Я медленно встала. Кирилл посмотрел на обломки.

— Есть законы, которым подчиняются даже предметы. Стены цитадели демона не преодолеть никому и ничему, пока жив хозяин. И пока он не даст разрешение. — Седой наклонился и поднял боковую стенку ящика. — Этот стол всего лишь артефакт, хоть и не совсем обычный. Но, прежде всего, это вещь. — Он бросил доску на пол. — Если хочешь, чтобы он работал, найди плотника. — Кирилл встал, оглядел комнату так, словно видел ее впервые в жизни. — Ты ничего не хочешь здесь изменить? Мебель? Ковер? Шторы? Что-нибудь еще?

— А ты не хочешь показаться психиатру? Шизофрения? Психоз? Чем еще страдает нечисть?

Знакомое до малейших черт лицо застыло, серые глаза посветлели, сквозь надетую маску заботливого мужа, проступила морда демона. Лик Седого.

— Я не об этом хотел поговорить.

— А о чем? — вышло сипло, почти шепотом.

— Об этом. — Теплые пальцы обхватили мою руку, заставляя сделать шаг вперед, подойти почти вплотную, он коснулся бугристого, выжженного на ладони следа и спросил: — Больно?

Когда-то давно он так же задавал вопросы, но и тогда в его глазах было что-то такое, отчего я чувствовала себя не просто нужной, я чувствовала себя единственной.

— Да, — ответила я, имея в виду совсем другую боль, впрочем, он вряд ли нуждался в объяснениях. — Теперь у меня нет выбора.

— Есть, — он улыбнулся, — я его тебе дам.

Широкая ладонь снова сжалась, и увиденное едва не заставило меня задохнуться то ли от счастья, то ли от ужаса. На безымянном пальце блестела полоска золотого кольца. Дело плохо. Очень плохо.

До дрожи в коленках меня пугала не руна обязательств, не перспектива питаться сырым мясом, и не превращение в хищника. А широкий ободок на его пальце, то самое кольцо, что я надела на палец тринадцать лет назад. Почти четырнадцать. В последний раз, когда он вспомнил об узах брака, мне надлежало воткнуть в его тело зеркальный клинок.

Красноватое с примесью меди кольцо из золота весьма низкой пробы обхватывало его безымянный палец. Свое я выбросила. Давно. Просто ехала на машине, открыла окно и вышвырнула этот символ супружеской верности. Случилось это где-то между третьей и четвертой любовницей, объявившейся на моем пороге.

Я с шумом втянула воздух.

— Не тот выбор, который бы тебе хотелось. — Он мягко коснулся пальцем плеча, — Ты дала слово. Придется его сдержать. Вопрос в том, как это будет?

— Опять игра словами.

— Верно. — Его палец ласково прошелся по коже. — Оцени разницу, я могу сделать тебя очень сильной, достойной рода Седых, достойной Алисы. Но, — он наклонил голову, — ты должна прийти ко мне сама. Прийти, попросить и остаться навсегда. Я сберегу твою душу. Слово демона.

— У меня есть еще время. — Возражение вышло жалким и беспомощным, сотня дней там, или десять здесь — все, что у меня осталось. Истекающее время и теперь еще слово демона.

— Нет. Его у тебя нет. — Стоило словам слететь с его губ, как руку свело от горячей боли, тот раскаленный гвоздь, что воткнул Простой, так и не вытащили из раны. — Вы долго добирались. Срок почти истек.

Я знала, что он прав, мы появились в цитадели через семь дней по внутреннему кругу. И видят ушедшие, можно было бы давно все закончить, но каждый раз подходя к черте, я отступала. Как всегда.

— И тогда где же тут выбор?

— Выбор не в том, закладывать душу или нет, а в том, как и кому это сделать. — Он говорил с невыносимой мягкостью, как с маленьким ребенком, как с Алисой, когда она в первый раз подралась с Муськой.

Простой говорил Пашке, что она расскажет о своем проступке сама, на своих условиях. То же самое теперь предлагал Кирилл. Сегодня я узнала, что ни черта от этого не легче.

— У тебя чуть больше суток. — Он встал.

— Я могу заключить сделку с Александром, — запальчиво сказала я.

— Можешь, — мужчина пошел к выходу, — это и будет обещанным выбором. Я или мой вестник.

— Кирилл, — окликнула я, и он, остановившись, повернул голову, — зачем все это? К чему?

Его глаза посветлели, из их прозрачной глубины выглянул тот, кто всегда был там, до того, как мы встретились, до того, как расстались. Настоящий Кирилл, демон, холодный, расчетливый и жестокий. Не человек. Зверь. Затянувшаяся на десять лет роль сыграна на бис еще раз. Привычная маска хорошо легла поверх холода севера, но уже не смогла скрыть истины.

— Ты придешь, — ровно сказал он, — или тебя приведут. Это тоже выбор.

Дверь мягко закрылась. Я села на ковер рядом с обломками ящика. Все навалилось как-то вдруг, разом, на самые обычные человеческие плечи. Пока человеческие. Мы действительно слишком долго возвращались, может, потому, что не очень хотели? Мы шли с победой, которая горьким привкусом поражения осела на языке. Каждый шаг приближал к выполнению обязательств. Мы знали, что на этот раз не отвертимся. И я, и Мартын, и молчаливая Пашка. Это знание отнюдь не наполняло счастьем и не заставляло мчаться ему на встречу со всех ног.

А теперь, оказалось, что время почти истекло. Я вспомнила каждый год, день, час, прочувствовала каждую прожитую секунду, когда мы пробирались по склонам гор, обдумала каждый километр, что мы преодолели на автобусе, поезде, своих двоих с сумками через плечо.

Мир людей был щедр, он дарил время почти без ограничений, тогда как стоило ступить на графитовый пол и оно потащило меня к финишу. Где-то внутри странное обреченное нечто даже радовалось уходящим часам, зная, нет, даже желая опоздать. Умереть, но умереть, человеком. Трусливый путь, но даже мне иногда хочется сдаться и опустить руки.