Глава 3

Дарина

Две недели я практически не выходила из комнаты. Хоть раны на спине затянулись, всё равно старалась лишний раз не маячить перед глазами Пикайр и Висны. Единственное место, где мы сталкивались — столовая. Тут собирались все, кто жил на женской половине. У меня четыре сестры и шесть братьев. Двое младших, Мун и Ами, жили с нами. Мальчикам до пяти лет разрешали быть с мамами. Потом дети уходили на мужскую половину под властный взор отца и старших.

Я пришла в столовую, села рядом с мамой. Всем подали свежевыжатый сок из ягод и фруктов. Сегодня день очищения. Никому не разрешалось есть. К молитве люди должны подойти чистыми. Но из-за жары можно пить воду. На завтрак, обед и ужин подавали сок. Самым маленьким разрешалось ещё и молоко.

— Я видела, тебе уже наряд привезли, Дарина, — ехидным тоном сказала Висна. — Скоро оторвут тебя от мамочкиной титьки, и защитить будет некому.

— Вот беда прямо. Переживу как-нибудь.

— Как переживёте вы, когда у вас одну за другой дочерей забирать начнут? Кому их отдаст отец — не известно. Или рассчитываете, что по доброте душевной он им найдёт тех, у кого ещё супруги нет? Сами же знаете: женщина в этой стране — товар. Отец сосватает за того, кто более высокую цену даст, — парировала я.

Висна сразу понурилась, и Пикайр следом за ней. Обе вошли в этот дом не первыми жёнами, и у каждой по две дочери. Действительно, их никто не спросит, какого мужа лучше подобрать.

У нас есть специальный сайт, где выставляют фото всех невест и описывают достоинства. Мужчины смотрят, выбирают. Потом пишут отцу по электронной почте и дают цену. Тот ждёт ещё неделю. Если больше денег никто не предложил, значит, назначают день свадьбы. Причём женщин не зовут. В ресторане с утра гуляют только мужчины. После обеда жених приезжает забрать невесту в родительский дом. Они едут в храм, а оттуда сразу к мужу. Вот и вся свадьба.

Недавно Викрай заходил повидаться со своей матерью. Заметив меня в коридоре, он сказал, что отец счастлив от предстоящей свадьбы. Когда информацию обо мне выложили на сайте, развернулся целый аукцион. Из-за цвета кожи и светлых волос я экзотическая птичка для здешних мест. Оказывается, человек, который меня купил, богаче, чем мой отец.

Я выпила сок, вспоминая тот неприятный момент, когда узнала об этом. Ничего, сегодня мы с мамой сбежим. Осталось немного времени. К десяти часам все поедут на ночь молитв. Мы будем в центре города, это лучше, чем где-то на окраине. Можно затеряться в многочисленных улочках.

После ужина все разбрелись по комнатам. Кто ещё не помылся, шёл в душ. Я его приняла, но мама поволокла меня туда снова. Только в моей уборной имелся замок и можно закрыться.

— Фух, хорошо, что нас никто не видел, — сказала она тихо.

Я удивилась: мама захватила с собой аптечку. Она положила её на тумбу. Потом стала разбирать мой станок для бритья. У меня аллергия на кремы для депиляции, поэтому отец купил мне самый примитивный станок, где меняются лезвия.

— Мам, ты что делаешь? — в недоумении спросила я.

— Маячки нужно вырезать, — мама подала мне лезвие.

Потом она скинула халат, обнажая спину.

— Я не смогу причинить тебе боль, мам, — заскулила я.

— Реж, Дара. Иначе нам не сбежать. Капсула возле правой лопатки. Делали на спине, чтобы не достать самому. Не бойся, она неглубоко, прямо под кожей. Сначала нащупай руками. Потом осторожно сделай надрез и выдави. Старайся не повредить, иначе нам конец. Отец не обнаружил, что я сегодня ночью украла свой браслет и твой планшет. Если маяк засигналит, начнётся проверка.

Я глубоко вздохнула, настроилась, потом прощупала предмет под кожей. Когда резала, мама кусала свою руку, чтобы не закричать. Всё получилось, я выдавила маячок, обработала рану и заклеила пластырем. Мама велела мне раздеться и проделала то же самое со мной.

Никто не прибежал, не ломился в дверь, а значит, у нас получилось. Мама завернула капсулы в тряпочки.

— Носи в кармане, Дара. На молитву надень чёрную накидку и одежду, — строгим тоном сказала мама.

— Все будут в цветном. Ночь молитв — это праздник, — возразила я.

— Да, но нам можно. У нас дни прощания матери и ребёнка. В эти дни носят чёрное. Просто Фаск плюнул и не стал заставлять. Но если мы поедем в чёрном, он примет это как должное.

Я приоткрыла дверь, убедилась, что никого нет. Мама юркнула в коридор и побежала к себе. Я вышла через несколько минут. У нас обязательно получится. Всевышний смилостивится над нами. В нашей стране многобожие. Всего четыре бога и главный — Райну. В ночь молитв поклоняются сразу всем.

***

Мы приехали в центр города. Отец высадил нас на огромной стоянке. В богатых семьях у мужчины была машина. Для перевозки семей брали автобус в аренду.

Все домочадцы встали у автобуса. Отец оглядел нас придирчиво. У женщины ни один пальчик торчать не должен из-под накидки. Это же касалось ног. Платье слегка волочилось по земле и приходилось двигаться аккуратно, чтобы не упасть. Нам с мамой повезло. Наши чёрные наряды отец принял как должное. Я заметила, что в других группах людей есть такие же чёрные женщины.

— Как обычно, мужчины идут в храм, а вы снаружи. Помните, я слежу за вами неусыпно. В воротах и калитке стоит считыватель. Как только кто-то пересечёт его, мне будет сигнал на браслет, — отец не уставал повторять свою речь каждый год, но в этот раз он добавил. — Тебя это особенно касается, Дарина. Попытаешься сбежать — я с тебя шкуру живьём спущу. Мне за тебя слишком много заплатили. Не думал, что ты такой ценной окажешься.

Отец подошёл и потрепал меня по щеке, прямо через ткань накидки. Унизительный жест, который означает, что я должна спустить штаны супруга и отсосать. Мама мне вчера всё рассказала об интимной жизни, на всякий случай. Я надеюсь, что этот случай не наступит.

Отец направился к храму, семья двинулась за ним. Как обычно, мужчины впереди, а женщины сзади. Мы с мамой специально пристроились в числе последних. Когда зашли на территорию, увидели много народа. Одни стояли, другие сидели на коленях. Мужчины прошли дальше. Мы остались.

Через несколько минут зазвучал призыв: «Помолимся четырём богам нашим о благополучии нашем». Так повторяли не один раз. Люди в это время рассаживались на колени прямо на бетоне. Я знала, что храм и двор тщательно моют накануне. Мама меня остановила за руку. Мы дождались, пока наш ряд заполнится, и сели последними, ближе к забору.

Принялись молиться. Это нелегко — всю ночь простоять на коленях. Старикам и детям иногда разрешалось вставать. Остальным только раз в два часа на пять минут. Для этого звучал специальный призыв. Считалось, что это некое жертвоприношение — болью в ногах и теле, отдавать дань богам.

Я наклонилась, распростёрла руки вперёд и лбом коснулась их. Молитва звучала из динамиков, следовало тихо повторять. На улице стоял мерный гул голосов. Я молилась про себя о благополучном побеге. Мама молчала.

Наконец-то на город навалилась темнота. Двор освещали лишь несколько фонарей посередине. У самого забора тянулась тёмная полоса. Мама придвинулась ближе и шепнула:

— В ноль часов поднимут на отдых. Когда будешь вставать, положи капсулу на землю.

Вскоре действительно дали время на передышку. Поднимаясь, я быстро вынула маячок и положила на землю. Потом стояла, переминаясь с ноги на ногу, и старалась не наступить на него.

— Как все уткнутся в землю, осторожно перемещайся, как я, приподняв юбку. Маячок за собой подолом не потяни, — мама приблизилась и шепнула возле уха.

Я попыталась кивком дать знать, что всё поняла. И снова зазвучал призыв. Люди вставали на колени, потом садились на пятки и принимали позу для молитвы. В таком положении не видно, что происходит вокруг. Мама притворилась, что садится, потом приподняла юбку и, согнувшись, побежала. Я за ней. Мы достигли забора и буквально распластались на нём спиной, стараясь слиться с темнотой.