Синдром альфы

Дарин

Я готов был разгромить свою комнату в щепки. Уже третий институт присылает мне однотипный ответ на мой сильно урезанный в функционале школьный планшет. Отец не успел отобрать. Забыл, наверное.

«Здравствуйте, Дарин Мозес. Сожалеем, но мы не можем принять вас в институт по причине вашего пола».

Уроды! Я не женщина! У меня, между прочим, член между ног болтается! Угораздило же меня родится в Колистоне, да ещё в теле омеги. О да, это худшее, что может случится с человеком — родиться омегой, которых не так уж много на планете. В основном такие люди рождаются в Колистоне.

Когда по каким-то причинам произошла мутация гена, стали иногда появляться на свет такие, как я. С одной стороны, вроде бы мужчина — член же имеется. С другой стороны, рожать может, телом и лицом слегка смахивает на женщину. Учёные просто не знали, что с нами делать. Дали третий пол, но по причине того, что имеется матка, приравняли к женщинам.

У нас очень консервативная и пуританская страна. Никакого алкоголя, табака и связей до брака. Да и после брака на лево не походишь. За измену — смертная казнь, как и за изнасилование. Да-да, вы не ослышались: измену приравняли к изнасилованию. А ещё у женщин нет никаких прав. Хотя постойте, я вру. Ухаживать за детьми. Следить за женской половиной дома. Готовить еду. Рожать детей сколько даст бог плодородия Амну. Вот все её права.

Мне уже восемнадцать. Я закончил школу и пытаюсь поступить в институт. Не судьба. Никому не важно, что я был лучшим учеником во всей школе. Меня даже на международную олимпиаду по математике выдвигали. Я занял нашей стране первое место. Получил кубок. Стоит теперь бесполезной железякой, крашеной под золото. Не у меня стоит, в школе на видном месте. Зачем мне такой подарок отдавать, я же недочеловек, оно. Женщин ещё хоть как-то уважают, немногие, но всё же. С омегой никто не считается. Их берут в младшие супруги и гнобят кому не лень. Родня мужа, его жёны и даже сам муж. Зачем тогда берут в супруги? Для экзотики, в попку долбиться, у женщин такой вид секса — табу. Хотя многие мужчины презирают омег и лучше плюнут в накидку, чем возьмут супругом.

Ненавижу эту тряпку. Меня с четырнадцати лет заставляют её носить. Как только омежий запах проявился, так и надели. Но ведь аромат не скроешь и даже под накидкой можно отличить женщина идёт перед тобой или нет. Говорят, в других странах существует подавитель запаха. Здесь это запрещено.

Мне многое запрещено. Я живу на женской половине, только в дальней её части. Спальня представляет из себя каморку с узкой кроватью, угловым шкафом, столом и стулом. Рядом с комнатой — двери в уборную, туда никто не может заходить, кроме меня.

Неожиданно ко мне вбегает отец с перекошенным от ярости лицом.

— Это что?! — орёт он в бешенстве, показывая голограмму, висящую над браслетом.

Я вскакиваю с кровати и отбегаю к окну. Не могу издалека рассмотреть, что написано на голограмме.

— Двадцать пять ноль восемь, читай, — командует отец.

— Здравствуйте, господин Фаск Мозес. Нам стало известно, что ваш омега, Дарин Мозес, разослал документы в три института, в надежде поступить на учёбу. Во избежание штрафа за нарушение закона советуем вам поговорить с омегой. На первый раз мы вас просто предупреждаем. С уважением, ведущий специалист департамента контроля за женщинами и омегами Эри Нови, — прочитал механический голос.

— Мне директор школы сказал, что если я выиграю олимпиаду и в нашу страну приедет кубок, то мне разрешат учиться в любом вузе страны! — крикнул я в испуге. — Ведь действительно так было, отец, можешь у господина Фирса спросить.

Отец подошёл и отвесил мне смачную оплеуху.

— Ты совсем тупой?! Кто разрешит омеге учиться в институте?! — отец схватил меня за волосы, которые доходили до середины шеи, и нагнул голову вниз. — Ты позорить меня вздумал, щенок?! Ещё и волосы остриг! Двадцать ударов розгами, Дар!

Я выскользнул из его хватки, упал на колени и, обняв ноги, заскулил:

— Пап, пожалуйста, не бей. Пап, прошу тебя. Я больше не буду, правда. Я не буду.

— Ладно, хватит и того, что я твоей матери отвесил. Не уследила за щенком, падла. Через месяц твоя свадьба, Дар. Я уже сговорился. Раби Акива берёт тебя младшим супругом. Наконец-то избавлюсь от такого довеска, как ты. Раби уже сорок пять лет и у него три жены. Но это лучше, чем сидеть на моей шее. С завтрашнего дня начнём приготовления к свадьбе. И ещё раз вздумаешь меня позорить — получишь в два раза больше ударов, чем я тебе обещал. Я всё сказал.

Отец отпихнул меня ногой и ушёл. Я упал на пол и прошипел тихо: «Если бы смог, убил гада».

Он уже сговорился о моей свадьбе. Всегда женщинам и омегам отец подбирает мужа. Если ты очень красивая, то повезёт войти в дом первой женой. Если не очень или есть какой-то изъян — можно стать и третьей, и четвёртой женой. Больше четырёх нельзя, но бывают случаи, когда старик в шестьдесят хоронит одну из своих женщин и в жажде обладать юным телом женится снова. Невеста не видит жениха до самой свадьбы, это запрещено. А часто не знает его фамилию и возраст, только имя. Считается, что это ни к чему: дань за невесту отдали — проблем никаких нет.

Я выбежал из комнаты и ринулся в спальню матери. Она была недалеко от меня. Закрываться было непринято, как и входить без стука. Я так волновался за неё, что забыл о правиле. Ворвался в комнату и увидел, как она пытается надеть халат на спину, исполосованную ремнем.

— Мам, прости, меня. Мам, я не хотел. Меня обманули, сказав, что я за кубок смогу учиться, — заплакал я, видя её раны.

— Твари, — тихо рыкнула мама, завязала халат и обернулась. — Иди ко мне, мой хороший, не плачь.

Мама распростерла объятия, и я с удовольствием скользнул в них. Хотел её обнять, но не мог. Боялся, что ей будет больно. Мама села на кровать, притянула меня к себе.

— Посиди у меня на коленях, как в детстве, Дар.

Я умостился на её ногах. Приник к плечу щекой. Все омеги маленького роста. Больше метра шестидесяти сантиметров никто не вырастает, во мне на пять меньше.

— Мам, а можно тебя спросить? Мне всегда было интересно, почему все смуглые, а у тебя светлая кожа. У меня что-то среднее между тобой и отцом. И волосы у нас пшеничные. Люди в Колистоне не такие.

Мама чмокнула меня в лоб и погладила по голове.

— Ты уже взрослый, Дар, имеешь право знать. Я молодая была такая глупая. Там, где жила раньше, имеется межнациональный институт. Туда приезжают люди из разных стран. Вот и Фаск там учился. Он заканчивал последний курс, а я только на первый поступила. Мы познакомились. Он так ухаживал красиво. Такие речи говорил. Я влюбилась. Так сильно, что была согласна на брак. Родители сказали, что за иностранца не позволят выйти. Но на моей родине в восемнадцать лет человек считается взрослым и волен решать сам, как ему жить.

— И ты вышла за него замуж? — спросил я удивленно.

— Сначала всё было не так. Твой отец мне сказал, что я смогу учиться здесь, если уеду с ним. Я пыталась узнать в интернете информацию об этой стране. Ничего не нашла, так как Колистон закрыт для туристов. Сюда только предприниматели едут по делам и то очень редко. В основном все сделки по бизнесу заключаются на нашей стороне. Я поверила словам Фаска о том, как тут хорошо нам будет жить. Закончила первый курс, он получил диплом. Потом я сбежала с ним из дома.

Я встал с её ног и сел рядом, всё же не маленький уже и ей тяжело. Взял её руку в свою и поцеловал. Мама вздохнула, потом продолжила говорить.

— Когда приехали, оказалось, он всё наврал. Меня сразу закрыли на женской половине и вшили под кожу отслеживающий чип. Я уже тогда была беременна тобой, на первом месяце. У нас не запрещено спать с мужчиной до свадьбы. Мне объяснили что к чему. Сказали, что не убежать. Отобрали браслет с данными. Поженили нас по их законам. Нарекли именем Мара.

По закону браслет может быть только у мужчины. В нём всё: телефон, кошелёк и документы. У женщин — только чип под лопаткой. В него встроено имя и номер. Чип позволяет следить, чтобы не сбежала и не загуляла. У тебя тоже такой чип есть. Когда будет свадьба, код доступа к нему отец передаст супругу.

— А ты пробовала сбежать, мам? — спросил я.

— Куда я побегу? У меня есть ты. Если я когда-нибудь умру, то только рядом с тобой, Дар.

— Отец сговорился. Меня отдают четвёртой женой или мужем, всё равно. Жениху сорок пять. Он же мне в отцы годится, мам, — на мои глаза навернулись слёзы. — Это несправедливо. Ты первая жена, а он обращается с тобой хуже, чем со своим псом. Это я виноват, да? Это из-за того, что я родился?

— Ты не виноват, Дарин. Ты самый лучший и единственный мой сын, — сказала ласково мама и обняла меня. — Если у мужчины рождается омега, закон позволяет ему в будущем предохраняться с этой женщиной. Здесь считают, что она виновата в рождении таких детей. А омега вообще не рожает никогда. Закон гласит, что им запрещено. С такими, как ты, всегда предохраняются.

— Как это? Таблетки против зачатия тут не производят же? — округлил я глаза.

— Производят и выдают мужу для таких, как мы с тобой.

Мама повернулась ко мне, обхватила голову ладонями и сцеловала слезинки со щёк. Потом прошептала еле слышно в самое ухо:

— У меня есть план, Дар. Я наконец кое-что узнала. Повезло случайно. Я не позволю, чтобы ты был младшим супругом да ещё четвёртым. Это секрет. Молчи. Я немного залечу спину и завтра постараюсь осуществить план.

— Я люблю тебя, мама, не рискуй из-за меня.

— Я люблю тебя, Дарин, и постараюсь помочь. Иди. Мы слишком долго сидим вместе. Ты же взрослый, могут что-то заподозрить.

Я поцеловал её в щёку и пошёл на выход. В коридоре никого не было. Фух, нас никто не подслушал. Это хорошо. Не хотелось бы, чтобы мама пострадала из-за меня. Отец скор на расправу. Я даже сейчас вздрагиваю, когда вспоминаю, как за малейшую провинность отхватывал тумаков. Однажды отцу показалось, что из-под накидки у меня торчат пальцы, якобы я её криво надел, когда пошёл в школу. Разрешалось, чтобы видели руки только когда, когда что-то пишешь в планшете. Отец тут же остановил меня, отвёл в комнату для порки и отсыпал пять ударов ремнём по спине. Было так обидно: никто из мужчин не ходит, завернутый как в кокон, а я обязан. Я тоже мужчина, пускай только наполовину.