Глава 4

«Эй, ты в порядке? Очнись уже...» — монотонно прозвучал знакомый голос где-то вдалеке. Я попытался пошевелиться, но тело словно цепями сковал странный паралич, превративший мои кости в мрамор. А вокруг, давя и пугая, повисла бездонная глухая тьма. В течение своей недолгой жизни я очень редко задумывался о смерти, но и такой ее никогда не представлял. Где тоннель, свет, ангелы и рай? Или, может, здесь ничего и никогда не было? «Вацлав, иди уже!» — вновь тот нетерпеливый голос, сопровождаемый ровным шумом. Уже ближе. Громче. Теплее. Моя кожа начала отогреваться, и через секунду я почувствовал нарастающую боль, заставившую веки затрепетать и отвориться.

— Ну вот, наконец-то... — облегченно вздохнул человек, сидевший возле меня. От ослепившего света я не сразу сумел разглядеть его лицо, но по голосу узнал практически моментально. Как мне теперь казалось, его нельзя спутать ни с кем иным. Начал я с вопроса, который волновал меня больше всего:

— Я умер?

— Нет, — лаконично ответил юноша и тут же, раздраженно вздохнув, продолжил. — Ударился и потерял сознание на полчаса.

— Вы тот Арлен, о котором говорила Леона?

— Ты еще не пришел в себя? — спросил брюнет, скривив уголки тонких губ от моего вопроса.

— Упал... — начал медленно вспоминать я, простонав от боли, пилящей затылок.

— Почти, — холодно произнес в ответ Арлен, направляя взгляд куда-то в сторону. Мне даже показалось, что в его глазах скользнуло своеобразное смущение, но от него тут же не осталось и следа. Строгость, которую я чувствовал и до этого, вернулась к своему хозяину. — Мне жаль, это моя вина.

В конце концов, я окончательно очнулся, и туман, до этого мутивший разум, рассеялся, позволив мыслить яснее. Взгляд сфокусировался, боль стала монотонной, тянущей, но уже привычной. Хоть я и не двигался, боясь навлечь более сильную резь в затылке — двигались мои глаза, в страстном желании разглядеть юношу получше. Черты его лица казались мне довольно интересными. Точеный подбородок, очерченные скулы, широкий лоб и аккуратный нос с едва заметной аристократической горбинкой делали его похожим на какого-то античного героя или на спесивого воинственного римлянина. А глаза, узкие от сардонического прищура, при ярком свете чудились медовыми, окаймленные темной полосой густых, но не слишком длинных ресниц. Тень на веки бросали черно-коричневые брови, своим цветом на пару тонов светлее, чем его слегка кудрявые волосы. Все вместе это могло создавать приятный портрет, если б не горделивый излом бледных тонких губ: в нем было что-то пугающее, даже больше, чем холод обманчиво теплых глаз.

— В этом есть и моя вина, — честно признался я, прикладывая руки к голове и ощущая, как ее стягивает тугая марлевая повязка, под которой податливо улеглись ватные пластины. Я хотел сказать что-то еще, но тут же меня перебил стон двери и звук стремительных шагов.

— Вот они, — указала в нашу сторону немолодая женщина в белом халате, которая, как оказалось, все это время была здесь. В нос ударил запах лекарств и медицинского спирта, и, наконец, я понял, что нахожусь в школьном госпитале.

— Да уж, — голос с едва различимой хрипотцой показался мне знакомым, и, с трудом повернув голову, я увидел мисс Элизабет. — Вы везунчик, Уэбб. Что произошло?

— Я задел этого юношу на лестнице, — ответил за меня Арлен, поднимаясь со своего места и накидывая на плечи зеленый пиджак.

— В последнее время, мистер Дарси, — фамилию юноши женщина произнесла с явной иронией, — вас становится слишком много. Пусть Уэбб сам ответит на мой вопрос.

— Он не может, мисс. Хоть помощь из города было решено не вызывать, я вколола обезболивающее, которое немного усыпило его. Действие препарата не закончилось в полной мере, — вмешалась в разговор медицинская работница, сбрасывая в ведро под столом какой-то мусор. — Он ушибся головой, но даже зашивать не пришлось. Все обошлось.

Раздраженный тем, что обо мне в моем присутствии говорят словно о беспомощном больном, я приподнялся на кровати, удерживая перевязку на затылке ладонью. Мышцы теперь казались не мрамором, а ватой. Будто весь я был набивной игрушкой. Язык немного немел, но это не помешало мне возмутиться:

— Арлен не заметил меня и задел случайно. Моя нога соскользнула со ступенек, потому я и упал.

— Да ладно, — махнула на меня мисс Элизабет. — Мы тут не убийство расследуем, оставь это. Мне важно знать, что ты в порядке.

— Я в порядке, — вновь без сил падая на мягкую кровать, ответил я.

— Значит, сообщать родителям необязательно? — изломила светлые брови классная наставница в напряженном ожидании моего ответа.

— Абсолютно, — кивнул я, заставив ее расслабленно выдохнуть.

Тогда женщина повернулась к вальяжно облокотившемуся на стену юноше, в заметном бессилии погрозив ему пальцем, словно он был не будущим выпускником, а учеником младшей школы:

— Твои выходки, Арлен, осточертели уже всем вокруг. Наличие знаний не дает тебе право мнить о себе слишком многое.

— Извините, — абсолютно бесстрастно ответил брюнет, взглядом соприкоснувшись с циферблатом настенных часов. — У вас, кажется, урок.

— А у тебя бесстыдство, — бросила в ответ женщина, а после обратилась ко мне: — Я зайду позже, Уэбб.

Едва моя классная наставница покинула помещение, оставив вместо себя лишь вкрадчивый запах парфюма, Дарси облизал пересохшие от напряжения губы и вновь сел возле меня. Он казался странным — отстраненным, холодным и монолитным, словно надгробная плита, но в то же время тонким и изысканным, как трость из эбенового дерева. На дне его глаз покоился пытливый ум, разбавленный гордыней, презрением и небывалым горьким одиночеством. Арлен был книгой, которую мне хотелось прочесть настолько тщательно, насколько это было возможно.

Начал старшеклассник с весьма лаконичного вопроса:

— Нил?

— Нил Джонатан Уэбб, — возразил я с долей возмущения. Мой взгляд вновь скользнул к лицу юноши, отметив, что радужка его глаз приобрела серо-желтый оттенок.

— Арлен Дарси, — без энтузиазма представился брюнет.

— Я наслышан.

— И почему я не удивлен?..

— Не знаю, — слабо сорвалось с моих губ; боль в затылке вновь дала о себе знать.

— Во-первых, — начал юноша, — я должен извиниться. Я виноват, а чувствовать вину не по моим правилам...

— А во-вторых? — наивно переспросил я, морща лоб от боли.

— Ты можешь попросить меня о любой услуге в пределах разумного. Помочь с заданием, избавиться от обидчиков... Я не обещаю многого, но все, что смогу — сделаю.

Именно в этот момент отчего-то я акцентировал внимание на аромате, исходившем от моего нового знакомого — тонком, мягком и мятно-сладком. Я всегда умел четко различать запахи, и сейчас нос защекотала специфическая нотка табака. Значит, курит. Хотя предположить это было несложно: юноши вроде него, доверяющие Ницше и Канту, опустошенные своим же умом и бесконечной генерацией мыслей, часто являются заложниками вредных привычек, но еще чаще — самих себя. И это тоже читалось в глазах Арлена: бездонная скука, белая, как ничто, меланхолия, пустота.

— Хорошо, — ответил я, заставив Дарси слегка удивиться. По всей видимости, он ожидал моего благородного отказа. — Если мне будет что-то нужно, то я обращусь.

— По рукам, — произнес старшеклассник, протянув мне свою ладонь. Я ответил тем же, ощутив, как холодные сухие пальцы ложатся на мою кожу. Он даже не взволнован случившимся. Сух, как последний осенний лист. Мне на мгновение стало немного жаль себя: уехал так далеко от дома, стал объектом презрения одноклассников, а теперь еще и эта ситуация с абсолютно равнодушным виновником. Но я обещал себе перестать оправдывать свою слабость, поэтому, крепче сжав ладонь Арлена, ответил:

— По рукам.

***

Ночь в госпитале пахла медицинским спиртом и отбеливателем для постельного белья. Не было шума — только звон в ушах и мое собственное дыхание, изредка прерываемое тихим кашлем. Отчего-то мне не хотелось спать: всячески я пытался занять себя любыми мыслями, придумывал сюжеты, ностальгировал, но весь круг моих раздумий приводил лишь к одному воспоминанию — сладковато-мятному запаху, пронизанному ноткой табака. Это было странно, но не пугало, а скорее опустошало, будто кто-то ложкой черпал из меня душу.

Меня одолевало странное желание увидеть Арлена снова и бесконечно о чем-то спрашивать его.