Часть 1: Находка. Глава 1.

«Быть пай-мальчиком скучно», — именно такая мысль еще в тринадцать лет надежно закрепилась в голове Даниэля Сарвиса, ныне самого лучшего студента престижного университета, который все прозвали просто СОН — по инициалам его основателя.

С самого детства Даниэля приучали к порядку, объясняя, что это поможет рационально распоряжаться временем, и это действительно было так. Действительно было, пока к воспитательному процессу не подключилась мать. Именно после этого все постепенно свелось лишь к одному: «Не доставляй проблем». Он так и делал. Всю жизнь старался вести себя тихо, избегал конфликтов, отвечал, когда спрашивали, не задавал неудобных вопросов, лишний раз не мозолил глаза… А в награду за это все равно получал недовольное хмыканье от матери, во взгляде которой никогда не было видно заботы. Но его это беспокоило лишь в далеком детстве, когда он еще не понимал ситуацию. Он был готов и дальше вести себя тихо и примерно. И все это было ради него одного… Ради отца, которого он ценил, уважал и любил больше жизни. Одно только проявление внимания с его стороны… Это ободряющее похлопывание по плечу, заставляющее гордиться собой. Он всегда делал это искренне.

Даниэль так устал контролировать свои действия, обдумывать каждое слово, каждый свой жест и даже взгляд, бросаемый в сторону. Устал от гнета матери, которая возомнила себя главной в их семье и даже отцу не дает слова сказать, а тот все терпит. К несчастью, одними мыслями себе не поможешь, но тогда, в прошлом, не было никакой возможности что-либо изменить, да и сейчас ничего особо не поменялось.

Отцу Даниэля, Мартину Сарвису, повезло немногим больше, ведь у него была отдушина — работа. Уходя рано и возвращаясь поздно вечером, он ежедневно корпел над отчетами. Наверно, если бы не сын, он и вовсе поселился бы в своем кабинете. Конечно, Мартин видел, что поведение его супруги далеко от «заботливого», но воспоминания о той любви, что была между ними раньше, и надежда на то, что все вновь вернется, грели душу и не давали сделать решающий шаг.

Даниэль отчасти понимал отца и не желал расстраивать капризами, да и мать доставать его не будет, если он не станет устраивать ей проблем. В рассказах отца мать была неотразимой, даже какой-то волшебной, но, видя ее в жизни, прямо перед собой, он не мог в это поверить. Возможно, это только предположения, но ему казалось, что эта любовь была односторонней, восторженные глаза его отца были слепы к истинному поведению возлюбленной. Даниэль никогда не чувствовал любви обоих родителей, рядом всегда был только отец, который, каким бы уставшим ни был, находил для него время. Сколько раз он порывался убедить отца бросить эту стерву, но понимал, что не вправе указывать тому, кто имеет больше жизненного опыта и, возможно, лучше него сможет все понять и разобраться во всем.

«Как тяжела моя доля», — печально вздохнул он про себя.

— Ты чего валяешься без дела? — раздается возмущенный голос.

От неожиданности Даниэль вздрагивает, ведь за мыслями успевает забыть, что Саманта, так звали мать, сегодня дома. Чтобы не раздражать ее еще сильнее, он подскакивает с постели и, поправив темно-синюю домашнюю футболку с рисунком девушки на пляже, поднимает взгляд на нарушителя своего спокойствия.

— Ты что-то хотела, ма? — как можно спокойнее говорит он и выдавливает улыбку.

— Для начала стоило проявить уважение и спуститься в столовую вовремя, чтобы поприветствовать всех, а уже после завтрака уточнить, не нужно ли что сделать.

Ее поучительный тон раздражает.

«Могла бы и не делать возмущенное выражение лица, будто сегодня раз пять уже поднялась сюда, а еще и в прошлые дни такое повторялось. Всего раз задумался и уже виновен во всех грехах этого мира», — Даниэль с трудом сдерживает тяжелый вздох.

— Прости, ма, — он придает голосу раскаяние, будто действительно виноват, — просто уже скоро начинается учеба, и я обдумываю, по каким предметам стоит теперь поучаствовать в конференциях и олимпиадах. Не заметил, что время так быстро пролетело, — вновь улыбка.

— Ох, вот как, — она моментально преображается.

Эта тема для нее священна. Как же, сын — лучший выпускник гимназии, блестящий студент, гордость семьи и повод позадирать нос перед подругами.

— Надо же, сразу не догадалась, ведь что еще может так сильно тебя захватить, если не учеба.

Она пересекает порог комнаты, единственного места, на которое ее власть не распространяется. Невольно ее взгляд падает на загроможденный учебниками и тетрадями стол; стопку вещей, сложенных на стуле, а не убранных в шкаф; открытую дверцу того самого шкафа и валяющиеся на постели книги — бардак, как считает Саманта, но она готова мириться с этим, пока такое положение дел не сказывается на результатах учебы.

Даниэль готов прямо сейчас вытолкать ее за дверь и наградить гневными словами, чтобы и ноги ее не было в его комнате, но этим он сделает лишь хуже и лишится единственного места в доме, где можно спокойно дышать. Поэтому он стойко терпит каждый ее шаг в этих отвратительных болотного цвета тапочках по его черному ворсистому ковру.

«Кажется, придется снова пылесосить».

И терпит, когда она прикасается к его волосам, взъерошивая их. Даже не кривится от грубости прикосновения, в котором нет и капли материнской любви, а при близком расстоянии в нос ударяет сногсшибательный аромат духов. Запах настолько приторный, что ноги действительно хотят подкоситься.

— Тогда спускайся завтракать, а потом поговорим о делах, которые тебя ждут.

— Хорошо, — голос едва не срывается, так как Даниэль задерживает дыхание, правда, это слабо помогает: мерзкий аромат все равно достигает обонятельных рецепторов.

Посчитав, что материнский долг выполнен, Саманта уходит. Даниэль внимательно вслушивается в звук ее шагов в коридоре и, как только те стихают, — бросается к окну, открывая его нараспашку и вдыхая полной грудью желанный кислород, который мать за несколько секунд смогла убить во всем помещении. Парень стоит напротив окна минуты три, нисколько не заботясь, что комната теряет все тепло.

— Учеба… — наконец произносит он. — Это ты думать больше ни о чем не можешь. Стерва, — заперев окно и передернув от холода плечами, молодой человек все же решает спуститься, чтобы не гневить эту фурию.

В столовой уже все было накрыто к «недозавтраку», как они с отцом называли это нечто. Вместо нормальной пищи — овсяная каша на воде и чай без сахара. Вот уже месяц их тиран сидит на диете, а вместе с ней и они.

«Мясо… Картошечка… Я по вам скучаю», — сколько боли в этой немой печали.

Садясь на свое место рядом с отцом, Даниэль с удивлением замечает неподдельно счастливую мать, но когда он прислушивается к ее вдохновенной речи, то все становится понятным. Она опять рассказывает о привлекших ее внимание и поразивших до глубины души персонажах из нового любовного сериала. Даниэль осторожно поворачивается к отцу и в очередной раз восхищается им. Мартин не только невозмутимо ест свой завтрак, но и проявляет участие, успевая следить за ходом мыслей жены и задавать вопросы. Даже оспаривает ее мнение.

«Удивительный человек».

Возвращая все внимание своей тарелке с противной жижей, парень мужественно принимается за еду, правда с каждым днем она все хуже и хуже в него влезает.

К счастью, в гостиной раздается телефонный звонок, прерывающий утреннюю пытку. Даниэль поднимается, чтобы ответить, а заодно утащить что-нибудь сладенькое из закромов и сбить мерзкий привкус «завтрака», но все оборачивается иначе.

— Нет, не вставай, — останавливает его Саманта, но парень не успевает расстроиться, так как она продолжает. — Трубку подниму я. Должно быть, это Глория, она обещала позвонить, — женщина встает из-за стола и направляется к выходу из комнаты.

Оставшиеся члены семьи синхронно выдыхают, отрываясь от еды. Даниэль с отвращением отодвигает от себя тарелку, а вот его отец более сдержан. После очередной ложки «сытного» завтрака он спокойно тянется к кружке с чаем.

— Пап, как ты можешь это есть? — наконец спрашивает парень полным негодования голосом.

Не отрываясь от кружки, Мартин пожимает плечами.

— У тебя точно есть какой-то секрет, — бурчит под нос, но именно после этой фразы Даниэль с удивлением замечает перемену в лице отца.

— Знаешь, сынок… Я давно хотел тебе сказать, но не знал… как ты это воспримешь…

Его серьезный тон заставляет Даниэля обратиться в слух, а долгое молчание побуждает податься вперед.

— Мне… тяжело в этом признаваться… Даже скажу, что сейчас подвергаю тебя опасности, ведь никто не должен знать об этом… Все дело в том, что… — сын еще сильнее наклоняется к отцу, — я маг.

Всего на секунду Даниэлю кажется, что у него слуховые галлюцинации, за которыми он упускает часть разговора. От шока мысли отказываются двигаться. Выбивает из колеи серьезный тон, будто отец хотел сказать действительно нечто важное, но завершение оказывается исключительно бредовым. Опять взглянув на отца, Даниэль видит, как в его голубых глазах плещутся смешинки.

— Чешешь! — доходит, наконец, до парня. Он настолько сбит с толку, что и не замечает, как переходит на уличный жаргон, употреблять который никогда не позволяет себе в стенах дома.

— Видел бы ты свое вытянувшееся лицо, — прыснул от смеха Мартин. В свои сорок два года серьезный и ответственный мужчина со своими шутками мгновенно превращался в подростка.

— Я тебя серьезно спрашиваю, а ты смеешься надо мной, — возмущается Даниэль. — Давай правду говори!

— А я все думал, когда же кончится твое терпение, — продолжает подтрунивать над сыном мужчина. — Я после первого же дня сдался, а ты оказался более стойким. Вот, держи, — он достает из кармана несколько пакетиков сахара. — Хоть немного поможет исправить ситуацию, только смотри, чтобы мать не видела.

— Каков лис, — радостно улыбается паренек и спешит использовать врученную ценность по назначению. — Спасибо большое!

— Всегда пожалуйста, и… — он не успевает договорить, так как возвращается Саманта. Даниэль едва успевает спрятать улики.

— Простите за прерванную трапезу, — в голосе нет раскаяния.

— Как прошел разговор? — вновь проявляет участие Мартин.

— Превосходно! Глория зовет в гости на чашечку чая, — она так и сияет приторной добротой, а голос звенит от счастья.

— Прекрасно, обязательно сходи и отдохни, — от веселья, что было еще секунду назад в голосе отца, не осталось следа.

— Да она и так не напрягается, — бурчит Даниэль.

Саманта работает продавцом-консультантом в магазине косметики. По сравнению с выматывающим графиком отца ее пятичасовую работу три раза в неделю и трудом назвать нельзя. Понятное дело, что доход семьи пополняется стараниями отца, ведь она все спускает на себя любимую.

— Ты что-то сказал? — она недовольна, что реплика мальчишки заставляет ее прервать разговор.

— Ой, прости, я сказал: «Кони тяжко впрягаются». Недавно фильм смотрел и, видимо, так задумался, что вырвалось.

— Тогда ладно, — она вновь теряет к нему интерес.

«Вот дура!»

И мать, и сын не замечают, что за ними пристально наблюдают глаза человека, подмечающего каждую такую ситуацию. Долгие годы бережно хранимое семейное счастье с каждым днем разрушается, превращаясь в пыль. Образ прекрасной девы, которую ему посчастливилось повстречать в своей юности, навсегда останется в памяти. Он и сам с ужасом стал понимать, что те истории, которые он рассказывал сыну о счастливых днях, перестают соответствовать реальности. Хотя, было ли все это на самом деле, или истории так и остались историями, красивой сказкой, в которую он верил? Видимо, в этом и кроется весь смысл: в это верил лишь он. Спустя столько лет его наконец настигло прозрение.

После завтрака Саманта отправляется к себе в комнату, чтобы подготовиться к выходу. Она оставляет сыну список продуктов, которые ему необходимо купить для очередной порции мерзкой пищи. Из-за того, что мать перешла на диету, Даниэль даже не может сам приготовить себе нормальной еды, ведь мать обязательно учует и пустится вразнос. Спасением оставались походы к друзьям. Там он готовил вкусные и сытные блюда, что было счастьем для его желудка, а также для друзей, которые в нем души не чаяли. Даниэль понимал, что те иногда приглашают его из банального желания хорошенько пожрать, но ничего не имел против, он любил готовить. Как только мать скрылась, парень пошел проводить отца на работу. В отличие от матери он всегда его встречал и провожал.

— Сынок, мама дала тебе задание? — уточняет отец.

— Да, как обычно, сходить за продуктами, — кривится он.

— Не ворчи, — улыбается мужчина. — Рано или поздно она бросит эту диету.

— Скорее я сдохну, — продолжает бубнить парень.

— Не смеши меня, — начинает хохотать отец. — У тебя же есть места подзарядки. Кстати, о них… Держи, — Мартин достает из кармана несколько купюр. — Купишь себе что-нибудь более… сытное, — заговорщически шепчет он.

— Спасибо, пап. Твоя помощь неоценима.

— Насчет помощи, — вспоминает он. — Я хочу попросить тебя прибраться на чердаке. Это необязательно делать сегодня, в свободное время. Просто имей в виду, ладно? А то у меня руки никак не доходят.

— Хорошо, сделаю.

— Если найдешь что-нибудь интересное — оно твое. Хотя, как по мне, там полно хлама, который только и ждет, чтобы его выбросили, — он бросает взгляд на часы на руке. — Так, слегка опаздываю. Ладно, до вечера, люблю тебя, сын.

— И я тебя, пап.

Дверь за мужчиной закрывается, а вместе с ним уходят свет и тепло, что дарит одно его присутствие. Не желая оставаться наедине с матерью, пусть и недолго, Даниэль спешит выполнить поручение.

— До вечера я свободен, поэтому можно сначала сходить в магазин, — произносит он вслух. — Как раз эта стерва уйдет, — уже тише добавляет, опасаясь, как бы та не услышала.

«Какой черт дернул отца на ней жениться? Она точно ведьма. Не поверю, что здесь не обошлось без колдовства».

«Я маг», — неожиданно вспоминает Даниэль слова отца и улыбается. Тот всегда знает, кому и как можно поднять настроение. А вот мать без особых стараний легко его портит.

«Интересно, она хоть раз говорила отцу, что любит его? Я вот от нее ни разу не слышал этих слов. Ни в свой адрес, ни тем более в его. Не верю я, конечно, во всю эту магическую чушь, но… Иной раз так хочется какого-нибудь знака, который изменит всю жизнь».

— Ладно. Так что там с покупками…