Глава 3

— Слушай, Демидова, ты таким макаром точно останешься старой девой, — проговаривает наставительным тоном. — Извинилась бы, предложила бы ему в качестве возмещения ущерба ещё один кофе, обменялись бы телефонами, снова встретились бы потом… — замолкает и требовательно смотрит, будто я прямо сейчас должна сделать всё озвученное, хотя выдерживает паузу лишь несколько секунд, после чего спохватывается: — Страшный, что ли?

Настаёт моя очередь закатывать глаза.

— С чего бы я ему предлагала ещё один кофе, если пострадал мой американо? — ворчливо предъявляю аргумент. — А потом этот хам обозвал меня мелкой и припёр к стенке, заткнув мне рот? — сокращаю наше общение с незнакомцем.

То, что я оробела, как сопливая девица, от одного его грозного вида, я оставляю при себе. В этом сознаваться категорически не хочется. К тому же Лизу интересуют совершенно другие подробности:

— То есть не такой уж и страшный? — на свой лад интерпретирует мои слова с многозначительной усмешкой. — К стенке припёр, рот заткнул… Чем ещё занимались? Ты так и не сказала, как его зовут, — напоминает.

— Да не знаю я, как его зовут! — отмахиваюсь, вспоминая о том, что надо бы не о всяких первых встречных брюнетах разговаривать, а исполнять свои служебные обязанности. — И знать не хочу! — заявляю категорично.

Не менее категорично утыкаюсь в письма. Правда, это не особо помогает избавиться от воспоминаний о том, чьё имя меня вроде как абсолютно не интересует. Золотисто-карий высокомерный взор с толикой насмешки преследует моё воображение до самого обеда. И особенно остро в тот момент, когда я узнаю, что этим утром у моего шефа, пока я опаздывала на работу, были «особые клиенты», которые прибыли аж из Нью-Йорка, чтобы этим вечером подписать контракт на многонулевую сумму, поэтому тащиться этим вечером в ресторан с шефом всё же придётся — работа обязывает.

И кто знает, чем закончится этот вечер, когда иностранцы завершат свою сделку, после чего покинут нас...

— Будешь умницей и красавицей, я тебя не только отвезу домой, но и выпишу премиальные из личного бюджета, — сообщает Виталий Леонидович, когда я захожу к нему, чтобы узнать, какие пожелания у него будут насчёт обеда, потому что он всегда пользуется услугами доставки, не покидая свой офис вплоть до самого вечера. — Надеюсь, мы друг друга достаточно хорошо поняли, Варвара Андреевна? — вопросительно пялится на меня, пройдясь масляным взглядом с головы до ног и обратно, задерживаясь в районе бёдер. — Тебе очень подойдут чёрные чулки.

— У меня нет чулок, — заявляю с самым невозмутимым видом. — Они неудобные. Я их не ношу, — добавляю, чтоб ему не стукнуло в голову их мне приобрести.

Так и хочется прибавить, что в моём гардеробе имеются исключительно старческие панталоны старопамятных времён Советского Союза, в котором нет и быть не может никакого секса, но этот комментарий я оставляю при себе.

— Плохо, очень плохо, Варвара Андреевна, — нарочито официально тоном проговаривает Быков. — С таким подходом ты по карьерной лестнице никогда не продвинешься.

— С учётом того, что моё высшее экономическое — неоконченное, продвижение по карьерной лестнице мне и так не светит, — отзываюсь всё так же невозмутимо.

Шеф понимающе ухмыляется.

— Но ты вполне могла бы завершить учёбу. Если бы захотела.

— Так вы же сами мне сказали, что вам не нужен секретарь на заочном, — припоминаю ему его же слова.

Он их, вероятно, тоже помнит, потому что улыбается в ответ. Да с такой хитринкой, вальяжно откидываясь на спинку своего кресла, что я моментально сожалею о своей болтливости.

— Ну зачем же так сразу столь категорично, Варвара Андреевна? — протягивает с мурлыкающими нотками мужчина. — Тогда сказал, да. Но ведь мир так переменчив! Я вполне могу изменить своё решение, если на то будут веские основания.

Знаю я эти его «веские основания». Но упорно молчу о них.

— Всё зависит только от твоего желания, Варвара, — уже без «Андреевна» продолжает начальник. — Я всегда иду навстречу тем своим сотрудникам, которые этого действительно заслуживают… — теперь улыбается до того довольно, словно кот, объевшийся сметаны. — Но ты, Варенька, всё никак не хочешь меня понять, — вздыхает он напоказ грустно, хотя улыбочка так и не сходит с его физиономии. — Дресс-код вот, например, не соблюдаешь…

Ни в одном пункте устава предприятия нет требования носить злополучные чулки, на которых его в последнее время особенно клинит. А вот пиджак, который ему не нравится, — как раз есть. Но я игнорирую и этот намёк, быстренько сворачивая тему бесполезного разговора.

— Так что вы будете на обед?

На физиономии Быкова вырисовывается страдальческая гримаса. Но на мой вопрос он всё же отвечает. Оказывается, обедать он собирается не один, в компании одного из утренних гостей, так что обед требуется заказать в двойном эквиваленте. А через некоторое время я спускаюсь на первый этаж, чтобы забрать прибывший с курьером заказ. Чем-чем, а скупостью мой шеф никогда не страдал, так что картонный пакет, переданный мне, выглядит весьма внушительно. Взяла бы обеими руками, но звонит сестра. С учётом, что она прекрасно знает — не стоит меня беспокоить в рабочее время по пустякам, без лишних раздумий беру трубку, обхватив увесистый пакет левой рукой, пока возвращаюсь к лифтам. И конечно, мои ожидания оправдываются в первую же секунду, стоит принять вызов.

— Её нигде нет! — без всяких приветствий вопит моя близняшка. — Я уснула всего лишь на полчаса, просыпаюсь, а её нет!

Здоровенный пакет, который я несу, и без того загораживает половину обзора на пространство холла, так что неудивительно, что я спотыкаюсь на ровном месте. Останавливаюсь, вдыхаю глубже, на мгновение порадовавшись тому, что не роняю свою ценную ношу, а потом стойко ловлю дзен, стараясь не поддаваться сестринской панике.

— То есть как это нигде нет? — интересуюсь встречно. — У соседей смотрела? Около подъезда? Во дворе? Обычно она не уходит далеко.

А ещё моя сестра ни в коем случае не должна была допускать подобной ситуации, но это можно обсудить и позже.

— Говорю же, нигде нет! Я весь этаж обошла, мамы нигде нет!

Глубоко вдыхаю снова, но пойманный дзен безнадёжно ускользает. Да и как иначе? Дело в том, что у нашей мамы синдром расстройства памяти, за ней нужен особый уход, с некоторых пор она совершенно не приспособлена к самостоятельной жизни, и если где-нибудь останется одна, то последствия могут быть мегакатастрофическими.

— Ариша, я сейчас приеду и поищем вместе! — проговариваю, ускоряя шаг настолько быстро, как только получается, разворачиваясь к посту охраны, собираясь попросить доставить пакет вместо меня.

Отпроситься у начальства могу и по телефону. Дорога каждая секунда.

— Пока добираюсь, ты ещё раз посмот… — не договариваю.

С громким возгласом, со всей дури врезаюсь в чьё-то каменное тело. Не падаю лишь потому, что это самое тело моментально реагирует и ловит на лету. На него же, вместе со мной, вываливается содержимое пакета, которое включает в себя подло открывшийся контейнер с американским чаудером. Густой суп с беконом — очень горячий, вот уже во второй раз за день я обжигаюсь, попутно проклиная всех тех, кто не смотрит, куда идёт.

— Ай!

— Бл*дь!

Чувство дежавю ударяет по разуму, подобно раскалённой плети. Но и это не самое жуткое.

— Да ну на хрен!

— Опять ты?!