Глава 7 Неожиданный поворот судьбы. Часть 2

Сама не заметила, как руки распечатали письмо.

«Здравствуй, внученька. Знаю, что по крови мы не родными будем, в вещем сне я всё уже видела и жду тебя. Прости что силу передам без твоего на то согласия, да тебе и не привыкать – каплей больше, каплей меньше. С бедой своей борись как я наставляла. У меня получилось, и ты справишься. Сходи к Кондрату, он знает, что делать. Как похороните меня, побудь какое-то время в доме, в круг силы походи. А потом, приезжай как появится возможность. В спальне в нижнем ящике шкатулка. Её содержимое забери. Люди этого места побаиваются, но кто их знает, авось позарятся на ведьмино добро. Ночку и Гришу оставляю тебе, больше некому их доверить. Назови дочь Златой. Удачи тебе, девочка. Не поминай злым словом, коль обидела тебя чем – прости. Отвар нужный я сделаю, стоит на плите. Рецепт в конце поварской книги, там же лежит. Агрипина».

Вот не курю я… Ну, то есть пробовала, желая вес сбросить. Не помогло, но втянулась. А когда начались эти сны изматывающие, все деньги уходили на шарлатанов, именуемых экстрасенсами и ведьмами, тогда-то и пришлось с пагубной привычкой завязать: на покупку сигарет просто-напросто средств не было. Но несмотря на это в сумке всегда лежала пачка.

И сейчас я шла к выходу из дома распаковывая ту самую пачку. Руки мелко дрожат, в горле ком стоит. Стоило на улицу выйти и ветер затих. Тучи немного расступились, открыв взгляду полную луну. Села я на лавку, чиркнула спичкой, затянулась и едва сдержалась, чтобы не закашляться. В горле запершило с непривычки, но главное мысли немного затуманились, и даже легче как-то стало. Знаю, что эффект кратковременный, но…

Что ж теперь делать-то? Ну со снами ясно-понятно план разработан, но пугает то, что силы во мне теперь немеряно: и своя от роду, и от родной бабки, а теперь и от Агрипины. А что с той силой делать-то? Кто б научил? Агрипина могла, да не успела. Ещё и наследство это. Ну вот похороним, поживу немного тут как завещано. Съезжу в банк, гляну что там. А что мне делать с Гришкой и Ночкой? Если домой к родителям в таком обществе заявлюсь, так люди ж шарахаться будут, молва-то быстро разлетается, а о том, что бабка ведьмой была в моих родных кроях всем ведомо. Но это полбеды, а что делать, когда учебный год начнётся? В общежитие-то с животными нельзя…

Словно в ответ на мои мысли обдав меня порывами ветерка из-под крыльев рядом беззвучно опустился Гриша.

– Да, дружок, о тебе-то я и думала, – невесело усмехнулась я погладив ворона по голове, и тут же с другой стороны прильнула Ночка, пришлось и ей немного ласки выделить.

Так и просидели втроём до рассвета. А там уж надо было что-то делать: встала, потянулась, морально готовясь к дальней прогулке до той деревни, куда автобусы ходят.

– Вот и где мне этого Кондрата искать? – ни к кому конкретно не обращаясь проворчала я.

Тут же Гришка встрепенулся – взлетел, уселся на один из черепов на калитке, и Ночка к нему присоединилась. Нет, на забор не взобралась, но метнулась к выходу со двора и замерла будто в ожидании.

– Хм… – только и смогла выдавить я, уже устав удивляться разумности Агрипининой… вернее, теперь уже – моей, живности.

Делать нечего, притворила входную дверь в дом, и вышла на дорогу, по бабушкиному методу закрыв калитку черепом.

Гриша кружит над нами, нет-нет да улетая немного вперёд, Ночка бежит впереди меня по дороге, виляя пушистым хвостом. Идём. А возле того дома, где мы с моим провожатым когда-то разошлись, зверьё моё и остановилось. Причём внутрь не сунулись, а дружно с двух сторон от калитки уселись и ждут меня.

– Хм… – повторилась я, ощущая, что меня заклинило на хмыканье. – Хозяин! – кричу.

Сначала никто не отвечал. Решив, что дома никого нет, развернулась, собираясь вернуться в… теперь уже свой дом, и тут откуда-то со двора послышался скрип открываемой двери и тихое покашливание.

– Кто там в такую рань кричит? – раздался знакомый ворчливый голос.

– Вы Кондрат? – вернувшись к калитке, спрашиваю.

– Ну я… – щурясь против утреннего солнца ответил мужик, и видать рассмотрел: – Ох! Никак дождалась Агрипка внучку-то? А я дурень старый не верил… Ты погоди… – засуетился мужичок. – Я мигом…

Не прошло и пары минут, как он уже вышел на дорогу и молча кивнул, чтобы шла вперёд. Ну и ладно, не гордая, надо идти – пойду. Считай сутки не спала, да ещё и все эти события напрочь выбили меня из колеи, поэтому сил на вопросы просто-напросто не было.

В дом вошли всё также молча. Кондрат прошёл в спальню. Окинул взглядом лежащую на своей кровати Агрипину, поклонился едва ли не до самого пола, да и вышел обратно на улицу. Я в растерянности наблюдала за его действиями, но с расспросами не лезла. Мужик тем временем прошёлся до сарая, заглянув туда выбрался наружу уже нагруженный лопатой, деревянным крестом и огромным венком. Поставил всё это у выхода из дома, и звеня вёдрами пошёл на колодец.

– Вот, – буркнул он, ставя вёдра возле Агрипининой кровати. – Обмой её. Негоже хорошему человеку грязь с собой уносить, – добавил он и всучил мне тряпицу. – И одёжку потом свежую на неё одень. Она в нижнем ящике комода на такой вот случай лежит.

Ушёл. Постояла я немного, но делать нечего, придётся мыть. Жутко это, когда ещё вчера бодрый и здоровый человек превращается в безвольную куклу. А ещё… ещё кажется, что всё это ошибка, и она живее всех живых – ведь говорят тело отвердеть должно, а оно мягкое! Безвольное – да, но не закостеневшее как в фильмах показывают или в книгах пишут. Я и пульс пощупала, и сердце послушала, и даже зеркальце к носу поднесла, надеясь увидеть признаки жизни. Увы.

Обмыть её оказалось несложно, а вот с одеванием возникли некоторые сложности: Агрипина хоть и была тщедушной, но как на безвольно лежащее тело натянуть платье? В конце концов я управилась. Взглянула на неё и не удержавшись расчесала её шикарные волосы, заплетя их в косу.

В желудке урчит, а от мысли о еде воротить начинает. Кондрат куда-то запропастился, а что дальше делать – не знаю. И тут вспомнилось письмо и слова о шкатулке. Отыскать её труда не составило, оказалась она простенькой на вид, но отнюдь не крохотной, да и увесистой на удивление. Вышла я в светлицу, села за стол, открыла крышку и… зависла как допотопный комп. И было отчего.

Три перетянутые резинкой пачки денег: в одной пятитысячные купюры, в другой тысячные, а в третьей… стодолларовые! И пачечки основательные такие – сантиметров по пять в высоту. От греха подальше я их первой попавшейся тряпицей обернула и на дно своей сумки спрятала. Это ж что, я теперь миллионерша? И придётся от каждой тени шарахаться боясь, что ограбят. Не было печали…

Дальнейшее изучение содержимого меня окончательно в тоску вогнало. Ну вот что я за человек такой? Не было денег горевала, но жила, появились – печалюсь. В общем, всё оставшееся пространство шкатулки занимали рассортированные по мешочкам драгоценности. В камнях я особо не разбираюсь, но уж золото-то точно могу от всего прочего отличить. Были тут и серебряные вещички и ещё из какого-то белого метала, уж не знаю, то ли это белое золото, то ли платина. Теперь меня уже ничем не удивишь. В общем, нашла в доме полиэтиленовый пакет и сложила всё это добро туда, и тоже запрятала в сумку, а шкатулку обратно на место положила. Тем временем, и Кондрат вернулся: по-хозяйски прошёл к умывальнику вымыл руки и уселся напротив меня.

Сидим. Молчим. Не знаю я, что в таких случаях говорит надобно. Когда мою родную бабушку хоронили, совсем малой была, и не помню, как всё было.

– Ну вот, – нарушил молчание мужчина. – Отдохнули. Пойдём подсобишь, – говорит и встав, не дожидаясь моей реакции направился к выходу.

Очутившись во дворе, проследовала за ним к сараю. Внутри оказывает и гроб заготовлен был. Вот и как мы его вдвоём потащим? Как-то жутко от мысли, что уронить можем. Непочтительно это по отношению к усопшей. Но делать нечего, вынесли его во двор.

– Жди тут, – буркнул Кондрат и вошёл в дом, а спустя пару минут вышел, неся на руках Агрипинино тело.

Уложил его осторожно в гроб. Поправил одежду, сложил сухонькие старушечьи ручки на груди покойницы. Перекрестился и взглянул на меня, словно чего-то ожидая. А я… я растерялась.

– Прощаться будешь? – говорит. – Я его сейчас заколочу, она так просила, чтобы вынесли уже закрытый и не открывали за пределами двора.

Это, наверное, была самая длинная фраза что я слышала из уст этого человека. Подошла к гробу, коснулась прохладной руки. Мысленно попросила прощения и поблагодарила за всё, а потом не сдержалась и поцеловала Агрипину в лоб. И тут показалось будто в ответ мне пришла волна тепла и ласки. Словно приняла мои пожелания покойница и в ответ благословила.

Как тащили мы гроб на кладбище отдельная история. Но да – умудрились ни разу не уронить. Там нас уже поджидала вырытая Кондратом яма, верёвки для погружения, крест, пара лопат и венок. Опустить оказалось сложнее всего, но с горем пополам управились. Кинули по жмене земли на крышку. Помолчали минутку, да и принялись зарывать. Сформировали аккуратный холмик, Кондрат установил крест и сколотил по-быстрому скамейку со столиком, пока я венок пристраивала.

– Помянем, – говорит, выставляя на столик две гранённые стопочки и маленькую бутылку водки. – Ты цветов ей потом принеси сюда. Только не садовых, она полевые любила.

В общем, всё это мы умудрились до полудня сделать. Вернулась я в пустой дом совершенно выжатая как физически, так и морально. Прошла к плите, где отвар должен был стоять. Нашла бутыль двухлитровую с ним. Отлила в стакан столько, сколько мне почившая хозяйка всегда давала, выпила и пошла в нашу… вернее, теперь уже мою спальню. Кто-то, наверное, побоялся бы спать в комнате, где недавно ведьма скончалась, но меня Агрипина ни при жизни, ни после смерти не пугала.