Глава 5

Три следующих урока прошли как во сне.

Я бесконечно думала о странной кукле, символизирующей собой Виктора Фенира, о соседках, постоянно цепляющих друг друга, о тьме, преследующей профессора, и о рыжей девушке, спешившей на свидание к клиенту…

В голове царил сумбур. В довершение всего то и дело возникал один и тот же вопрос: куда пропали кожаные сапожки с Лапушки?!

Новые видения меня не посещали, предчувствие шептало, будто вскоре случится нечто плохое, и, как пик неприятностей, снова настал час занятий по магическим существам.

Девушки смотрели на меня, словно голодные волки на проходящего мимо зайца. Парни не скрывали презрения, но хотя бы вслух говорить гадости не осмеливались. А вот магистр Розмар молчать не стала, она сочла своим долгом подчеркнуть негативное отношение к моей связи с Фениром. Прямо магистр, разумеется, ничего не говорила, но намекнула весьма прозрачно:

— Поблажек я не делаю никому, запомните! Ни сватам, ни друзьям, ни тем, кто близок к ректору и его семье. Сдавать зачет будете все вместе по одним и тем же правилам!

И так она на меня в тот миг смотрела, что я мысленно взвыла. Похоже, отныне история магии должна была стать моим любимым предметом…

Мне думалось, что худшее в тот день уже случилось, когда в аудиторию вошел Виктор Фенир, громко заявляя:

— Приветствую! Не будем тратить время зря. Сегодня вспомним тварей, о которых ходит больше всего слухов среди простого народа. Записывайте: мерроу, дохинай и банши!

На последнем слове меня чуть не парализовало от страха. Как? Зачем? Почему именно банши?..

Острое, почти болезненное чувство ужаса проникло в грудную клетку. Стало тяжело дышать. Неужели Фенир раскрыл меня?!

— Мерроу — это русалки, — те временем отвечала блондинка с первого ряда. Я же дрожала от страха, боясь выдать себя даже дыханием. — Они очень красивы и часто не прочь завести роман с обычными мужчинами.

— Обычными? — уточнил Фенир.

— Очень красивыми и сильно одаренными, — поправилась девушка. — Если мерроу беременеет, то потом выносит младенца на берег, призывая любовника и отдавая ему чадо, чтобы он рос среди людей. У таких детей часто есть чешуя на теле и перепонки между пальцами рук и ног. В остальном они не слишком отличаются…

— Иными словами, они могут жить и в воде, и на суше, — раздраженно перебил ее Фенир. — Да-да-да. И это вы называете не сильными отличиями? Новый вид существ — вот кто эти дети по факту! А что с мужчинами-мерроу?

— Если русалки-женщины очень красивы, то их мужчины уродливы. У них зеленые лица, поросячьи глаза и красные пятачки вместо носов…

— И тем не менее, они не выходят на сушу, чтоб искать близости с обычными женщинами. — Виктор покачал головой. — Нет. Только мерроу женского пола стараются распространить среди нас своих потомков! Сейчас их мало, потому как Серые Пастыри внимательно следят за популяцией этого нового опасного вида, но и нам с вами необходимо быть начеку! Читайте дома параграф три. И подготовьте доклады о самых известных смесках-мерроу. Вы, вы и вы! Дальше… банши!

Сразу три руки взметнулись вверх. И одна из них рядом со мной.

— Ты! — будто издеваясь, Фенир ткнул в шатена, сидящего слева.

Тот вскочил, оправил рубашку и принялся рассказывать все, что узнал из учебной литературы или услышал от кого-то еще…

— Банши! Призрачная темноволосая женщина, плачущая по тому, кто скоро умрет. Она — предвестница беды. Если кто-то слышит плач банши — он нежилец!

— Так уж и нежилец. — Фенир дернул узел галстука, чуть потянул вниз, слегка распуская его. — Банши может плакать годами по смертельно больному человеку. И что же делать всем тем, кто слышит ее все эти годы? Повеситься?

— Э-э… — промычал мой сосед растерянно.

— Садитесь! Ответ в корне неверный. Еще варианты?!

Я опустила глаза, уставившись на крепко сцепленные в замок пальцы.

— Нет желающих? Все убеждены, что банши — это кричащий призрак? Что ж, я не удивлен, ведь в учебной литературе о них почти ничего не написано. А стоило бы написать, и побольше! Будем восполнять пробелы. Итак, сколько веков назад видели последнюю чистокровную банши?

— Три века! — снова подал голос мой сосед.

— Верно. Хоть это вы знаете. — Фенир подошел к окну, распахнул его настежь, впуская в аудиторию свежий воздух. — Три века назад многие из них беспрепятственно перемещались между нашим миром и изнанкой, свободно пересекая грань. Они частенько являлись к тем, кого считали достойными, и кричали под их окнами. Романтика, а? Почти серенада!

Мой сосед подхалимски засмеялся.

— За предупреждение о скорой смерти, — продолжал Фенир, — родовитые маги дорого платили, стараясь избежать несчастья. Кому-то это удавалось, кому-то нет… А некоторые пошли дальше! Они заводили интрижки с банши. Что? Неожиданно? Не такие уж и призрачные были эти женщины. Более того! От таких интрижек стали рождаться дети. Банши, как и марроу, приносили потомство в наш мир, сдавая на руки заботливым папашкам или их родственникам. Так появились смески… Снова новый вид нечисти!

— Нечисти? — прервал профессора парень со второго ряда. — Почему вы их так называете? Если бы смески от банши и человека имели способности, то Серые Пастыри вряд ли оставляли бы им жизнь.

— Разумный довод, — усмехнулся профессор, — но не забывайте, что мы говорим о магах из древних сильных родов! Попробуй отними у такого ребенка! Нет, малышей не отдавали Пастырям, ссылаясь на то, что у них нет способностей матери… Их растили, холили и лелеяли, пряча от возможных обидчиков. В итоге Магистраруму — так на тот момент назывался Высший Магический Совет — надоели подобные союзы, и они запретили вход банши в наш мир. Под страхом казни.

— Значит, сейчас банши просто не существуют, — подытожил мой неуемный сосед.

— Вы идиот? — моментально отреагировал Виктор Фенир. — Как это не существуют, если они наплодили смесков перед исчезновением? Действительно считаете, что ни один из детей не унаследовал дар? Ха! Еще как наследовали! Но это скрывалось родственниками за очень большие деньги. И до сих пор подобное — не редкость. Банши среди нас, и все они подлежат немедленному уничтожению в случае разоблачения!

В аудитории повисла звенящая тишина.

— Но зачем их убивать? — тихо спросил кто-то из-за моей спины. — Если они могут помочь. Чувствуют смерть — и сразу кричат. Кто предупрежден — тот вооружен.

— Вот оно! — Фенир ткнул пальцем в говорившего. — Как твое имя?

— Рихард Лойс.

— Сегодня ты заработал “отлично”! Очень хороший вопрос, который я уже и не ждал от вас услышать! Зачем убивать милых женщин, которые просто пытаются предупредить о смерти? Затем, что их крик в нашем мире слышит вся нечистая братия там, на изнанке! И грань трещит по швам тем сильнее, чем сильнее кричит банши. Нужен пример для понимания? Я приведу! Вы не найдете его в учебниках, но можете мне поверить, так все и было… У одной матери заболел единственный сын. Сильно заболел, неизлечимо. И она умирала вместе с ним, не в силах терпеть душевную боль. Она сидела у его кровати и стонала, выла, как раненый зверь. А потом, когда мальчика охватила лихорадка, мать перешла на крик. Она так кричала, что грань треснула, открывая уродливую изнанку этого мира! Целый город оказался в эпицентре ее крика…

— Хольмудский разлом… — шепнул кто-то впереди, уже догадавшись, о каком происшествии рассказывает профессор. — Он ведь был там, среди провалившихся!

— Выжили только пятеро, — Фенир говорил, глядя куда-то перед собой, но не видя аудиторию. Его взгляд помутнел, а спина чуть согнулась. — Остальные погибли. Ведь время на изнанке течет по-другому, и помощь пришла слишком поздно…

Справа чуть впереди меня кто-то поднял руку.

— Да? — опомнился профессор.

— Но ведь раньше банши кричали и разломов не было? — робко уточнила блондинистая девушка. — Почему же в том случае так получилось?

— Потому что женщина испытала настоящее горе. Эмоциональное потрясение, — терпеливо принялся отвечать профессор. — Если бы умер неизвестный ей мальчик, она не чувствовала бы того же. Мы не настолько скорбим о других людях, как о близких, ведь так? Существовал также случай, когда банши — совсем молодая девушка — путешествовала с родителями на поезде и почувствовала беду с массовыми смертями. Она кричала особенно сильно, и ее с семьей высадили с поезда, а позже, через несколько миль, вагоны перевернулись — сошли с рельс в неизвестность. Часть обломков поезда так и не нашли. Скорее всего, они до сих пор в параллельном мире. Как итог: не только авария, но и разлом грани.

— Каков же тогда выход? — спросила та же девушка.

— Услышите их — тащите ко мне. Я разберусь! — оскалившись, сказал Фенир.

Меня передернуло от перспективы.

— Разве вы Пастырь, чтобы разбираться? — вдруг спросила рыжая девушка с первого ряда. — Только они решают, кого казнить, а кого миловать. Вдруг смеска банши не эмоциональна? И может контролировать свои способности?

— Что за вздор? — Фенир нахмурился, мотнул головой. — Понабирают романтично настроенных дур на факультет… Не бывает смесков банши, способных себя контролировать!

— Откуда вы знаете? — не унималась рыжая.

— Из практики общения с ними! — припечатал профессор. — Я бывал в Обители Пастырей и видел, как там пытались помочь нескольким девушкам. Все закончилось казнями. В сказках о банши не бывает сладких концов, как в женских романчиках! Запомните это, а лучше запишите и читайте каждую ночь перед сном!

Я тихонько вздохнула и дрожащей рукой записала: “Банши — опасны”.

— Ну и дохинай! Кто расскажет о них? — снова заговорил профессор.

— Духи предков, вызванные для мести! — ответила девушка с задних рядов.

А я снова захотела стать глухой хоть на время. И слепой. И не рождаться на этот свет вовсе. Нечисть, смеска… Тварь. Так он меня называл и другим советовал.

Ненормальный! Такой же недалекий, как эти псы, Пастыри… Им лишь бы казнить всех, кто отличается от нормы, и плевать на то, что жизнь мы любим не меньше, а может, и больше, чем они сами.

Прикрыв глаза, я задумалась… Проявись мой дар (или проклятье — это как посмотреть) чуть раньше, быть может, я бы смогла спасти родителей из пожара — предупредить их заранее. Даже ценой своей жизни — согласилась бы.

Но увы.

Все было так запутанно, странно… Я долго мучилась виной, не в силах принять себя с новыми способностями именно по этому поводу. Не понимала, почему все видения и кошмары пришли, лишь когда я осталась одна, не в силах что-то изменить для близких.

Ни у моей матери, ни тем более у отца ничего подобного в талантах не было, оставалось только догадываться, где и когда в нашем роду затесались банши.

Поначалу лекари считали, что мое поведение, кошмары и стоны ночами — норма, последствия стресса. А потом… Потом один из них предположил неладное и поделился со мной своими опасениями. Я искренне посмеялась ему в лицо. Я — банши?! Леди из рода Чарльстон — нечисть? Лекарь смутился и ушел. А я просто решила убедиться… Нашла старинный фолиант с информацией по обитателям грани в домашней библиотеке и сопоставила факты.

Понимая всю опасность сложившегося положения, вскоре я сбежала из страны — пока не стало слишком поздно.

Несколько раз я пыталась начать все заново: снимала квартиры, поступала на учебу в другие университеты… Но каждый раз приходилось бежать: гонимая страхом разоблачения, я отдалялась все дальше от дома.

Первые несколько лет было жутко. В каждом незнакомце мне чудился Серый Пастырь, пришедший по мою голову. Потому пришлось оставить идею о нормальной жизни. Лишь позже я научилась существовать иначе: путешествовала под придуманными именами, от которых со временем приходилось избавляться. Каждый раз, когда окружающие начинали смотреть на меня слишком косо и о чем-то догадываться, я собирала чемодан и… умирала. Новый некролог в местной газете знаменовал новую жизнь для меня.

Потому что девушка, снимающая комнату и живущая одиноко, привлекает внимание, а если она еще и кричит ночами, будто полоумная, то это подозрительно вдвойне. И никому не объяснить, что в этом ненормальном даре нет моей вины — скорее наоборот: я была бы счастлива стать полезной, предупреждать людей о грядущей беде, но кто будет слушать банши?..

— Итак, записываем домашнее задание, — выдернул меня из мыслей голос Фенира. — К следующему занятию всем составить эссе минимум на тысячу слов об одном из видов нечисти на выбор: мерроу, дохинай или банши. На сегодня все свободны.

Прозвенел спасительный звонок. Меня вместе с потоком других студентов вынесло в коридор, и ноги даже сами повели в сторону крыла общежития, но я запоздало вспомнила, что мне сегодня предстоит еще одна встреча с профессором.

— Что ж, помою полы, — бормотала я себе под нос. — И сразу обратно.

Подойдя к дверям лаборатории, я сразу поняла: что-то изменилось. Присмотревшись, заметила — табличку заменили. “Посторонним вход запрещен, — гласила она, — опасный уровень магического поля”.

Я нахмурилась. Что еще за уровень такой? И почему вчера все было нормально?

Потянувшись к ручке, я толкнула незапертую дверь внутрь и не успела даже сделать шага внутрь, как раздался давящий на уши вой сирен.

Инстинктивно захотелось либо упасть на пол и слиться с плиткой, либо бежать, сверкая подметками.

Все прекратилось так же резко, как и началось.

— Вы что, читать надписи не умеете? — раздался гневный голос Фенира где-то рядом. — Что вы здесь делаете?!

Профессор стоял в двух метрах от меня, недовольно взирая на мою сжавшуюся тушку. На нем был испачканный кровью фартук, а в руках огромный тесак…

Это был нехороший, очень нехороший знак.

— Вы же сами вчера сказали мне прийти, — пискнула я, отступая на шаг.

— А-а-а, — уже куда более мягко протянул он. — Это вы, мисс Чарльстон? Забыл поставить на вас допуск, проходите.

Я немного постояла на месте, соображая, правда ли он меня не узнал или издевается? Однако делать было нечего, пришлось все же войти в лабораторию, осторожно прикрывая за собой дверь.

Медленно осмотревшись по сторонам, я поняла, что внутри очень многое изменилось со вчерашнего дня. Да так, что сразу стал ясен смысл надписи. Внутрь лучше было действительно не заходить. И дело не в Фенире с ножом в руках. Хотя — чего уж там? — в нем тоже.

Что же касается лаборатории — внутри она стала больше, чем была вчера — ярдов эдак на двадцать разрослась в длину. Магически разросшееся пространство шокировало простором, которого никак не ждешь от маленькой комнатушки. Столы и колбы исчезли, зато появились клетки! Множество клеток различных форм и размеров. Они стояли чуть поодаль от входа, некоторые были занавешены темными полотнами, некоторые дополнительно стянуты железными прутами. Также нашлось несколько деревянных коробов…И внутри каждого что-то рычало, шипело, хрипело и бесновалось.

— Мамочка, — пробормотала я.

— Надеюсь, это не ко мне обращение, мисс Чарльстон? — с ухмылкой спросил Фенир.

Свой рабочий стол он оставил недалеко от входа. Однако сейчас находился рядом с огромной разделочной доской метр на метр, на которой нарезал великанский шмат мяса на кусочки. — Мне больше нравилось, как вы с придыханием говорили “профессор Фенир”.

— Да. Конечно. Я… э-э…

— Впечатлены размахом, наверное? — Профессор кивнул. — А я сразу предупреждал, что необходим крепкий, хорошо сложенный парень для тяжелой физической работы. Но вы же не слушали, мисс Чарльстон, вы рьяно желали остаться и стать моей… помощницей. Мыть мои колбы.

Он усмехнулся.

— А я не могу отказывать таким напористым девушкам. Это мое слабое место, Элизабет. Вы не против, если я немного сокращу обращение к вам? Нам предстоит много времени проводить вместе, потому, если вы не откажетесь прямо сейчас…

Он сделал многозначительную паузу, позволяя мне передумать, видимо. Я проглотила ком то ли шока, то ли обиды, но упрямо выдохнула:

— Ничего, я справлюсь. Подумаешь, площадь мытья полов увеличилась.

— Ах, в полах ли дело, — почти мечтательно протянул Фенир, вываливая мясо в огромный таз, перемешивая его руками и выходя вместе с ним из-за стола. Всем своим видом он больше напоминал мясника, чем знаменитого профессора. — Хотя-я-я, это даже хорошо, что вы женщина. А то было бы что-то неправильное в наших с вами будущих отношениях. Ну, представьте, говорю я кому-то: “Это мой помощник, мы с ним не разлей вода, все делаем вместе”… И сразу неправильные ассоциации в голове. А так выходит красиво: “Это Элизабет, она — моя помощница во всем! Моя правая рука…”

— Что, простите? — перебила я профессора. — Какая рука?

— Правая, Элизабет. Это вот здесь, — он показал нужную сторону. — Если не хотите быть правой, есть альтернатива. Правильно смотрите. Левая. Ну так как? Уходите? Или познакомить вас с нашими “малышами”?

При фразе о малышах в дальних клетках кто-то завыл, а прутья затряслись и пригрозили быть сломанными.

Я еще раз захотела позвать маму, но сдержалась. Вдохнула-выдохнула и двинулась за преподавателем.

Фенир же с видом циркового ведущего подошел к первой клетке и сдернул полотнище. Оттуда на него зыркнула двумя красными глазами фиолетовая дымка и тут же, шипя, забилась в угол от яркого света.

— Это мурз, — представил Фенир, хотя я и сама догадалась. — Первоклассный вор. Утаскивает ценные вещи у людей к себе на изнанку и там прячет. Отдает за выкуп или по велению более сильной нечисти. Его я поймал вчера утром, когда он пытался выкрасть у меня… Впрочем, неважно что.

— Зачем он вам? — подходя ближе к клетке, спросила я.

Мурзы были достаточно безобидны, если не считать вороватой натуры и острых зубов.

— Что значит зачем? Это — учебное пособие, — как дурочке, объяснил Фенир. — Кормить его надо раз в неделю морковкой или яблоками. Двигаем дальше — рорд.

Покрывало слетело со следующей клетки, и тут же на профессора обрушилась волна пламени! Даже до меня его жар дошел. Я едва успела отскочить, а Фенир и глазом не повел. Разве что сбил с передника плясавшие огненные языки и пригрозил злобному, похожему на жабу существу кулаком. В ответ оно оскалило длинные зубы, отрастило призрачные руки и принялось шатать клетку. Того и гляди вырвется.

— Цыц мне тут! — прикрикнул на рорда профессор и бросил в клетку кусок сырого мяса. — Иначе отправишься на диету. Итак, мисс Чарльстон, к этой твари подходить не советую. Я-то огня не боюсь, а вот насчет вас не уверен. Кормить его тоже буду сам, ваша задача брать каждый день на кухне десять килограмм мяса, приносить сюда и нарезать. Тесак острый, аккуратнее с ним.

С этими словами он кинул чудищу еще кусок и пошел к следующей клетке. Весь дальнейший час я шокировалась масштабами фенировского нечисть-парка.

— А вот эта тварь — зулу, — указал он на огромную толстую змею в террариуме, метров двадцати длиной.

Я про них слышала и предпочла бы держаться подальше, потому что их яд убивал за пару минут, а иногда и быстрее.

— И как часто кормить этого? — мрачно поинтересовалась я.

— Он поел вчера. Целого оленя ужрал, теперь только через полгода. — Фенир затемнил стекла террариума заклинанием и двинулся к последней клетке, откуда раздавался раздражающий писк. Я уже предчувствовала подвох. — Итак, мисс Чарльстон. А теперь сладенькое.

Очередное покрывало слетело на пол, и мне захотелось взвыть. Гидра — черт ее за ногу, самая настоящая. Где только ее Фенир достал?! А голов-то — раз, два, три…

— А вот и еще одна тварь, — почти промурлыкал Виктор. — Правда милашка? Их сейчас непросто поймать…

— Эм… — только и смогла озадаченно выдавить я.

— Пожалуй, одна из действительно безвредной нечисти. И даже полезной! Когда вырастает — становится прекрасным охранником в тюрьмах или банках. Превосходно приручается, главное — кормить вовремя.

На меня повернулись сразу пять голов. Пять мелких, кровожадно смотрящих голов, будто сожрать собирались меня и прямо сейчас.

Фенир вывалил к ним в вольер все оставшееся мясо из таза, на которое тут же накинулся гидреныш. Скорость поглощения еды пугала.

— Удивите меня, Чарльстон. Сколько раз в день надо кормить взрослую гидру? — спросил преподаватель.

— Три? — робко предположила я, наблюдая, как сразу четыре головы сцепились в драке за последний кусок.

— О, молодец. Знаешь. А вот маленьких чаще. Пять, а то и шесть раз — пока растет организм. Поэтому будешь приходить сюда в пять утра, а потом еще раз перед занятиями и на ужин. В обед и перед сном — так и быть, кормить буду я. Ну что, все понятно?

— Угу, — невнятно пробормотала я, боясь задавать главный вопрос. А кто за этим зверинцем убирать потом будет? Тоже я?

— И самое главное. В клетки заходить запрещено, если не хочешь лишиться головы и пальцев, — дополнил Фенир. — Тем более что там настроена тонкая уборочная магия. Повредишь — будешь выгребать навоз вручную! Я серьезно. И если погибнешь — приглашу некромантов, они тебя поднимут, и все равно закончишь уборку.

— Прелесть, — только и смогла сказать я. — Поверьте, я туда ни ногой. Обещаю.

— Верю. — Фенир улыбнулся почти добродушно и протянул мне бумагу, взятую из воздуха. — Но договор подпиши. Здесь об ответственности, обязанностях, последствиях несчастных случаев…

Я с мрачным видом взяла бумаги.

— Прочту у себя и завтра принесу, — ответила, обводя все хозяйство вокруг недобрым взглядом.

— Думайте, Элизабет, думайте… Но гидру после ужина и в пять покормить не забудьте. На кухне я о вас предупредил, мясо и овощи вам выдадут.

— А овощи кому? — опешила я.

— Мурзу. Этот пушистик тоже нуждается в ежедневном кормлении.

— Но ведь я еще не подписала договор.

— Это ничего, — Фенир отмахнулся, — в канцелярии академии вы уже записаны в качестве моей помощницы. Так что не робейте, работайте. Или без мытья колб вам здесь не интересно?

— До свидания, профессор. — Игнорируя шпильку в свой адрес, я попыталась уйти. Но не преуспела.

Меня за руку поймали длинные пальцы.

— И все-таки… — Фенир прищурился и уставился мне в лицо. — Есть в вас хоть что-то особенное? Родимое пятно, может, какое-то?

— Вы… странный, — сказала я, старательно игнорируя подбрасываемые мозгом более уместные эпитеты. Типа “псих”, “ненормальный”, “пугающий”…

Фенир раздраженно цыкнул и отпустил меня.

— Что ж, может, в следующий раз? — сказал он сам себе и принялся развязывать передник.

Уже оказавшись у двери, я не выдержала и остановилась. Конечно, нужно было соблюдать субординацию и все такое, и, клянусь, с любым другим профессором я бы вела себя иначе… Но не с Фениром. Оставаться с ним и дальше наедине среди кучи нечисти я могла лишь в том случае, если бы хоть немного понимала и доверяла ему. Пока не было осуществлено ни первое, ни второе.

— Вы меня не запоминаете, — сказала я тихо. Не спросила, а констатировала факт. — И это не просто забывчивость, правда ведь?

Фенир как раз справился с фартуком, откинул его на раковину и принялся мыть руки. Я тут же посмотрела на свое запястье — оно было испачкано. Поморщившись, тоже пошла к воде. Заодно повторила вопрос.

— Почему вы не можете запомнить меня, профессор?

Он нехотя обернулся и посмотрел мне в лицо даже с бо́льшим презрением, чем недавно на мурза.

— А вы приставучая, — сказал недовольно. — Хотите правду, или соврать что-то для вашего спокойствия?

Я, признаться, задумалась. Что ж там за правда, если есть еще и второй вариант? Но коварное любопытство не дало отступить и здесь.

— Говорите как есть.

— Ранение, — пожал плечами Фенир, уступая мне место у раковины. — Разве вы никогда не слышали о моих странностях, юная леди?

— Я долго жила за границей, — ответила, отмывая собственное запястье от крови неизвестного животного, скормленного нечисти. — Потому было бы очень любезно с вашей стороны…

— Ранение, я же сказал, — перебил он. Потом посмотрел на меня внимательно и добавил тихо: — В голову. Вот сюда.

Он показал на свой затылок.

В этот момент кто-то из зверей снова дико завыл, и я подпрыгнула на месте, вдруг понимая, насколько сильно напряжена. Усилием воли я заставила себя перебороть страх и уточнить:

— Значит, после ранения что-то изменилось?

— Помимо прочего, случилось расстройство восприятия лиц. — Потерев лоб ладонью, Фенир устало вздохнул и продолжил: — Если уж совсем разжевать, то это значит, что способность узнавать лица практически потеряна, но при этом способность узнавать все остальное сохранена. Потому я, скорее всего, не узнаю вас при следующей встрече, пока не заговорите или не представитесь. Как не узнаю почти никого. Ранение и его последствия — не такой уж секрет, мисс Чарльстон, но и кричать об этом на каждом углу не стоит. Понимаете?

— Конечно.

— Я рад.

— Угу, — сказала, не зная, что добавить на прощание. — Ну вы берегите себя. Теперь уж…

— Вы тоже, Элизабет. — Виктор Фенир не сводил с меня пристального задумчивого взгляда. — Читайте договор, решайте, нужно ли вам лезть к кому-то со своей бесценной помощью?

И что-то почудилось мне в его словах, будто он вложил в них еще какой-то смысл… Но вот уже в следующий миг профессор улыбнулся во все зубы, подмигнул и как ни в чем не бывало двинулся вглубь своего дикого зоопарка, напевая на ходу какую-то незамысловатую мелодию.

Я расслабленно выдохнула, понимая, что все тревоги — не более чем плод моего напуганного воображения и усталость. Крепче сжав в руках договор, я ушла в общежитие, мечтая лишь о двух вещах: принять душ и уснуть хоть на пару часов. Но в тот день моим мечтам не суждено было сбыться ни в каком виде.

— Душ затопило! — сообщила Хельга, стоило мне войти в нашу комнату. — Свинство просто! Кто-то сорвал кран, так что этим вечером все стоим в очередь в одну кабинку. И кстати, тебе письмо.

Я покачала головой:

— Никаких писем, только сон!

— Но оно из ректората. Называется “Дополнение к договору об оказании помощи по присмотру и уходу за магической нечистью”. Увесистое. Можно мне открыть?

В ответ смогла только кивнуть. Но Хельге и этого оказалось достаточно.

Пока я устроилась на своей кровати, прикрыв глаза и моментально начиная проваливаться в сон, где-то рядом зашуршала бумага и раздался голос Хиткович:

— “Просим вас внимательно изучить пособие по магической нечисти перед подписанием договора, после чего явиться в ректорат и, в случае подтверждения своей кандидатуры на должность помощника профессора Виктора Фенира, утвердить подписью ряд дополнительных документов… Не откладывая… С уважением…” Не поняла. Так слухи о тебе и профессоре — правда? Ты и он?.. Вы?..

Я приоткрыла один глаз и мучительно взвыла.

— Хельга, ну что ты несешь? Если снова запоешь про любовницу — поругаемся.

— Тогда что это?

— Пособие, там же написано. — Я села на кровати и забрала полненькую книгу с изображением гидры на обложке. Как напоминание о той, что мне предстоит кормить…

— Значит, он взял тебя в помощницы? — Хиткович покачала головой. — Стоун тебя убьет. Вот точно говорю. Она все время после пар шила Лапушке новые сапожки, а ты в это время устраивалась к нему на работу! Мой тебе совет: иди к девчонкам с предсказательного факультета, закажи себе оберегов. И побольше!

Ее предупреждение я пропустила мимо ушей. Судя по взглядам, которые я ловила на себе весь день, Стоун — не главная моя проблема. И вообще, еще неизвестно, кто достанет меня раньше: поклонницы Фенира или какая-нибудь тварь из его зоопарка.

С этой мыслью я заставила себя встать с кровати, пролистать книгу о — мягко скажем — страшных существах и поплестись к выходу из комнаты, в сторону деканата. До конца его работы оставался час, и я вполне успевала подписать (или не подписать) нужные бумаги.

Дойдя до пункта назначения, постучала в двустворчатые двери, а после, дождавшись “Войдите”, шагнула внутрь.

За пять лет тут ничего не изменилось. Все те же шесть столов секретариата, и все так же — еще одна дверь уже к ректору. Но к Фениру-старшему мне было не нужно. Я подошла к свободному секретарю, женщине лет тридцати, и представилась.

— Доброго вечера. Меня зовут Элизабет Чарльстон, и меня вызывали.

Стоило это произнести, как пятеро остальных работниц тоже повернулись в мою сторону и с любопытством уставились, прошибая взглядами насквозь.

— Так это вы? — несколько удивленно и разочарованно протянула одна из них и тут же отвернулась, теряя интерес.

Похоже, здесь ждали сногсшибательную красотку, а пришла всего лишь вполне себе милая я.

“Моя” секретарь оказалась более многословна.

— Конечно, вызывали. По правилам академии при найме студентов на работу вы обязаны подписать ряд бумаг, — начала она, доставая из-за стола кипу документов. — А моя задача разъяснить вам, Элизабет, все возможные последствия такой работы.

В следующие полчаса меня грузили юридическими терминами и устрашали всеми возможными и невозможными жутями. Начиная с того, что академия снимает с себя ответственность в случае моей смерти или физических повреждений, полученных от одного из монстров Фенира. Заканчивая тем, что компенсацию мне тоже не выплатят — ибо сама виновата, нашла с кем связываться.

— Но вы не переживайте, — под конец секретарь даже улыбнулась, — это на самом деле лишь формальность. Еще ни один лаборант у профессора Фенира не пострадал.

Я нахмурилась. Если учесть, что преподавал Виктор первый год, тогда пострадать никто попросту не успел. И с высокой долей вероятности это буду именно я — его первая помощница. Появился соблазн отказаться от договора и вообще плюнуть на все с высокой колокольни.

Но стоило только об этом подумать, как зудящее и тревожное чувство интуиции во мне буквально завыло, и я с трудом сдержалась, чтобы не вторить ему вслух. Что-то подсказывало — звук вышел бы душераздирающим.

— Я подпишу, — выдавила тихо, побоявшись, что сейчас, не дай бог, начнется очередное видение. И под прицельным взглядом нескольких женщин оставила свой автограф везде, где они попросили. — А теперь я могу идти?

— Да, конечно, — буркнула секретарь, складывая бумаги в стопочку, на меня ей было уже глубоко плевать. Возможно, она уже заранее меня похоронила.

Если и так — зря, сдаваться и проигрывать было не в моих правилах. Я устремилась к дверям, мечтая только о получасовом отдыхе, когда на самом пороге столкнулась с профессором Вильсон. Как же не вовремя!

Подруга матери поправила седой локон и поплотнее закуталась в вязаную шаль.

— Элизабет, — тепло улыбнулась она. — Девочка моя, не ожидала тебя здесь увидеть. Что-то случилось, какие-то проблемы?

— О нет, что вы, — поспешила уверить ее я. — Просто подписала несколько бумаг. Ничего серьезного.

— Это хорошо, милая. — Вильсон немного с прищуром посмотрела на меня сквозь свое пенсне. — А то я переживаю. Нам так и не удалось поговорить после твоего приезда. Я прямо ощущаю, как твоя мать укоризненно смотрит на меня с небес.

Вид профессора сделался печальным, и я искренне пожалела одинокую женщину, которая слишком близко к сердцу приняла смерть подруги. Пожалуй, не менее близко, чем я. Они были знакомы с самого юношества и поддерживали друг друга в течение всей жизни. Насколько я знала, у Риты кроме моей матери вообще больше не было настоящих друзей.

— У меня все хорошо. Честно, — улыбнулась я госпоже Вильсон. — Отличная комната в общежитии, чудесные соседки… Живем душа в душу.

— Это замечательно. Но давай ты мне завтра все это расскажешь за чашечкой чая? Ты же не против прийти ко мне домой в гости, скажем, на пятой паре? — пригласила профессор.

Вспомнив расписание, я уныло помотала головой.

— Увы, нет. У меня будет история магии.

— О нет! — воскликнула женщина. — Вы еще не знаете? История пока отменена на несколько дней. Кто-то посадил под окнами профессора Ризмар плотоядные розы, и не далее как сегодня утром они напали на мою коллегу.

У меня глаза на лоб полезли.

— Да неужели? Какой кошмар! — притворно изумилась я, понимая, что кто-то осуществил мой дерзкий план, правда, не с соптимусами Хельги, а с другой травой. Но сам факт инцидента впечатлял.

— Да уж, — по-старчески вздохнула Ризмар. — У Индердеменды всегда были проблемы с учениками. Слишком склочный характер и ничтожный магический дар. Она не способна толком почуять опасность, зато превосходный теоретик. Просто удивительный специалист. Так ты зайдешь завтра?

— Конечно, с большим удовольствием, — тут же согласилась я, мысленно прикидывая, что лучше чай с Вильсон, чем попытки отдыха в комнате с ругающимися соседками. Правда, еще о гидреныше надо помнить. — Только мне нужно будет уйти к пяти часам — покормить ско… тину.

У Вильсон неожиданно съехало пенсне с носа.

— Мужчину? — похоже, не расслышала она. — Элизабет, ты что, встречаешься с мальчиком?

Я тут же покачала головой.

— О нет, профессор Вильсон, — твердо сказала я. — Вы неправильно поняли. Я просто помогаю магистру Фениру с уходом за магическими существами. Нужно будет покормить одно “милое” создание, только и всего.

Упоминать, что у “милого создания” пять голов, я не стала. Еще разволнуется старушка, и удар хватит. Я себе этого точно не прощу.