8.

Я открыла глаза, за окном серело. Та же комната.

Белочка, филонишь! Жаль, что я не в другом мире проснулась.

Черт! Побег! Который час?

Обвела взглядом комнату, но часов нигде не увидела. Приехали. Как же без них узнать время?

Села на постели, снимая с себя брюки и рубашку. От брюк разило сексом. Пять минут на душ и надо бежать узнавать время, а дальше по обстоятельствам.

Тело слушалось нормально, никакого обморочного состояния не наблюдалось.

После душа — да славится разработчик той сушилки для волос, быстро, сухо, чистое тело без чужих запахов — это кааайф! — обвела комнату взглядом.

Мысли метались, стучась о стенки черепа, и отскакивали обратно в хаотичном порядке.

Бежать узнавать время? Собирать сумку? Порыться в поисках заначек и достать тетрадку, спрятанную под столом?

Так. Стопэ. Главное — который час. Если опоздаю на тот транспорт — как же его назвал Тусио? Да неважно — то все остальное уже будет абсолютно пофиг. Значит, вперед и с песней.

Вышла в коридор и тихим, крадущимся шагом направилась вдоль дверей, прислушиваясь.

А мысли не переставая настойчиво сверлили мозг.

Может, никуда не убегать? Что меня ждет с этим мутным Ромео? Безвестность. Это если не попадемся. Без денег, без знаний, вдвоем с неизвестным мне человеком через весь континент? Бред же. Невыполнимая задача.

Мэд… Лучше всего и правильнее — остаться, выдержать свадьбу, консумацию, и уехать с Мэдом в… темницу. Воспоминания о женихе всколыхнули что-то жаркое в груди.

Давай! Давай, Лиана, продолжай делать глупости. Вспомни, за свои тридцать пять лет хоть один мужик, с которым ты имела дело, изменился? Хоть один? Жены их изменялись, превращаясь из куколок в бабищ, обросших детьми и хозяйством, из веселых подружек — в задроченных домохозяек, утративших интерес к жизни и растерявших былое веселье.

Да и мне не удалось перевоспитать ни одного мужика. Только если подстраиваться под них.

А тут не мужик, тут альфа. Да еще и с замашками маньяка. На людях вроде приличный, а наедине из него лезут… и тут вспомнила, что из него лезло в последнюю встречу и как он заглатывал мой член.

Дура! Когда ты начнешь думать головой, а не отростками?

Впереди по коридору послышались голоса.

Я метнулась к ближайшей двери, тихо, без скрипов и шума отворила ее — за ней было темно, в льющемся свете из окон виднелись стеллажи и полки. Шмыгнула туда, в сумраке пробираясь между стеллажами подальше. Пахло книжной пылью. Библиотека, наверное.

Дверь открылась, ворвавшийся воздух принес дуновение. Я резко присела, где стояла. Зажегся свет и голос Мэда приказал: — Выключи!

Свет погас.

Два человека тихо прошли к окну и заговорили вполголоса.

— Тир, мне кажется, я сделал самую большую ошибку в жизни, — впал в откровения Мэд.

— Мэд, дружище, ты сам не свой. Еще ни разу не было, чтобы ты не вышел победителем по жизни. И тут справимся. Ну, хочешь, давай расторгнем помолвку, я обращусь к королю, и свадьбу отменим.

— Не выдумывай. Я слишком много задействовал для этого ниточек и связей. Свадьба состоится, что бы ни случилось. Лучше скажи, как продвигаются поиски Буса? Хоть одна зацепка есть? Я так жажду посмотреть на него и оторвать ему яйца, что у меня руки чешутся. — Голос Мэда звучал тихо, но столько злости было в нем, что меня даже пробрала дрожь. Вот ведь ебанько! Буса они ищут. Да я Бусину сама яйца отчекрыжила, когда он в семь месяцев начал проявлять агрессию и бросаться грызть и кусать, метить и шкодить, как взрослый тигр. Не сама, конечно, у ветеринара, но все же… Хер вам, а не яйца Буса, козлы!

— Никаких следов, Мэд. Думаю, это не имя, а кличка. Ну, знаешь, милое прозвище между… друзьями.

— Друзьями? Любовниками, ты хотел сказать? Называй вещи своими именами и не случится недопонимания, Тир. А питомцы?

— Нет здесь никаких питомцев. Их попросту не на что было содержать. Ты же видишь, в какой нищете они живут. Нилсир запрещал заводить любую живность, а Лиатт очень послушный сын, чтобы ослушаться папу. Знаешь, Мэд, то, что ты рассказываешь о нем, не вяжется совершенно с тем мальчиком, которого я вижу. За месяц со дня знакомства с ним, на помолвке, да и сейчас, я хорошо изучил его, и мне кажется, ты предвзято к нему относишься. Скромный, воспитанный, вежливый омега, который не создаст тебе никаких трудностей, если не будешь позволять ему садиться на шею. И с Мэлли они поладят.

— Прекрати меня убеждать. Когда я последний раз тебе врал или ошибался в своих чувствах к человеку? Было хоть раз? Не было. Вот и сейчас. Он постоянно лжет, недоговаривает, выкручивается. Говорит странные вещи. Может, это шизофрения или другое душевное заболевание?

— Мэд, если бы ты был омегой в предсвадебной лихорадке, с течкой на носу, я бы еще понял твои метания. Но ты альфа. Мы же вместе с тобой смотрели медкарту мальчика. В их родне до третьего колена нет душевнобольных. Лиатт здоров, умен, воспитан. Возможно, на него травма повлияла — ты видел, как он разрыдался, когда не смог вспомнить, как играть на инструменте? Искренний и испуганный мальчик. Представь себе, что ты забыл, кто такой Мэлли или я, и не помнишь даже названий блюд на столе? Как бы ты себя повел?

— Тир… — Мэд устало вздохнул. — Что-то здесь не так. Мое чутье еще ни разу меня не подводило. А оно воет пожарной сиреной. Знаешь, в тихом омуте кто водится? В таких вот захолустьях столько тайн и грязных делишек делается, и все друг друга покрывают. Правду узнаешь, когда уже поздно. Так что давай — рой землю лучше. Должны же быть у него друзья, знакомые, из слуг кто-нибудь близко к нему вхож?

— Из слуг он часто занимался с Тусио, молодым, симпатичным бетой. Тут слуг-то всего раз, два, и обчелся. Не накручивай себя!

— Тусио? Тус… Тус… Бус… Это может быть он. Так, Тир. Достань мне этого Тусио на разговор. Только давай после ужина. Чтобы ни одна душа об этом не знала. А уж я его допрошу с пристрастием. И да, вот что. Предупреди команду, сразу после свадьбы и этой дебильной консумации корабль должен быть готов. Пусть ждут в полной боевой готовности отчалить. Ни секунды лишней здесь больше не задержусь. Что там с новым домом на Элькоре? Ремонт заканчивают? Комната в подвале будет готова к нашему приезду?

— Весь дом будет готов к вашему приезду. Завтра обещали закончить. Охранка сделана по высшему классу, делает Стохх, ты его знаешь, у него мышь носа не просунет. Периметр обработан, свои люди уже на месте. Не переживай.

— Кстати, во сколько ужин, мне надо еще с Лиаттом успеть переговорить.

— Ужин через полчаса, в восемь вечера. Так что Тусио я тебе доставлю связанным к десяти. Идет?

— Спасибо, Тир! Спасибо, дружище! Встретимся на ужине.

Мужчины вышли, тихо притворив дверь, а я поднялась с корточек и прокралась к двери, выжидая, когда стихнут шаги. Сердце билось в горле, ноги и руки дрожали.

Ну что, Лиана. Готова на всех парусах по морю — вжух — и в темницу в подвале? После прилюдной ебли, течки, и путешествия по морю, где ты будешь блевать всю дорогу, не приходя в сознание?

Бежааааааать!!! Бежаааать!!! И дурака Тусио спасать.

Я тихо приоткрыла дверь и выглянула. Коридор был пуст. Так. Надо зайти к себе в комнату, переговорить с женишком, торпеду ему в днище, приказать, чтобы не беспокоили сегодня, спровадить его быстро и выметаться, неся свою жопу навстречу приключениям.

Пока шла по коридору, продышалась, успокаиваясь. Нельзя себя выдать. Вдоооох, выыыыдох. Умничка, Лианка. Все ты делаешь правильно. Хуже, чем жить с этим садистом, быть не может. Лучше скитаться.

Открывая дверь, тут же наткнулась взглядом на Мэда, стоящего возле стола и листающего книгу.

После всего услышанного было трудно сохранить на лице приветливое выражение. Но ты, блядь, будешь лыбиться, как оглашенная, ясно? Если не хочешь, чтобы тебя заперли в комнате прямо сейчас и до конца жизни. Перед глазами мелькнула мрачная камера без окон, с широкой кроватью и цепями с наручниками, но я ее прогнала усилием воли, мне надо улыбаться.

— Мэд? — Прошла к кровати и легла, страдальчески взявшись за голову. Будем изображать слабенького, страдающего омежку.

— Куда-то ходил, Лиатт? — подняв бровь и откладывая книгу на стол, спросил он.

— Да, думал прогуляться по саду, воздухом подышать, но понял, что не хватит сил на прогулку, решил вернуться и не рисковать здоровьем. Вторую шишку на голове точно не перенесу. — При этом мягко улыбнулся, глядя Мэду в глаза. — Могу я тебя попросить, чтобы ты извинился перед папой и гостями за мое отсутствие на ужине? Я не в состоянии высидеть весь ужин, боюсь опять всех напугать своей слабостью. И передай, пожалуйста, Солису, пусть принесет чего-нибудь легкого перекусить. Меня клонит в сон, хочу сегодня лечь пораньше. — Набрала в легкие воздуха, и извиняющимся голосом, стеснительно глядя на Мэда из-под ресниц, произнесла: — Вымотался почему-то.

— Передам. Один вопрос, Лиатт, и я оставлю тебя в покое.

Да вали ты уже отсюда, сука, побыстрее! Внутри все дрожало от нетерпения и страха перед неизвестностью. Вдоооох — выыыдох, Лиана! Ты спокойствие. Ты само спокойствие.

Робко взглянула на Мэда, взглядом предлагая задать вопрос.

— Расскажи мне про Буса. Чтобы я мог доверять тебе, я должен знать правду.

Снова здорово! Мыши плакали, кололись, но продолжали жрать кактус.

— Мэд. Здесь Буса нет. И клянусь тебе, что с ним не спал… Ну, как не спал… Не трахался. Ты даже представить себе не можешь, как заблуждаешься в отношении Буса. Это просто недоразумение. Ты можешь мне не верить, но я тебе не соврал ни в одном слове. Ни разу.

— Лиатт. Мне очень хочется верить тебе. Очень. Не исключено, это амнезия на тебя так действует, ведь с момента падения ты действительно ведешь себя по-другому. Но я должен знать все аспекты твоей жизни, прежде чем мы сочетаемся браком, чтобы впоследствии не было никаких сюрпризов, на которые я не мог бы повлиять. Возможно, ты не врешь. Но ты и не говоришь всей правды.

— Один-один, Мэд. Ты тоже не говоришь мне всей правды.

Вот стервец! И правда, у него нюх на людей. Рентген у него встроенный, что ли?

— Тебе есть что мне рассказать, Лиатт?

«Я не доверяю тебе, красавчик. Ты мне тоже нравишься, но это не играет никакой роли. Потому что ты тоже всем врешь», — пронеслось у меня в голове.

— Моя история столь необычна, что времени рассказать тебе не хватит и суток. А ты меня сегодня вымотал настолько, что и двух слов не свяжу. Я готов рассказать тебе всё. Всю свою жизнь… но вот беда — ты не готов ее понять, Мэд. Понять и принять. Прости, пожалуйста, голова разболелась. Давай завтра поговорим?

Мэд подошел ко мне, взял руку и поцеловал в ладошку, проведя носом вдоль нее. — Отдыхай, тоу! Завтра я постараюсь тебя понять.

Хлопнула дверь, и я вскочила, кружа по комнате. Сколько времени прошло? Десять минут? Пятнадцать? Черт, что же брать? Как пройти незамеченной?

Подскочила к столу, выдвигая ящики, разглядывая содержимое, но не понимая, что мне может понадобиться в пути. Судорожно схватила книгу, которую читал Мэд, засунула за пазуху и прокралась к двери. Так. Обувь удобная. Одежда… ну, тоже… Пора.

Вышла за дверь и быстрым шагом, почти бегом, заторопилась прямо по коридору, потом по лестнице вниз. Центральный вход не мой. Мой налево. В доме было пустынно. Очевидно, все прислуживали на ужине, тем паче, что слуг в поместье было мало. За окнами стремительно темнело. Прошла по длинному коридору мимо каких-то хозяйственных помещений и уткнулась в дверь.

За дверью был Тусио. Он бросился ко мне и схватил за руку.

— Быстрее, Биби! Я так волновался! Как все прошло? — Он вел меня дорожкой между каких-то кустов, в темноте было не разобрать. — Не подверни ногу, аккуратнее, милый!

— Потом поговорим, Тусио. Веди молча.

Через пять минут быстрым шагом мы добрались до калитки в высокой стене, вышли из нее и прошли вдоль дороги с твердым покрытием.

— Милый! Я переиграл наш план! Мы не будем садиться в дуэсс, потому что отследить, где мы вышли, будет легче легкого. Мы сразу пойдем в сторожку. Иди за мной, не споткнись, любимый!

Петляя по тропинке, куда мы свернули полчаса назад, я выдохлась быстро. Тяжелый был день. Но на свежем воздухе, в лесу, это казалось почти прогулкой. На небе зажглись звезды, и они были совершенно другими! Две луны — или как их там, хорошо освещали небо, и было не темно, как у нас, а очень даже хорошо видно. Настроение было приподнятым. Воздух свободы пьянил и радовал. И я нисколько не жалела о побеге.

Вот нисколько. Совсем. Пресовсем. Ну, может, капельку. Маленькую капельку. Ну, чуть больше.

А потом вдруг вспоминала Мадса Миккельсена в роли Ганнибала — тоже с виду приличный человек. А что вытворял?

Если бы не разговор про комнату в подвале, я бы осталась. Да я бы и сейчас могла вернуться, пока не поздно, и все переиграть. Слишком уж серьезным был Мэд. Слишком хотелось верить ему. После того подарка к свадьбе, где он обнажил душу и член. И в последнем разговоре. Но нет. Как он там говорил — «внешность обманчива»?

Вскоре мы подошли к густым зарослям, за которыми виднелись развалины дома.

Тусио остановился и сказал:

— Сейчас мы проберемся через эти кусты, старайся не сломать ни одной ветки. И не загнуть тоже. Сразу за кустами я включу фонарик. Там много пыли на земле. Мы не должны оставить следов. Поэтому ты будешь идти за мной след в след, по кочкам, так, чтобы со стороны было незаметно. Будь аккуратным, радость моя! — И он внезапно прижался ко мне и поцеловал.

Я отпрянула от него и сказала со злостью: — Тусио, я сейчас развернусь и уйду обратно, если такое еще раз повторится. Ясно? Пожалуйста, дай мне время вспомнить! Не надо напрыгивать на меня и заставлять делать то, что я не хочу. Иначе ты ничем не будешь отличаться от Мэдирса.

— Прости! Не буду, Биби, обещаю! Пойдем! — Он взял меня за руку и мы стали пробираться сквозь кущи.

В развалинах было пыльно и грязно. Видно было, что здесь давно не ступала нога человека. Там я тоже шла за ним след в след, пока не добрались до люка в полу в дальнем углу сторожки. Тусио заставил меня подождать, спустился вниз, включил свет и подал мне руку, помогая забраться внутрь. Затем опустил люк на место.

— Ну вот. Обживайся. Здесь мы проведем семь-восемь дней безвылазно. А потом я схожу на разведку, и будем пробираться ночами в город. В городе затеряться будет легче.

Я оглядела помещение в тусклом свете таких же светильников, которые были в моей комнате. Один неширокий топчанчик, на который имел виды Тусио, судя по его горевшему взгляду. Стол, стул, коробки с продуктами, аккуратно расставленные под стеной. И букетик странных, но красивых цветов зеленого цвета в стакане.

— Садись, Биби! Ты устал. Хочешь кушать? — Тусио лучился радостью, как ребенок на каникулах у бабушки, построивший шалаш из веток и невероятно гордившийся этим дырявым сооружением, не выдерживающим никакой критики.

Мне почему-то вспомнились змеи, которые водились у нас на даче, и я села на топчан, сбросив мокасины и поджав под себя ноги.

— Нет, спасибо, Тусио. Расскажи мне лучше, здесь водятся какие-нибудь опасные животные?

— Давай ножки, Биби, разомну их. — Он протянул руку и стал ласково поглаживать мою ступню, нежно разминая пальцами мышцы. Я оперлась на стенку спиной и расслаблено выдохнула, млея от его манипуляций.

— Нет, Биби, здесь нет опасных животных. А ты многое не помнишь?

— Очень многое. Даже страшно, сколько. Очень страшно ничего не знать.

— Любимый!!! Я все расскажу тебе, я с тобой! Не бойся! — Он прижал мою ногу к своему лицу и стал целовать ступню.

— Тус! — Я должна была спросить о главном, поэтому прибегла к запрещенному приему. — Тус, мы с тобой занимались сексом? — И замерла, ожидая ответ, глядя в его оленьи глаза.

— Да, любимый. — Голос у него дрожал, а глаза наливались болью и слезами. — Как жаль, что ты не помнишь. Не помнишь, как я любил тебя. Как ласкал. Как ты стонал подо мной. Но ты все вспомнишь. Я помогу тебе. — Его рука стала подниматься по моей лодыжке, гладя ногу, подбираясь к моему паху.

— Немедленно прекрати! — Я спихнула его руку с моей ноги и уставилась в лицо зло и строго. Он был крупнее меня и сильнее. Но не настолько, чтобы сдаваться без боя. — То, что было раньше — прошло. Я был другим человеком. Теперь все будет по-другому, и если ты не готов к такому, то я ухожу.

— Нет! Нет, Биби! Все будет так, как ты хочешь. Ты сильно устал и еще не оправился после падения. Давай ложиться спать. Если захочешь в туалет, буди меня ночью, я покажу тебе утром, как тут все устроено. А пока ложись. Ложись к стеночке, чтобы не свалиться во сне. Я буду с краю.

Я улеглась к стенке, не раздеваясь, и Тусио накрыл меня покрывалом, выключил свет и пристроился рядом, положив на меня руку, и прижав к себе. Я смирилась, подумав. Места на тахте было мало, и если не держаться, можно было свалиться на пол.

Думы одолели. Вот, значит, почему Ли готовил побег. Потому, что девственностью тут не пахло. Но нахрена он тогда согласился на свадьбу, да еще и сам выбрал Мэда в женихи? Хотел нагреть его на деньги и сбежать? Значит, тогда у него должны были быть где-то припрятаны сбережения. Ни за что не поверю, что он настолько безголовый и безответственный. Тогда почему он не сказал про деньги любовнику? Не доверял? Не успел? Лиана, во что ты опять вляпалась? В чужие разборки, вот во что. У тебя есть только одно оправдание — что первый раз в жизни ты это сделала не по своей воле. Спи давай. Спи. Завтра будет новый день.

Я проснулась от того, что мне было некомфортно. В паху рука Тусио поглаживала мой член через брюки, в зад упирался его стояк. Сам он уткнулся в мою шею, медленно и осторожно вылизывая ее горячим языком.

Я замерла, не подавая виду, и задумалась. Дать ему спустить, чтобы он уже успокоился и заснул, или выпнуть на пол, чтобы знал свое место?

Угу, угу… Да я не буду трогать, только поглажу… Да я не буду ничего делать, только головку вставлю… Фубля! Воспоминания нахлынули противной волной и я резко развернулась лицом к Тусио.

— Быстро марш на пол! Ты обещал! Так-то ты держишь обещания? Прости-прости, а сам бессовестно лезешь, пока я сплю? Ну, и скотина же ты!

Бета завозился, сползая с кушетки, бросая на пол что-то и укладываясь туда молча.

Блядь. Еще не хватало мне только озабоченной малолетки под боком. У них же, сцуко, в этом возрасте все мозги в хер стекают.

Спи. Подумаешь об этом завтра. Спи.

Утром Тусио был весел и в приподнятом настроении. Не вспоминал про случившееся ночью. Сделал завтрак, показал, что писать надо в бутылку и закручивать крышку, а для других нужд есть биотуалет с крышкой. Вот только выходить из схрона мы не будем еще семь дней. Или восемь.

После завтрака я пописала в бутылочку. Умыла лицо. И вспомнила про книгу, с которой убегала из дома и перед сном выложила из-за пазухи на пол. С трепетом в груди и надеждой на чудо раскрыла книгу посередке.

Пиздос. Ни одной знакомой закорючки. Что-то похожее на грузинские витые письмена. Слава ктулху, не китайские иероглифы. Хотя разницы нет.

— Тусио, почитай мне, пожалуйста! — протянула ему книгу стихов.

— Ничто в природе не боится смерти, замерзнув, птица падает с ветвей, ничуть о гибели своей не сожалея! *

Бета читал красиво, с выражением, но его хватило на несколько стихов и он попросил почитать меня.

— Я не помню букв, ни одной. Напиши, пожалуйста, алфавит и научи меня читать.

Тусио изумился и смотрел на меня взглядом, полным ужаса. Но потом обрадовался, что хоть чем-нибудь может мне быть полезен, достал бумагу, ручку, и стал писать алфавит.

Видя, как разгораются его глаза, я поняла, о чем он думает. Что без него мне некуда деваться, буду вынуждена, не зная письма, не умея читать, быть рядом с ним, зависеть от него.

К сожалению, я это тоже понимала. Но есть то, что ты не знаешь, Тусио. У себя дома языки мне давались легко и четыре языка мне были, как родные. А еще три — как двоюродные. Так что немного поднатужусь и скоро буду знать и этот язык.

— А как называется наша планета?

— Биби! — засмеялся от радужных перспектив Тусио. — Такое впечатление, что ты первоклашка, первый день пришедший в школу. А я — твой учитель. Поиграем в школу? — И он подмигнул мне.

— Поиграем. Так как называется планета? И система?

— Планета Литара. Находится в системе Риата. Давай про планеты потом? Вот смотри, алфавит, — он придвинулся ко мне поближе, прижимаясь коленкой, и стал рассказывать, как читается и называется каждая буква.

До обеда я выучила алфавит, напевая про себя их песню для первоклассников.

 — Ты талант! Как можно так быстро выучить весь алфавит? — изумлялся Тусио.

— А может, я начинаю вспоминать? — подколола его, чтобы он не расслаблялся.

Тусио сник и задумался. Но потом взбодрился и предложил пообедать. Мою помощь в приготовлении не принял, сказал, что буду только мешаться. Он весело напевал какую-то смешную песенку, нарезая нам продукты, потом взял бутылку с водой, всыпал туда какой-то порошок и сказал: — Тебе доктор прописал укрепляющее, вот попей. Надо заботиться о здоровье, милый.

Питье имело странный вкус. Но выбирать не приходилось. Пока ела салат, глаза начали слипаться, а руки перестали слушаться, и внезапно миска выпала из непослушных пальцев, зазвенев по полу, и я покачнулась, заваливаясь на спину.

Тусио подскочил ко мне, укладывая на топчан, и я вырубилась.

— Пииить, — прошептала приходя в себя, чувствуя дикую жажду и ломоту во всем теле.

— Сейчас, Биби, сейчас мой хороший, — голос Тусио доносился, как сквозь вату.

Я разлепила глаза и увидела совершенно голого Тусио, подносящего к моим губам стакан с водой. Дернула руками и поняла, что они связаны. Голую спину и задницу колол плед.

— Опять опоить решил, — хриплым голосом вяло сказала я, мотнув головой, не желая принимать из его рук питье.

— Нет, Биби, это вода. Всего лишь вода. Пей, любимый. — Он насильно раскрыл мне рот, протолкнув туда палец, и влил воду.

Я захлебнулась и закашляла, выплевывая воду.

— Любимых не привязывают, долбаный ты псих, — откашливаясь, прохрипела в ответ, подергав ногами, поняла, что и они тоже привязаны. — И не опаивают разной хуйней от большой любви, промандаблядский ты пиздюк.

— Повторишь потом для меня, тоу? Я запишу это выражение, — голос Мэда, а затем и он сам появились из ниоткуда и канули в темноту вместе с сознанием.

Комментарий к 8.

*Стихотворение из Лоуренса: «Ничто в природе не боится смерти, замерзнув, птица падает с ветвей, ничуть о гибели своей не сожалея!»

Из фильма «Солдат Джейн»