3.

Я добежала до ванны, забралась в нее, и, сквозь слезы, ничего не видя, включила душ, отрегулировав температуру.

Журррр — зажурчала вода, и я наконец-то пописала. Кто бы знал, как я ругала за это своего бывшего, когда однажды застала за этим процессом. Орала на него так, как будто он пририсовал усы маркером на подлиннике Моны Лизы, а не поссал в ванну. Я на Буса так никогда не кричала. А теперь вполне себе спокойно писала, придерживая одной рукой член, и ловила такой кайф, что словами не передать.

Стоп. Стоооп. А как это я включила этот дурацкий душ? Тут были разные кнопочки-фигопочки, совершенно не похожие на то, что было на Земле. Хотя, ходя по разным магазинам, видела там такие душевые кабинки, что они были больше похожи на космический корабль, а не на душ…

Так-так-так… Значит, если отпустить тело на волю, бездумно, не перегружая его мыслями, оно автоматически делает знакомую работу.

Ооо, спасибо, белочка! Ну, хоть что-то хорошее в этой ситуации.

Шагнула под струи воды, капли забарабанили по макушке, мокрые волосы прилипли к телу, и я отпустила мысли, выгнала их из головы, автоматически протянув руку, выдавливая из какой-то емкости перламутровую жидкость и нанося ее на волосы. Я отстраненно, краешком сознания, следила за своей рукой, размеренно дыша и поддаваясь неге ласкающей меня воды. Она всегда действовала на меня благотворно, вымывая все проблемы и дурные мысли. Здесь и сейчас это было моим спасением. Релаааакс!

А этот мудила у меня еще отхватит. Спиннер он нашел. Вертеть он меня будет. Зашибешься пыль глотать, меня вертевши. Ничего-ничего! Мы еще повоюем.

Ной не ныл — и ты не ной.

Надо только выработать тактику. Неужели, имея прирученное животное и тридцать пять лет за спиной, не справлюсь с обыкновенным мужиком? Пусть и пиратом.

Не только же из-за титула он обратил на меня внимание. И злится так на мое мнимое блядство тоже потому, что нравлюсь. Неужели, с моим опытом, не смогу закадрить обычного самца?

Теплая волна обдула волосы, в момент высушив их. Так, на что это я только что нажимала? Кажется, сюда. Ага, точно. Значит, эта кнопочка отвечает за обдув. Бум знать.

Так, Ли, надо выработать план. Убегать отсюда в чужой мир, чьих законов и порядков не знаю — архиглупо и меганедальновидно. Тем более перед злоебучей течкой. Читывали, в курсе… Значит, вначале нужно узнать побольше о себе, мире, женихе, и о своей семье. О мироустройстве и строении своего тела. Про денежную систему. Про гадскую течку, которая должна скоро начаться. Работы много. Надо учиться жить в этом мире.

Я вернулась в комнату и, включив свет, осмотрелась. Вдруг предыдущий хозяин моего тела вел дневник?

О нем и своем оставшемся теле, как и о Бусе, я подумаю потом. Скарлетт помогло, и мне поможет. Харэ истерить и падать в обморок. Иначе и здесь запрут в психушку.

Но осмотреться мне не дали, открылась дверь и вошел Солис.

— Мистер Лиатт, вам нужно лежать. Давайте я вам полотенце мокрое приложу?

— Приложи, Солис, приложи. И посиди со мной. Мне нужна твоя помощь.

Слуга заботливо приложил к голове холодное мокрое полотенце и сел рядом на стул, сложив руки на коленках.

— Расскажи мне о моей семье, все что знаешь. Про отца, про папу, как их зовут и кто они. Только, пожалуйста, без страдашек и сочувствия.

Солис скорбно свел брови в домик и жалостным голосом поведал мне обыкновенную для дамских романов историю. Отец — лорд Тибиус Гаделио Лау проиграл все, что мог, спился и умер одиннадцать лет назад. Папа вместе со мной уехал жить сюда, в имение. Живем мы в нищете, скромно, затворничаем, не принимаем гостей. Дедушек не осталось. Родственники — седьмая вода на киселе, от нас еще тогда отвернулись, перестали принимать у себя и вообще вспоминать, что мы есть. Этот дом был приданым папы, и принадлежал мне, его наследнику, поэтому это единственное, что у нас осталось, что не смог проиграть отец. Кстати, подписывая тот дурацкий договор с пиратом, дом я оставлял папе, отказываясь от любых прав на наследство, так что собственной недвижимости у меня не осталось. У меня вообще ничего не осталось, кроме жениха, который обязался заботиться и обеспечивать меня в обмен на мой титул и двух детей, которых я ему по контракту должен родить.

Надо будет прочитать этот договор или контракт повнимательнее, чтобы выяснить все нюансы. Может, у меня получится сразу родить двойню и разорвать его? Кстати, нужно проверить — умею ли читать на этом языке.

Задумавшись, я пропустила часть рассказа слуги об отце.

— Солис, расскажи мне, как я проводил день обычно? Учился ли где-то? Чем любил заниматься?

— Мистер Лиатт, больше всего вы любили читать, музицировать на дэррео, тренироваться за домом в саду. — Он заплакал, глядя на меня. — Неужели вы совсем ничего не помните, мистер Лиатт?

Блядь. Надо действительно аккуратнее узнавать о своем прошлом. Сделают недееспособным и запрут в четырёх стенах, а там реабилитироваться будет невозможно.

— Прости, Солис! Я читал, что так бывает от удара. Временная амнезия называется. Это пройдет. Просто сейчас, перед свадьбой, боюсь сделать что-то неправильно и ухудшить ситуацию, понимаешь?

— Да, да, мистер Лиатт, понимаю, — как болванчик закачал головой он, вытирая слезы.

В комнату постучали и сразу же вошли несколько человек. Один вчерашний, который мне обещал уши надрать, папка, значит. А второй кто? Солис сразу же поднялся и застыл истуканом у стены, сливаясь с ней, делаясь незаметным.

Гадство! Я ведь даже не узнал, как обычно зову папу. И как его зовут окружающие. Лорды, пэры и сэры при чужих не говорят «Папа», если только это не дети. Молчи, Лианка, за умную не сойдешь, но хоть не разругаешься, как с женишком, костыль ему в зад, Мэд… чего-то там. Ладно, буду звать Мэдом. Как Мадс Миккельсен, только Мэд. Ну, или мёд через «э».

Арррргх! Как тут все упомнить, когда весь мир, каждая кнопка и буква, не говоря о людях — новое, непознанное?.. Всё вертится, как в калейдоскопе…

— Нуте-с, как наш выздоравливающий? — произнес второй чувак, благообразный, до отвращения спокойный и улыбчивый.

Точняк доктор.

Если я откроюсь ему, что ничего не помню, это пойдет мне во вред или на пользу?

Доктор же. Может, подтвердит, что у меня ретрогадка и все оставят меня в покое?

За предстоящую неделю со своими скрыть, что ничего не знаю, не удастся. Это вот если бы я переехал сразу к жениху, там бы еще удалось утаить свою иномирность.

— Простите, не помню, кто вы. Я почти ничего не помню, — растерянно и испуганно сказала я, каждый раз шугаясь от своего собственного странно звучащего голоса. — Я даже не знаю, сколько мне лет.

— Ну-ну-ну! Ли, спокойно, малыш! Давай-ка посмотрю на твою шишку. — Он снял полотенце и аккуратно ощупал голову. — Отлично, отек спадает. Говоришь без нарушения речи. Давай посмотрим на моторику.

Доктор откинул одеяло и заставил меня двигать руками, прикладывать пальцы к носу, закрыв глаза, пройтись, поприседать.

— Ну что же, видимых нарушений с координацией движения нет. А амнезия — дело преходящее. Не надо ему рассказывать ничего лишнего, память сама восстановится. Голова — дело тёмное. Но страшного ничего нет, Ли.

— Может, отложить свадьбу? Я ведь ничего не знаю, — жалобно произнес я, страдальчески глядя на родителя.

— Ли, не говори чушь! Этот пункт оговаривался отдельно. Свадьба состоится через шесть дней, даже если с неба посыпятся камни. Мистер Кайрино сразу после свадьбы уезжает вместе с тобой в свою вотчину, у него своя империя, которую нельзя надолго оставлять без твердой руки, он и так здесь уже две недели из-за свадьбы находится. Ты все вспомнишь, мой мальчик. И никаких больше капризов. Кстати, он сегодня с утра приехал и поселился в нашем имении, и будет находиться здесь до самой свадьбы. Поэтому на завтрак, будь любезен, выйди прилично одетым. Он начнется через сорок минут, не опаздывай. Не разочаровывай меня еще больше, Ли.

Папа с доктором вышли из комнаты, затворив дверь, и Солис отмер, развив бурную деятельность, готовя меня к завтраку.

Ладно, Лиана. Выживем. В крайнем случае — из ума. Что не так уж далеко от истины. Главное, не ссориться ни с кем. А все проблемы буду решать по мере поступления.

Волосы оттягивали голову назад своей тяжестью. Они были шикарными, мои были жестче и всего лишь по плечи, а эти опускались покрывалом ниже задницы и, честно говоря, раздражали неимоверно.

— Солис! Неси ножницы! Это я надену сам… — еле удержалась и чуть не ляпнула «сама». Надо думать о себе в мужском роде. Как в онлайн игрухе. Представить, будто я перс из своей игры. Ты справишься, Ли. Ты сильная. Смелая. А теперь еще молодая и красивая. Бля… Молодой и красивый. Вот так правильно.

— Мистер Лиатт, зачем вам ножницы? — испуганно вытаращился на меня Сол.

— Волосы отрежу. Сил моих нет, как они мешаются.

Слуга с размаху уселся на кровать, побледнел и вцепился руками в простынь.

— Но, мистер Лиатт… Но… Омеги с остриженными волосами — парии. На свадьбе вы опозорите свой род и своего мужа… Он даже может отказаться брать вас замуж…

Вот черт. Вот гадство. Растудыть его в качель! Фух… Вот это бы попала… попал, бля, Ли! Не тупи! Значит, так здесь обстоят дела… Куда я попала, пресвятые белки?

— Солис, спасибо! Я этого тоже не помню, представляешь? Ты мой спаситель! Скажи, пожалуйста, а ты согласен поехать со мной и мужем к нему? Продолжать служить мне в чужой земле?

Пожалуй, без человека, который ко мне так хорошо относится, в этом мире будет очень сложно выжить… Надо заручиться поддержкой хотя бы этого Солиса.

— Мистер Лиатт, я… я… с удовольствием поеду с вами, если ваш муж разрешит. — Его глаза загорелись надеждой. — Всегда мечтал путешествовать, а живя здесь, мне до конца жизни придется об этом только грезить. Если вы уговорите мистера Кайрино быть вашим слугой, я до конца жизни буду вам благодарен и предан!

— Спасибо, что согласился! Я постараюсь уговорить жениха.

— Поторопитесь, мистер Лиатт, не надо опаздывать на завтрак, в этом доме принято придерживаться традиций и расписания. Это единственное, от чего ваш папенька не смог отказаться, лишившись денег и всего, причитающегося вам по праву лордства.

— Секундочку, Солис! Если мы такие нищие, откуда у меня эти кольца на руках — они ведь дорогие, да?

— Идите, идите, я вам по дороге расскажу, — подталкивая меня к выходу, поправляя украшение на хитромудро заплетенных волосах, сказал он. — Эти кольца дорогие, очень дорогие. Это подарок мистера Кайрино в ответ на ваше согласие на помолвку.

— Сюда, мистер Ли, не бойтесь! Я буду стоять за вашей спиной во время завтрака и подсказывать вам, что делать.

Мы вошли в столовую, залитую лучами утреннего света, скрашивающего рисунок обшарпанных тканей на стенах, где за столом уже сидело несколько человек.

Тэээкс, папа, доктор, неизвестный мужик и женишок весело о чем-то беседовали за столом в ожидании меня. Таки припозднилась… лся.

Жених, якорь ему в зад, приподнялся, вместе с другим мужиком, приветствуя меня, и сел обратно. Он осмотрел меня с ног до головы, будто бы отыскивая следы измены, но мимикой и выражением лица ни на грамм не выдал своего действительного отношения ко мне. Хоррош, стервец! Станиславский бы зааплодировал стоя. Актеришка херов.

Я прошла к единственному свободному месту за столом и присела на стул, заботливо отодвинутый Солисом.

— Доброе утро! — склонила голову, здороваясь.

Мне вежливо улыбнулись и трапеза началась.

Слуги подносили и накладывали блюда. Я сидела с раскрытым ртом, глядя на яства за столом.

— Попробуйте омлет, мистер Лиатт, — возник рядом со мной Солис, предлагая нечто голубого цвета, пышное и действительно похожее на омлет.

Я с благодарностью посмотрела на него и кивнула головой, соглашаясь.

От страха и напряжения тошнота подкатила к горлу и я тяжело сглотнула, глядя на многочисленные вилки и ложки с ножами, разложенные рядом с моей тарелкой.

Не хватало опозориться с первой же минуты.

Чтобы оттянуть время схватила бокал на длинной ножке и обернулась в сторону Солиса в надежде, что он поможет с выбором напитка.

Слуга плавно подошел к столу из-за спины, выбрал кувшин с жидкостью желтого цвета и налил мне в бокал до половины.

Пока буду пить, посмотрю, кто и какими приборами пользуется для разных блюд.

— Мэдирс, дорогой, можно я буду вас так звать? Ведь совсем скоро мы породнимся, — сказал папа. — А вы зовите меня Нилсир, по-родственному, здесь ведь все свои.

— С удовольствием, Нилсир, — улыбнулся Мэд папе.

А у него приятная улыбка, даже несмотря на эту дурацкую повязку на глазу и шрамы, которые он прячет за волосами.

— Мэдирс, у нас здесь, в провинции, все просто, поэтому Биллиатт вырос, не зная изысков и роскоши, но, взамен, я постарался привить ему скромность и порядочность.

Мэд ухмыльнулся уголком губ. Если бы не наш ночной разговор, я бы даже не догадался, что это сарказм. Для всех это была вежливая улыбка, как благодарность папе за порядочность этого пиздюка, которого он-то уж знает, как облупленного.

— Биллиатт, что же ты не ешь, малыш? Нужно набираться сил, — заботливо произнес доктор. — Тебе надо хорошо питаться после болезни. Свадьба — это нелегкое испытание для молодого омеги.

Я побледнела, судя по отхлынувшей от щек крови, и еще сильнее вцепилась в бокал, из которого по глоточку цедила довольно приятный напиток, очень похожий на компот со вкусом лимона.

— Благодарю вас, — как же его звать-то… запнулась я, — постараюсь питаться получше, — и улыбнулась доктору, словив пронизывающий взгляд женишка.

Да-да-да! Я буду сама нежность и шёлк, мимими и уруру в одном флаконе. Главное — смешать, но не взбалтывать. Мне жить хочется. И не в психушке. Как бы так попросить женишка про Сола? При всех, чтобы ему было неудобно отказать? Или он от этого разъярится и навсегда откажется идти мне на уступки до скончания века? Или лучше это делать не сейчас, а подождать и узнать поближе его характер и привычки, и надавить на больную мозоль так, чтобы он не смог мне отказать? А если я упущу момент, и возможности что-то попросить больше не будет?

— Я слышал, с вами случилась неприятность, Биллиатт? — произнес Мэд.

— Ничего серьезного, что могло бы повлиять на свадьбу. — Тут же встрял папаша, успокаивающе поглаживая по руке будущего зятя. — Лиатт неудачно поскользнулся на лестнице и упал, набив себе небольшую шишку на голове. Мистер Тоннадо говорит, что страшного ничего нет. Небольшая потеря памяти, но это, вскоре, пройдет.

— Как вы себя чувствуете, Биллиатт? — участливо глядя на меня, спросил жених.

— Благодарю вас, мистер Кайрино, уже намного лучше. А ретроградная амнезия на потомство никак не повлияет.

За столом наступила тишина и только звякнула упавшая вилка, которую выронил папа.

Бляяяядь! Ли! Когда ж ты заткнешься, сцук! Опять ляпнула, не подумав.

— Да, да. Биллиатт прав. Амнезия — предмет плохо изученный и может случиться с кем угодно. Память — дело наживное. Ничего страшного, вместе вы постепенно вспомните. Главное — не торопить события. Ну, или создадите свою общую память, память своей семьи. — Доктор стал распоэзиваться о своем предмете, внося в наш разговор много медицинских терминов. — Иногда память может возвращаться кусками, иногда зацепится за знакомый предмет — и вуаля — всплывают картинки, слова, вещи, и целые пласты памяти восстанавливаются одномоментно.

Папа положил руку на предплечье сидящего по левую руку от него доктора. — Кэр, дорогой, у меня от этих медицинских терминов начинает болеть голова, прошу тебя, давай не за столом, а то ты отобьешь аппетит у наших гостей.

— Прошу меня простить, — доктор приложил обе руки к груди, — профессиональная деформация. У нас в провинции так редко бывают гости, что я просто отучился прилично вести себя за столом.

— Лиатт, солнышко, может, ты немного помузицируешь нам, дорогой, — решил соблюсти правила приличия папа, с ласковым прищуром посмотрев на меня через стол.

Итить-колотить! Приплыли. Я и музыка — вещи несовместимые. Было дело, пробовала когда-то на гитаре играть. Еще в студенчестве освоила шесть кубиков и бряцала шансон. Но так это сколько лет прошло… И здесь другие инструменты.

— Лиатт, пожалуйста, — и папа провел широким жестом, рукой указывая мне на темный инструмент, похожий на рояль, стоявший у стены.

Я поднялся и на подгибающихся ногах подошел к… дэррео, так, кажется, его называли.

Так. Открыть крышку. Ютить-колотить! Клавишей до ибениматери. Это тебе не кнопочку в душе нажать…

Оглянулась и затравленным взглядом окинула сидящих за столом мужчин.

Выдох. Вдох. Закрыть глаза. Положить руки на клавиши. Отпустить мозг в свободное плавание.

Медитирую. Моя любимая мелодия… Ла-ла-лалалай… Моя любимая мелодия…

Но, увы. Здесь была только я, Лиана, и этот чертов инопланетный инструмент.

Я произвольно нажала несколько клавиш, в последней надежде вызвать память тела, но вызвала только стон инструмента. Тоскливые печальные звуки стали последней каплей, и я разрыдалась, упав головой на скрещенные руки, на блямкнувшие клавиши, и сорвалась с места, убегая в свою комнату. Истерика, а это была она, очень неприглядное зрелище, чтобы демонстрировать ее всем.