3

Увидев его, я теряю дар речи.

Грудь сдавливает, голос подло пропадает, хочется заорать и кинуться на него в жажде расцарапать лицо.

Он. Этот мерзавец! Эта сволочь с выставки, где мы случайно столкнулись!

В голове одно: как я могла так попасться? Теперь это не просто девственность за деньги. Теперь это будет необходимость отдаться тому, кого с удовольствием бы задушила.

Он смотрит на меня и улыбается. Снисходительно. Холодно. Жутковато.

Только теперь это не суровый делец в идеальном костюме, мачо в черных брюках и белой рубашке, частично расстегнутой, обнажающей мускулистую грудь.

С ужасом понимаю, что не могу отвести взора от идеального тела. Тогда не было времени рассматривать. Хочется даже позабыть про гордость и желание убивать, протянуть руку и коснуться. Провести по плечам, спуститься до локтей, скользнуть к запястьям, чтобы почувствовать, как мои тонкие кости сжимают его стальные пальцы.

Тихий смешок заставляет вздрогнуть.

– Смотри-смотри, куколка, вижу, что тебе нравится.

Прищуриваюсь, недобро смотрю на него. Да-да, прямо в бесстыжие карие глаза, в которых нет ни стеснения или дипломатичности. Он жадно ощупывает меня взглядом. Да так, что становится жарко.

Тут же горячей волной накрывает стыд. Как я вообще могу думать о том, что взгляд этого человека может меня заставить думать о… Ох.

– Подойди, – говорит он.

Приказ. Ослушаться нельзя. Хоть хочется и гордо вскинуть голову и едко послать подальше. Но сейчас я этого сделать не могу.

Сердце колотиться так, что можно оглохнуть. Мысли мечутся, сводя с ума.

У него смуглая кожа. Чёрные жесткие волосы. На выставке они были уложены умелым парикмахером, явно мастером не средней руки. Сейчас пряди разметались с нарочитой небрежностью, но это только придает хищности облику.

Нос с горбинкой. Красивые губы. Резкие скулы.

Мужчина, который знает себе цену и… назначает её всем, кто его окружает.

Увидев меня, сначала молча оценивал, а потом просто сказал:

– Хочу тебя, куколка. Соглашайся, не обижу. Сможешь себе потом позволить все, что захочешь.

Я тогда настолько оторопела и захлебнулась возмущением, что едва не выронила камеру, которой снимала экспонаты.

И теперь… сейчас… Он стоит передо мной.

Карим Бахтеяров. Владелец ювелирного бизнеса.

Хуже не придумаешь.

– Иди сюда. – Уже с нотками нетерпения и едва слышной угрозы.

Резкий рваный вдох и, словно бросаясь в омут, делаю шаг вперед. И звонко вскрикиваю, когда его пальцы оказываются у меня между ног.

Невозможно! Нельзя так! Ох…

– Раздвинь шире, – понижает он голос и надавливает на клитор.

По телу проносится молния. С губ срывается предательский всхлип. После танца и собственных ласк тело требует разрядки. Хочется попросить, чтобы он продолжал, но я не могу так низко пасть.

Карим словно чувствует это. Снова улыбка, которая заставляет его ненавидеть.

– Расслабься, у тебя хорошо получается.

Его пальцы проводят сильнее: сверху-вниз, сверху-вниз. То почти невесомо, то нажимая так, что кровь вспыхивает огнем.

Я едва не захлебываюсь стоном, бесстыдным и откровенным. Таких достойны только люди, которым хочешь подарить всю свою страсть, а не тем, кто жаждет получить твое тело, видя лишь способ для разрядки.

Карим склоняется ко мне и обжигает шепотом ухо:

– Ты так сладко на меня сердишься, что невозможно отвести взгляда.

Одно движение, оргазм оглушительной вспышкой накрывает с ног до головы. Я никогда такого не испытывала, о господи…

Колени предательски подкашиваются. Карим подхватывает меня, проводит языком по щеке. Меня снова прошивает током.

– Ты такая отзывчивая, девочка. Мне нравится. Продолжим.

Хочу ответить что-то резкое, но не получается – язык будто примерз к небу. Сообразить, что делать и как делать, совершенно не выходит. Господи, какой ужас. До чего может довести оргазм.

Карим проводит широкой ладонью по моей спине и пояснице. Мартовской кошкой прогибаюсь, желая, чтобы прикосновение продлилось. Обжигающий шлепок в ягодице вырывает из горла вскрик.

– В постель, куколка.

«Сволочь, – гневно подумала я. – Какая же ты сволочь, Бахтеяров».