Глава 3

После ланча время помчалось еще быстрее, словно Маред попала в Волшебную страну. Нырнув в ворох бумаг, она не замечала ничего, что делалось вокруг. Ей наконец-то дали настоящее дело – и какое любопытное! Книжное издательство заказало исследование порядка выплаты налогов и составление их оптимизации с учетом рисков. Кто-то, работавший по этому делу ранее, уже провел аудит правильности исчисления и уплаты, так что Маред осталась самая эффектная и приятная часть задания: упорядочить результаты и составить собственно схему оптимизации. Прелесть же, а не работа!

Но, добравшись до прошлогодней налоговой декларации, которую составлял тоже стряпчий «Корсара», Маред обнаружила налоговый спор и насторожилась, как охотничья собака, почуявшая след. Ее предшественник действительно выявил излишне уплаченные налоги и начал их возврат в судебном порядке, но окончательного пакета документов по делу почему-то не было. Хотя каким бы ни оказался исход, схему следовало строить с его учетом и именно сейчас, так что, набравшись духу, Маред отправилась к тье Эстер.

Дальше – интереснее… Решение, как она и предположила, было, причем положительное. Но служащий, который вел иск, рассчитался из «Корсара» в прошлом году, а тье Эстер, вспоминая его, скривилась и как-то брезгливо дернула крупным енохианским носом. Впрочем, никаких комментариев не последовало, только указание для Тилли выкопать остаток документов по делу из архива и предоставить их тье Уини. О, до чего ласкало слух это равнодушно-деловое упоминание фамилии – как у настоящей служащей! Дожидаясь секретаршу, Маред не удержалась – открыла на вычислителе материалы по конкурсной разработке и опомнилась, только когда настенные часы отдела мелодично прозвенели шесть пополудни.

- Коллега Уинни, вы решили ночевать здесь? – поинтересовался лэрд Макмиллан, проходя мимо с неизменной чашкой в руке и задержавшись у стола Маред.

Она завистливо вдохнула аромат, но сразу же спохватилась:

- Извольте держать кофе подальше, прошу вас!

- Я не страдаю дрожанием пальцев, - сообщил лэрд, но послушно убрал чашку в другую руку. – Чем это вы занимаетесь с таким упоением?

- Налоговым иском…

Маред потерла пальцами уставшие глаза, отодвинула подальше вычислитель. Экран ее собственного, оставшегося в коттедже Монтроза, уже начал тускнеть, намекая, что неплохо бы заменить кристалл астерона на свежий, так что служебное устройство пришлось кстати.

- Ибо неизбежны в нашем мире только смерть и налоги, - напыщенным тоном провозгласил Макмиллан и тут же, портя впечатление, насмешливо улыбнулся, на прощание слегка поклонившись Маред.

Она посмотрела в удаляющуюся спину, обтянутую безупречно сидящим светло-серым сюртуком, вдохнула оставшийся после лэрда запах кофе – интересно, он так и уйдет из конторы с чашкой в руке? – и подумала, что сейчас сама дорого дала бы за толику божественного нектара, что варит тье Эвелин. И поесть бы… В доме у лэрда стряпчего она безнадежно стеснялась попросить что-нибудь перекусить, да и аппетита особого не было. А вот сейчас – лошадь съела бы! И закусила сэндвичем размером с папку налоговых бумаг пресловутого издательства.

Темно-синяя картонная папка, толщиной напоминающая кирпич, лежала на краю стола возле колючего растения в горшке, и Маред погладила крепкие иголки зеленого ежика, решив, что за пятницу и понедельник она легко доделает оптимизацию налогов, но впереди выходные. А у нее теперь есть конкурсные материалы, которые так и тянут к себе, словно буфет с вареньем – сладкоежку. Правда, тьен Даффи говорил, что документы не следует выносить из здания... Но два дня выходных!

Маред с отчаянием глянула в служебный вычислитель, который брать с собой уж точно строго запрещалось, и тут звякнул фониль. Прочтя неизменное: «Жду в обычном месте», - от лэрда стряпчего, она снова тоскливо посмотрела на вычислитель. Больше по наитию, чем осознанно, пошарила в сумочке у пояса, вытащила ключ-камень с контрактом и сунула в скважину вычислителя. Силуэт кораблика на ключ-камне засветился, открылось поле приема информации… Готово! Торопливо сунув драгоценную добычу в сумочку и едва удерживаясь, чтобы не озираться с воровливо-виноватым видом, Маред торопливо попрощалась с тье Эстер и Тилли, сбежала по лестнице и выскочила на залитую солнцем улицу.

В «Драккарус» она садилась, невольно ожидая упрека, что опоздала: мужчины не любят, когда женщины слишком задерживаются. Эмиль всегда вздыхал и укоряюще смотрел на карманные часы… Монтроз промолчал. Только окинул ее пронизывающим взглядом, от тяжести которого захотелось поежиться.

- Доброго вечера, - пробормотала Маред, опуская глаза.

- И вам тоже. Сильно устали?

Маред покачала головой, чувствуя, как ключ-камень с вынесенным из конторы контрактом буквально жжет ее совесть. А если лэрд узнает? Да и вообще… Может, лучше признаться самой?

- Тогда едем домой, - равнодушно бросил королевский стряпчий. – У наставника в школе вождения сегодня свободный день, но завтра он будет вас ждать. Как прошел ваш день, тье?

- Прекрасно! - выдохнула Маред, ничуть не покривив душой. – Я хотела спросить…

Ей вдруг пришло в голову, что необязательно донимать вопросами тье Эстер, если рядом и так безупречный источник знаний. Конечно, лэрд может и не пожелать отвечать. Вдруг ему это кажется элементарным, и Маред опозорится, спрашивая столь очевидные вещи? Или он просто устал… Уже успев пожалеть, что заговорила, Маред покосилась на Монтроза и уныло добавила:

- Относительно работы.

- Разумеется. Что вас интересует?

Монтроз снова смотрел на дорогу, а этот его быстрый внимательный взгляд ей наверняка почудился.

- Договорные связи, - выпалила Маред. – Сегодня я знакомилась с кругом контрагентов. С торговым домом «Левант» протоколы подписываются едва ли не в тот же день, когда приходят, а с «Альбионом» подписание может тянуться неделю…

- И что? – подбодрил ее Монтроз, все так же глядя исключительно на бульвар, по которому они ехали.

- Это получается случайно или такова политика конторы? Есть ли какая-то градация контрагентов? По степени доверия, к примеру…

Она смешалась и смолкла, но Монтроз кивнул:

- Градация – вот именно. Только доверие в данном случае ни при чем. За срочность работы с клиента берется надбавка, которая идет на выплату премиальных служащим. Тот, кто не торопится, просто платит меньше.

- О, понятно! - воспрянула духом Маред. Лэрд стряпчий ответил точно, подробно и, главное, без тени раздражения или высокомерия: - Можно еще вопрос?

- Да. И не уточняйте это каждый раз.

Несмотря на разрешение, Маред замялась. Одно дело – интересоваться общими условиями работы, а другое…

- Сегодня мне поручили дело издательского дома «Фортуна», - осторожно начала она. - В прошлом году контора представляла их в суде с иском о возврате налогов. Насколько я поняла, тот стряпчий у нас больше не работает?

«У нас!» Маред чуть не задохнулась, услышав, что ляпнула, но продолжила, удивляясь собственной дерзости:

- Мне было бы полезно с ним поговорить, но такое ощущение, что…

- Какое ощущение? – спокойно уточнил лэрд.

- Что он ушел как-то… нехорошо. Я понимаю, это не мое дело, но если с издательством какие-то сложности, мне ведь нужно знать, чтобы…

- Перестаньте оправдываться, - мягко прервал ее Монтроз. – Вы совершенно правы, в выяснении обстоятельств лишняя деликатность неуместна. С издательским домом «Фортуна» никаких сложностей нет – никто не дал бы по-настоящему сложное или грязное дело новичку-практиканту. Тот стряпчий ушел позже, но и в самом деле чрезвычайно некрасиво.

Лэрд помолчал, упорно глядя вперед, а не на затаившую дыхание Маред, затем продолжил, скупо отмеряя слова:

- Наша контора представляла клиента в международном коммерческом арбитраже. Некая лечебница приняла на работу группу иностранных целителей, но пренебрегла их аккредитацией по существующим правилам медицинской гильдии. Один из целителей допустил врачебную ошибку со смертельным исходом. Его родственники подали на лечебницу в суд, а при проверке на свет вышло много чего…

- А кого представлял «Корсар»?

- Родственников потерпевшего. Сначала предполагалось, что дело не дойдет до арбитража, ограничившись компенсацией и полюбовным соглашением, но пресса подняла скандал, и для лечебницы стало делом принципа отстоять репутацию. В результате мы проиграли.

- Из-за этого стряпчего? – робко уточнила Маред.

- Именно, - уронил Монтроз. – Он взял деньги от противной стороны и слил дело, как помои – в Темез. Ублюдок…

Маред промолчала. А что она могла сказать? Когда враги Монтроза осуществят свои планы, то как лэрд будет вспоминать ее саму? Гораздо хуже.

- А апелляцию не подавали? – спросила она все-таки, когда молчание стало тяготить.

Монтроз покачал головой.

- Родственники не настаивали на компенсации. Им хотелось, чтобы наказали виновного, а того целителя все-таки лишили работы и выслали из Великобриттии.

- А… стряпчий?

Лэрд очень неприятно улыбнулся.

- Последний раз, когда я о нем слышал, он работал в порту докером. Подходящее место для дурака, потерявшего юридическую лицензию вместе с репутацией порядочного человека.

- Это… вы?

Фраза вышла невнятной, но королевский стряпчий понял.

- Это, тье Уинни, самое малое, что я мог сделать для репутации собственной конторы и всех остальных моих служащих. Ну и для моральной компенсации обманутым клиентам, разумеется.

Монтроз вздохнул и добавил мягче:

- Так что работайте с издательством спокойно, тье. С документами там все в порядке. Специалистом этот мерзавец был отличным.

На последней фразе в голосе лэрда прозвучало явное сожаление, и Маред подумала, что он наверняка гордится своим умением подбирать персонал, из которого и вытекает слава «Корсара», а здесь такой промах! Не зря тье Эстер промолчала, да и остальные вряд ли болтают… Но ей-то лэрд рассказал.

- Время от времени среди людей, которым доверяешь, причем не обязательно служащих, непременно попадается негодяй, - уронил Монтроз. – Это неприятно, но случается. И совсем не повод отказывать в доверии остальным.

А потом поинтересовался уже другим, деловым тоном:

- У вас есть еще вопросы?

Маред вспомнила блокнот с целым их списком, смущенно полезла в сумочку, но там блокнота не оказалось. Наверное, оставила на столе. Ничего, она все равно помнит каждый.

- Когда проводится полный аудит, контора сама обеспечивает всех специалистов или привлекает кого-то со стороны?

Она сидела в мобилере, шуршащем колесами по мостовой, спрашивала и слушала ответы Монтроза, млея от их безупречной точности. Лэрд стряпчий помнил и знал о своем предприятии все: каждую деталь, любую подробность. Это уже были не сухие документы, а живой мир экономического права, который Маред впитывала жадно и с наслаждением, переспрашивая, уточняя и едва сдерживая восторг.

Опомнилась она, только почувствовав, что щеки горят от возбуждения, почти сродни чувственному. За окошком мобилера проплывали знакомые коттеджи Мейд-Вэл – они почти приехали, а Маред и не заметила!

- Простите, - пролепетала она сконфуженно. – Вы устали…

- Напротив, отлично отдохнул, - усмехнулся лэрд. – Ты умница, девочка. Умеешь думать и правильно спрашивать.

И сразу осадил зардевшуюся от удовольствия Маред, спустив с небес на землю:

- Надеюсь, тье, вы сами не слишком утомились? У меня определенные планы на ночь, так что через два часа после ужина будьте любезны подняться ко мне.

Маред почувствовала, как радость и гордость от похвалы Монтроза, только что переполнявшие сердце, вытекают из него, подобно воде через решето.

* * *

Алекс сказал про планы и сразу пожалел об этом: девчонка, только что сиявшая азартом и интересом, мгновенно потухла, как накрытая колпачком свеча, замкнулась. Отвернулась к окну мобилера, плечи напряглись и застыли… Стоило, пожалуй, дать ей хотя бы поужинать спокойно, но какого баргеста? Сама ведь согласилась, добровольно. Сама позвонила и пришла на встречу…

Он с трудом сдержал раздражение, глядя на Маред, неохотно покидающую мобилер во дворе коттеджа. Если ей так уж плохо, почему просто не уйдет? Это будет честнее, чем изображать попранную добродетель.

Раздражение было справедливым, Алекс уверился в этом, глядя, как приветлива и мила тье Уинни с экономкой, как смущенно и благодарно улыбается, услышав, что на ужин ее любимая курица в сметанном соусе с розмарином… И ведь Эвелин, за все визиты Незабудки не нашедшая для нее любезной улыбки, эту гостью рада баловать! Уже и любимые блюда узнала… За ужином Алекс будто со стороны наблюдал за собой: слишком резкие движения, слишком отрывистые фразы, слишком безразличный вид. Раздражение уже грозило перетечь в нешуточную злость, когда Маред задержалась внизу, чтобы не подниматься по лестнице следом за ним, а потом наверху, в коридоре, шарахнулась, чуть не прижавшись к стенке, стоило Алексу оказаться рядом.

Но он все-таки сдержался. И уже в спальне подумал, что сегодняшние планы придется изменить. Ничего серьезного он и так не замышлял, но девчонка настолько напугана, что даже простенькая игра окончательно доведет ее до паники. Но все же телесной близости хотелось до умопомрачения. И именно с Маред, ведь никто не мешал ему остаться подольше у Анри или вовсе отправиться к Незабудке. Нет, хотелось оказаться в постели именно с маленькой ханжой тье Уинни.

Неужели он успел привязаться к девчонке настолько, что начинает скучать, разлучаясь с ней совсем ненадолго? Глупо – в ней же ничего особенного нет. И Анри, и Флория гораздо искуснее в постельных утехах, притом искренне рады вниманию Алекса, хоть и каждая по-своему. А Маред…

Когда девчонка с горящими глазами допрашивала его в мобилере, было почти физически приятно отвечать ей, слушать ее мягкий голос с едва заметным гваэльским выговором, переспрашивающий о том, что Алекс считал смыслом и гордостью всей своей жизни – о «Корсаре» и его устройстве. Притом вопросы она задавала умные и глубокие, и это после всего пары дней работы. Алекса снова кольнуло сожаление, что их знакомство началось так пошло и гнусно. Пожалуй, он предпочел бы сохранить чуть больше иллюзий о нравственном облике тье Уинни, но теперь поздно. И отказываться от ее услуг в постели нет никакого смысла.

Поэтому он глубоко вдохнул и выдохнул, стоя в спальне у окна, из которого веяло ночной прохладой. Заставил себя если не успокоиться, то загнать раздражение поглубже. Да, тье Маред отнюдь не пылает к нему страстью – ну и что? Сам ведь хотел покорять и учить, так что жаловаться? Извольте определиться для начала с собственными желаниями, лэрд Корсар…

Отходя от окна, он определился. И достал из шкафчика совсем не то, что собирался. Никаких жестких ремней и кляпа, никакой плети-флоггера. Ремни – да, но мягкие, подбитые нежной замшей. А еще массажное масло с ароматом лаванды и шкатулку с игрушками, которые привели бы в восторг любую искушенную в удовольствиях даму. Оставалось надеяться, что добродетельную лицемерку тье Уинни они хотя бы не напугают до обморока.

В дверь тихонько стукнули, но входить Маред, похоже, не собиралась. Алекс глянул на часы – срок выдержан с безупречной точностью, а ведь казалось, что девчонка опаздывает. Усмехнувшись собственному нетерпению, он открыл дверь.

- Входите…

Да, сегодня следует быть мягче. В глаза девушки вернулся блеск, но нездоровый, лихорадочный. А еще она была бледна и скованна, ничего общего с оживлением в мобилере. К постели, правда, подошла вслед за ним без понуканий, но, обернувшись, Алекс увидел в глазах Маред отвращение. Это было совсем плохо, даже хуже страха. И сразу же девчонка, словно боясь выдать чувства, опустила взгляд.

Что ж… Алекс устало подумал, что если сегодня не получится взять эту крепость, придется разорвать договор самому. По собственной воле Маред не уйдет, ей отчаянно нужны деньги. Да и работать девчонке нравится, у нее прекрасные способности. Но оставить Маред Уинни в «Корсаре», совсем рядом с собой, зная, что не можешь даже прикоснуться – да Алекс сам заработает истерию, как у нервной дамочки!

- Раздеваться? – спросила Маред, сосредоточенно разглядывая ковер.

Голос у нее был таким же безжизненным, как и лицо. Вот сейчас и следовало бы решить, пока все не зашло слишком далеко, и девушка не возненавидела его окончательно. «Одна ночь, - подумал Алекс, злясь теперь на самого себя. – Одна, последняя. Никакой боли, почти никакого подчинения. И если ей не понравится…» Он и сам еще не знал, что сделает тогда. Разумеется, понимал, как будет правильно поступить, но не мог себя заставить. Не мог и не хотел отказаться!

- Позже, - мягко ответил он, шагнув навстречу девушке.

Положил руки ей на плечи, отметив, как они напряжены, обнял, прижавшись, вдохнул нежный чистый запах волос… «Одна ночь… И если все пойдет плохо, я остановлюсь…»

- Устала, девочка? - шепнул в ухо, грея его дыханием. – Ничего, завтра последний день недели. А в выходные съездим на реку – хочешь?

Дело, конечно, было не в усталости – он нагло врал самому себе. Маред стояла покорная, как кукла, только дышала мелко и неровно, явно пытаясь сдержаться. Алекс еще раз вдохнул ее аромат, легонько коснулся губами прохладной щеки. Тихо сказал:

- Сегодня я раздену тебя сам.

Немного отступив, медленно развязал поясок шелкового пеньюара и позволил ему соскользнуть с плеч девушки. Рубашку она после ванной не надела, как и корсет, но лифом и панталончиками пренебречь себе, конечно, не позволила. Глупышка… Так же неторопливо Алекс расстегнул пуговки лифа, снял и его. Сказал все тем же ровным негромким голосом:

- Ложись на живот.

Маред подняла на него быстрый взгляд, в котором промелькнуло то ли удивление, то ли испуг, но переспрашивать и уточнять не стала. Послушно и неловко опустилась на кровать, все так же каменея напряженной спиной. Алекс присел рядом, убрал подушку, бережно отвел в сторону длинные темные волосы, еще слегка влажные после ванной. Налил в ладонь масла, растер другой ладонью и положил скользкие руки на гладкую холодную спину. Девушка дернулась и резко вдохнула.

- Это всего лишь массаж, - сказал Алекс, наклоняясь ниже. – Любишь его?

- Нет, - упрямо отозвалась Маред на выдохе и снова уткнулась лицом в простыню, вытянув руки вдоль тела.

- Значит, тебе его делали неправильно, - улыбнулся Алекс.

Он несколько раз провел ладонями по спине, разогревая кожу, прежде чем перейти к растиранию. Круги, спирали, чуть сильнее, а потом совсем легко – и опять немного сильнее… Маред замерла, едва дыша, ее кожа потеплела, но спина так и была напряжена, поэтому Алекс заговорил:

- У тебя под лопаткой шрамик. Откуда?

- Упала… с дерева.

- А это?

Он легко обвел пальцем две едва заметные ямочки на круглом смуглом плече.

- Собака укусила.

- Злая?

- Нет. Я… сама была виновата. Хотела посмотреть щенков…

- Понимаю, - улыбнулся Алекс. – Щенки, деревья… Должно быть, у тебя была очень снисходительная гувернантка?

Девчонка положила голову на постель удобнее.

- Ее просто не было. Отец… считал это дамской блажью. Говорил, что сам может всему научить меня.

Под руками Алекса, медленно и старательно растирающего вдоль каждую крупную мышцу, кожа девушки наконец-то загорелась, потемнела. И напряжение стало уходить, Маред слегка расслабилась.

- На лошади он тоже учил тебя ездить?

- Нет, у нас был грум. Я дружила с его сыном… мы даже играли, когда отец не видел…

А когда видел, то, наверное, отправлял тебя заниматься? Никакой гувернантки – дамская блажь – зато много книг. Переписывание бумаг, безусловно - языки, география и история, а в качестве редкого развлечения – верховая езда и управление экипажем. Воспитание мальчика… Не сказать, чтобы это было плохо, но многого, положенного девичьему сердцу и душе, отец тебя явно лишил.

Он нащупал под лопаткой твердый комочек сведенной мышцы и начал осторожно, но сильно его растирать. Массажу его научила Анри – и эти уроки Алекс без преувеличения считал бесценными.

- А я даже в деревне никогда не был, - признался он, переходя к другой лопатке, явно девчонка долго сидела за письменным столом в одной позе. – Глупо, конечно, давно мог бы себе позволить отдых… Подними руки и положи под голову. Вот так…

Он взял Маред за предплечья и уложил лбом на пальцы. Все так же медленно принялся разминать руки, потом шею… Девушка дышала ровно и глубоко, не вздрогнув, даже когда Алекс снова принялся за спину, остановившись на пояснице. Еще пару минут он позволил Маред понежиться, просто гладя кончиками пальцев и следя за меняющимся ритмом дыхания, потом легонько шлепнул ладонью по плечу:

- Перевернись.

Маред все так же послушно повернулась, легла на спину, вытянув руки вдоль тела и глядя настороженно. Алекс медленно провел пальцем от ее горла вниз - между двумя холмиками к кружевному пояску панталон. Остановившись, спросил негромко:

- Ты ведь понимаешь, зачем ты здесь?

- Да, - ответила Маред, быстро облизнув губы.

- Хорошо. Ты будешь делать все, что сказано. Сегодня мы играем без боли…

Он погладил нежную золотистую грудь, обвел ореолы напрягшихся кремово-сливочных сосков. Маред затаила дыхание…

- Подними руки наверх, - велел ей Алекс, беря со столика замшевые ремни-наручники и показывая их девушке.

В глазах у нее снова появился страх, тело напряглось.

- Ты уже это делала, - терпеливо напомнил Алекс. – Ничего ужасного не случилось, верно? Я даже не буду завязывать тебе глаза.

Под его взглядом Маред подняла руки к спинке кровати, и ее грудь от этого движения стала вызывающе совершенной – у Алекса даже во рту пересохло. Он подумал, что чуть позже непременно приласкает эту красоту губами и языком. Но сначала – еще немного разговора.

- Хорошо, - повторил он мягко. – Умница…

Поднявшись, он надел на каждое запястье девушки отдельные наручники и затянул плотно, но не туго. Свободные концы закрепил на спинке кровати, поправил подушку под головой Маред. Девчонка лежала напряженно, от недавнего расслабления не осталось и следа. Вернувшись, Алекс сел рядом, положил ей руку на живот и заговорил:

- У свободы, как и у доверия, две стороны. С одной стороны наручники сейчас тебя связывают, но с другой – освобождают от ответственности. Что бы с тобой ни делали, ты в этом не виновата. Боишься?

- Нет, - с тихим упрямством отозвалась Маред.

- Почему?

Дождавшись недоумения в ее взгляде, он продолжил, словно невзначай поглаживая пальцами нежную кожу:

- Ты ведь мне не веришь, так что твой страх естественен и понятен. Когда ты поймешь, что можешь доверять, он уйдет.

- А я могу? – с вызовом спросила Маред и снова облизала пересохшие губы.

- Разве я когда-нибудь обманывал тебя? – улыбнулся Алекс. – Девочка, когда я хочу сделать больно, то не скрываю этого. Нет ничего более дорогого и хрупкого, чем доверие. А если я хоть раз тебе солгу – оно уйдет навсегда. Хочешь пить?

Потянувшись, он налил воды с лимоном из графина в стакан, поднес его к губам жадно глотнувшей девушки. Дождавшись, пока Маред напьется, поставил стакан и заговорил опять:

- Вот это и есть доверие. Я не причиню тебе вред намеренно, я готов о тебе заботиться. Да, я делаю то, что по вкусу мне и не нравится тебе. Но это не причина считать меня чудовищем настолько, чтобы не попросить воды. А если бы я затянул наручники слишком туго, ты бы тоже молчала?

- Нет, - буркнула Маред, отводя взгляд. – Но я же не знаю, может, вы это нарочно…

- Иногда я делаю это нарочно, - кивнул Алекс. – Слишком тугие наручники, горячий воск, иглы и плети… Но лишь с теми, кому это нужно. А единственный способ понять друг друга – это говорить. И слышать. Я хочу видеть тебя связанной, девочка, но не так, чтобы тебе было больно или неудобно.

Он погладил бока и живот Маред ладонями, наклонился и неторопливо приласкал ее соски языком, почувствовав, как они напрягаются и становятся тугими, словно налитые спелым соком ягоды. Потом медленно стянул с девушки панталончики. Маред дернулась, сжимая колени и учащенно дыша.

- Все, что я захочу, помнишь? – ласково напомнил Алекс. – А сейчас я хочу, чтобы ты выбрала.

Он взял шкатулку с игрушками и, открыв, показал ее девушке.

- Я… - выдохнула Маред с неподдельным ужасом, - не могу! Не надо!

- Не надо вообще или не надо просить тебя выбрать? – поинтересовался Алекс. – Первый вариант – нарушение нашего контракта, а вот второй можно обсудить. Почему ты не хочешь выбрать? Это ведь в твоих интересах.

— Пожалуйста… — щеки Маред залила краска, девчонка даже в подушку попыталась вжаться спиной. — Не могу… мне… все равно…

— Совсем все равно? — уточнил Алекс, доставая толстое, покрытое выступами деревянное дилдо, которое ни разу в жизни даже не думал использовать, а приобрел исключительно ради экзотического вида. — Точно?

Маред посмотрела на него глазами загнанного зверя. Дернулась, забыв о наручниках, глянула с откровенным ужасом, прошептала:

- Нет… не это…

- Девочка, - вздохнул Алекс, кидая бесполезную, но и вправду жуткую на вид штуку обратно в шкатулку. – Ты хоть что-нибудь слышала из моих слов о доверии? Полагаешь, я стану тебя калечить?

- Вы… Вы! Ну и выбирайте тогда сами!

Страх в ее глазах наконец сменился злостью, что было гораздо приятнее. Алекс улыбнулся.

- Обязательно. Я выберу сам, причем именно то, что нужно. И, может быть, ты хоть что-то поймешь из сегодняшнего урока о доверии.

Он достал гладкую каучуковую палочку длиной примерно в два пальца и толщиной в полтора, показал ее Маред.

- Ничего страшного, как видишь. Правда, у нее есть сюрприз, но он тебе понравится.

- Ненавижу сюрпризы, - пробормотала Маред, еще сильнее сжимая колени под ладонью погладившего их Алекса.

Положив игрушку в ложбинку между ее бедрами, чтобы девушка привыкла к ощущению и виду, он опустился рядом с Маред и обнял ее за плечи. Сказал в ухо, легонько касаясь губами мочки:

- Я не сделаю больно. Не сегодня.

- Тогда зачем вам это? – не утерпела девчонка.

- Покорность и боль – не одно и то же, - снова улыбнулся Алекс. – А мне больше нравится первое.

Он провел кончиками пальцев по лицу Маред, погладил ее шею, потом тыльной стороной ладони приласкал щеку, а пальцами – губы. Маред терпела молча, прикрыв глаза и упрямо сжав рот. Что ж, боль тебе не нравится, подчинение ты пока принять не можешь. Посмотрим, как отзовешься на ласку и удовольствие.

- Наручники, - шепнул он снова в ухо, - это разрешение самой себе. Пока ты в них, ты ничего не решаешь, значит, можно не чувствовать себя виноватой. Немного доверия, девочка… Если тебе станет больно – я остановлюсь. А вот стыд бывает очень сладким.

Девчонка всхлипнула и зажмурилась еще сильнее.

- Нет ничего плохого в удовольствии…

Алекс погладил ее бедра. Склонился и поцеловал низ живота, с трудом сдерживаясь, чтобы не пустить в ход язык – это она должна позволить сама. Скользнул пальцами в горячую влажную ложбинку и приласкал ее тоже, шепнув:

- Раздвинь ноги.

Придерживая рукой игрушку, шевельнул ею, добившись, чтобы Маред развела колени. Это даже хорошо, что глаза у девочки закрыты – лучше все прочувствует, сосредоточившись на ощущениях тела… Снова просунув руку между ее бедрами, он принялся гладить нежное лоно одним пальцем, двигая им медленно и плавно. Прижавшись бедром, просунул свободную руку под голову Маред, разворачивая к себе.

- Девочка моя, - шепнул в упрямо сжатые губы, зная, что Маред чувствует кожей его дыхание. - Мы просто попробуем, понравится ли тебе. Еще немножко шире…

Поцеловал настойчивее, скользнул языком по самой кромке губ, пока место выскользнувшего из влажной плоти пальца занимал самый кончик дилдо. Пока еще снаружи, только упираясь в лепестки входа.

- Согни колени. Да, вот так…

Очень медленный толчок заставил Маред тихонько всхлипнуть, но сопротивляться девчонка не стала. Покорно согнула и развела колени, попытавшись отвернуться, но этого Алекс ей не позволил. Мягко повернул лицом к себе, поцеловал и влажные ресницы, и губы – каждый уголок по отдельности, а потом все вместе и по-настоящему, а потом снова – скулы, глаза, губы… Дилдо вошло глубже, и Алекс отпустил его рукоятку, давая Маред время привыкнуть к ощущению и перестать пугаться.

Поняв, что боли нет, девчонка слегка расслабилась, вдохнула побольше воздуха… Алекс погладил ее бедра изнутри, обвел пальцем скользкую плотную жемчужину, бесстыдно выдающую возбуждение, а потом нажал кнопку на рукоятке дилдо – Маред ахнула и дернулась под его руками.

- Больно? – промурлыкал Алекс, прекрасно понимая, что никакой боли там быть не может, как раз напротив.

Вместо ответа девчонка снова всхлипнула, невольно выгибаясь всем телом. Алекс молча улыбнулся, любуясь, как мгновенно загорелись ее щеки. Астерон – прекрасный источник энергии для ламп, кухонных плит, мобилеров и даже сложной умной техники. А это устройство совсем простенькое. Полое внутри каучуковое дилдо, кристалл и несколько соединенных пластин, вибрирующих и передающих эту дрожь через упругий материал наружу…

Наклонившись, он сказал в приоткрывшиеся навстречу губы:

- Ах, Маред, вы сейчас так прекрасны… Открой глаза, девочка, посмотри на меня.

Подчинившись, она открыла затуманенные, едва ли что-то видящие глаза, попыталась глянуть ему в лицо, но тут же снова зажмурилась, окончательно заливаясь краской.

- Понимаешь теперь? - опять промурлыкал Алекс, медленно гладя ее всю ладонями: плечи, бока, грудь, бедра сверху и внутри, между откровенно раздвинутых ног. - Понимаешь, как я тебя хочу? Мое собственное маленькое чудо… Девочка моя ненаглядная, красивая, горячая, самая желанная…

Взявшись за рукоятку дилдо, он потянул его, а потом снова толкнул – и услышал стон-всхлип. Свободной рукой погладил горячую щеку девушки, медленно убрал ладонь – и Маред невольно потянулась за ней, пытаясь продлить ласку. Открыла глаза, пьяные, совершенно шальные, посмотрела беспомощно…

- Все хорошо, - ласково шепнул Алекс, гладя пальцами ее губы. – Все правильно, девочка. Именно так, как и должно быть. Хочешь еще?

Не дожидаясь ответа, опять двинул дилдо вниз-вверх, и еще раз… Девчонка скулила, вжимаясь спиной в постель, приподнимая бедра навстречу, мотая головой и пряча взгляд. Но стоило Алексу надавить еще немного, сжала его руку коленями, не сопротивляясь, а напротив – сильнее подаваясь вперед.

- Умница, - мягко сказал Алекс, уже и сам изнемогая от возбуждения. – Вот так, да…

Встав, улыбнулся невольно метнувшемуся за ним взгляду и медленно, напоказ расстегнул рубашку. Маред смотрела с кровати, тяжело дыша, уже не пытаясь зажмуриться, и стыд в ее глазах мешался с чем-то определенно новым. Все так же медленно Алекс скинул рубашку, расстегнул и спустил брюки, оставшись в облегающем коротком белье, взялся за него… Девчонка наконец вспомнила, что ей положено стесняться, и отвернула пылающее малиновым румянцем лицо. Глупышка… Милая, страстная и в самом деле невыносимо желанная.

- Тье Уинни, - окликнул ее Алекс с усмешкой. – Я не так часто устраиваю подобные представления, советую не упускать случая. И позвольте узнать, чего именно вы у меня еще не видели?

Подействовало. Маред прикусила и без того распухшую и яркую от возбуждения губу, глянула возмущенно и вызывающе. Алекс, нежась под этим жарким, как летнее солнце, взглядом, стянул белье окончательно, опустился на постель рядом с Маред и снова обнял ее. Улыбнулся, целуя раскрывшиеся навстречу губы, легонько скользнув между них языком. С трудом оторвавшись от влажной горячей глубины, сказал хрипло:

- Я ведь обещал, что тебе понравится, помнишь? Слушай себя, девочка. Не мораль, которой тебя учили, не трусливый разум, а свое тело, которое молчало все эти годы. Позволь ему говорить с тобой…

Свободной рукой он двинул дилдо между бедер Маред, чувствуя, как она трется о его руку коленями, и посмотрел в бездонную арктическую глубину глаз, где – наконец-то! – таял лед.

- Хочешь меня? Или еще поиграем?

- Хочу… - выдохнула Маред, не отводя отчаянного взгляда.

Напряглась, выгибаясь, облизала губы и беспомощно попросила, явно не осознавая, как это действует на Алекса:

- Развяжите… пожалуйста… Ну хоть сегодня не надо… Я… хочу сама…

От этого тоже охрипшего голоса, капелек пота на виске и влажных ресниц над тающими айсбергами у Алекса перехватило дыхание. Протянув руку, он нащупал застежку наручников на столбиках кровати, с трудом попадая пальцами, расстегнул. Уже потом запоздало понял, что проще и правильнее было бы начать с запястий. Это у него темнеет в глазах от одного вида кожаных лент на смуглом золоте кожи, а девочка хочет свободы.

Потратив еще одну бесценную, невыносимо долгую минуту, он снял наручники окончательно. Взял запястья Маред и сказал, еле шевеля губами от сдерживаемого напряжения:

- Видишь? Все как ты просишь…

Осторожно растер и погладил тонкие руки, на которых остались едва заметные следы, и, поднеся к губам, приласкал языком. Дилдо, выполнившее свою задачу, легко выскользнуло из тела девушки. Отбросив его, Алекс опустился на Маред, накрыв ее телом, и девчонка уткнулась лицом ему в плечо, всхлипнув под гладящими ее плечи ладонями. Обняла сама, неловко, неумело, но старательно.

- Де-е-е-евочка… - выдохнул Алекс, толкаясь в горячее, скользкое, шелковисто-гладкое лоно. – Моя…

Замер, готовый к слезам или истерике, но Маред подалась к нему навстречу, простонав что-то, вцепилась в спину неожиданно сильными пальчиками. Алекс, просунув ладони, приподнял ее, удобнее устраивая на подушках, а потом все мысли исчезли из головы, потому что все наконец стало единственно правильным и верным. Маред таяла и билась в его руках, отдаваясь яростно и жадно. Прижималась и снова откидывалась на подушки, томно выстанывая каждый толчок, терлась щекой о его плечо, безмолвно прося и требуя, и Алекс давал ей это и сам брал с мучительной неутолимой жадностью, только краешком сознания следя, чтобы не оставить следы там, где их не спрячет платье.

В последний момент, когда он уже испугался, что не выдержит раньше, Маред хрипло вскрикнула, чувствительно царапнув ему спину, и долго застонала. Алекс, едва слыша ее, толкнулся еще раз, и еще... и, уже не сдерживаясь, излился сам – мучительно сладко, жарко, долго.

Сразу же, едва опомнившись, он перекатился набок и обнял горячее влажное тело Маред, слушая тихие всхлипы, прижал к себе. Глупая девочка, неужели и сейчас все поняла неправильно? Что он там думал? Отпустить ее? Полная чушь. Просто с самого начала повел себя неверно. Девчонка боится боли и унижения, а если вот так ласково…

- Успокойся, - прошептал он, целуя зажмуренные глаза с трогательно мокрыми ресницами. – Все хорошо…

Маред замотала головой, но не отстранилась, а даже обняла его крепче, уткнувшись лицом в плечо. Ну разумеется… Пришла в себя, осознала глубокую непристойность своего поведения и желаний… Алекс вздохнул. Не переставая гладить ей спину, устроил голову Маред удобнее на своем предплечье, обнял другой рукой.

- Это всего лишь удовольствие, - напомнил терпеливо. – А ты - взрослая свободная женщина. Глупо прятаться от чувственной стороны жизни и бояться собственных желаний… Что плохого в том, что мы делали? Кому это повредило?

- Это… порочно, - еле слышно отозвалась Маред, подтверждая его недавние догадки.

- Нет, девочка. Порок – это насилие над тем, кто не согласен. Порок – это совратить ребенка или споить кого-то, чтобы уложить в постель. Принуждение, использование слабости или беззащитности… Порочно было бы то, что могло случиться у нас при первой встрече. И почти случилось… Но даже в этом случае – запомни – вина никогда не лежит на жертве. А сейчас ты пришла ко мне сама, верно? Можешь стыдиться общественной морали, хоть это и глупо, но не обвиняй меня в насилии, а свое тело – в предательстве. И то, и другое – нечестно. Ты не виновата в удовольствии своего тела, и хватит переживать.

Он почти силой развернул к себе лицо Маред и снова нежно поцеловал, с неудовольствием отметив мокрые от слез щеки. Впрочем, женщинам полезно иногда поплакать. Слезы – шлюз в плотине разума, ограждающей чувства. Если запереть эту плотину накрепко, не позволяя слезам иногда излиться, чувства переполняют сердце и захлестывают разум, приводя к настоящей беде. А Маред Уинни слишком долго жила исключительно велениями разума. Это необходимое умение, чтобы выжить, но отвратительное качество, чтобы просто жить.

И только он успел подумать, что девочку надо отвлечь, раз уж она не умеет пока нежиться и ласкаться после полученного наслаждения, как Маред заговорила, так и не открыв глаза:

- Я… доделала контракт. Вторую версию с учетом поправок…

- Прекрасно, - с облегчением улыбнулся Алекс. – Возьми его завтра с собой, я посмотрю, пока будешь на занятиях.

Он ткнулся губами в чуть влажные душистые завитки волос на ее макушке, спросил:

- Хочешь спать?

Маред слегка пожала плечами, явно раздумывая, как выгоднее ответить. Потом заворочалась и промолвила очень несчастным голосом:

- Я должна кое-что сказать. Нам сегодня показали конкурсную работу. Тендер для франкской страховой компании. Ну, вы же знаете…

- Разумеется, я знаю, - согласился Алекс, щурясь от удовольствия, что все верно рассчитал, и девочка не прошла мимо такой возможности.

- Я унесла из конторы документы на ключ-камне, - еще несчастнее сказала Маред. – Нас предупредили, что нельзя, но на работе совсем нет времени. А послезавтра выходные…

- Какой ужас, - серьезно ответил Алекс, осознав сравнительный масштаб проблемы и прилагающихся к ней переживаний. – Грубейшее нарушение внутренней процедуры персональной ответственности! Вы уже видели эти документы, тье Уинни?

- Н-н-нет…

- Что ж, - зевнул Алекс, - тогда мы с тьеном Даффи постараемся сохранить конфиденциальность, не прибегая к физическому устранению свидетелей. Не убивать же вас…

Сжалившись, он фыркнул:

- Успокойся. Забирать документы не следовало, но раз уж сама призналась… На первом этапе там ничего действительно секретного. Можешь не удалять, только не оставляй без присмотра. Завтра Кормака Даффи в конторе не будет, а в понедельник подойдешь и попросишь разрешения взять материалы домой под личную ответственность. Только не говори, что уже успела это сделать.

- Благодарю! – выдохнула Маред, словно ей пообещали давно желанный подарок, и Алекс негромко рассмеялся.

- После того, чем мы занимались, вспоминать о контрактах? – сказал он насмешливо и ласково. – Девочка, я от тебя в восторге. Или это я был настолько плох, что тебе пришлось, как истинно добродетельной лэди, закрыть глаза и думать о Великобриттии?

Чмокнув насупившуюся Маред в кончик носа, он потянул девушку на себя сверху, положив ладони на восхитительно горячую и гладкую кожу. Маред замерла у него на груди, едва дыша. Глядя в удивленно-настороженные глаза, Алекс мягко произнес:

- Сегодня больше никаких мыслей и разговоров о делах. Мы так и не выяснили, любишь ли ты массаж… Исправим это упущение?

И медленно заскользил по ее спине кончиками пальцев, прикрыв глаза и слушая неровное глубокое дыхание на своем плече.

* * *

Монтроз спал, разметавшись по постели. Маред, очнувшаяся, будто ее толкнули, приподнялась на локте и вгляделась в спокойное лицо, освещенное лунным светом. Спящий лэрд Корсар выглядел куда мягче и даже моложе, сейчас в нем не было привычной дневной жесткости и постоянного внутреннего напряжения. Спящий он был… безопасен? И все-таки Маред не хотела остаться в этой роскошной спальне, а утром, едва проснувшись, увидеть Монтроза и услышать его самоуверенно-ласковое «девочка». Вот не хотела — и все!

Она тихо встала, стараясь не разбудить спящего, сгребла вещи и выскользнула, накинув халат, из спальни. Прошмыгнула к себе и лишь тогда поняла, что проснулась от озноба. Противное недомогание началось после весенней простуды, от которой она так и не вылечилась толком, до сих пор покашливая в дождь. После напряженной работы над очередным заказом, стоило несколько дней не выспаться, озноб непременно являлся вечером вместе со слабостью и головной болью, но ничего странного в этом не было. Маред просто забиралась в постель с чашкой некрепкого горячего кофе и старалась согреться и уснуть.

В этот раз озноб вернулся как-то особенно сильно, она даже дверь с трудом открыла, сразу нырнув под одеяло, сжавшись и обняв колени руками, чтоб согреться. Стиснула зубы, чтоб не стучали, и с тоской поняла, что здесь на кухню за кофе не пойдет и вызывать горничную среди ночи не станет. Ничего, само отпустит…

На душе было тошно. Монтроз мог сколько угодно успокаивать, быть неожиданно нежным, умелым и заботливым, но так неправильно. Маред чуть не застонала от стыда, стоило вспомнить, что с ней творилось. Нет, что она творила, — так честнее – всем телом откликнувшись рукам и губам Корсара, его низкому голосу и то ласково-нежным, то насмешливым словам. А еще тому, что он вытворял этой проклятой штукой…

Маред уткнулась лицом в одеяло, обняла его руками и ногами, как привыкла с детства, лежа в своей маленькой спальне и мечтая, что кто-нибудь подойдет и погладит по голове, подоткнув одеяло. Но отец всегда допоздна сидел за работой, горничная прощалась, потушив свет, и Маред засыпала в обнимку с одеялом, потому что спать с игрушками тоже было блажью и распущенностью.

Завтра ей бы стоило отлежаться, но ведь утром полегчает, верно? А Монтрозу она найдет, что сказать, если тот спросит, почему Маред ушла. Лэрда стряпчего ее нездоровье не касается, сколько бы тот ни распространялся о доверии. Хватит и того, что неожиданно для самой себя Маред призналась в глупости с тендером. Хорошо, что обошлось! В ее ушах до сих пор стояли слова лэрда, сказанные с холодным жестким удовлетворением, как он лично позаботился разрушить жизнь предавшего его стряпчего. Вот так-то, тье Уинни, – задумайтесь. У доверия и вправду две стороны, но одна из них, когда доверие оборачивается предательством, темная и опасная.