Часть 5

Понимая, что никто отказ принимать не собирается, я потопала к тарелкам и наложила всего боссу, да побольше. Была во мне скупая надежда, что добрый мужчина не станет нападать. Только вот Астафьев слопал все за считанные минуты. Вместо «спасибо» в конце трапезы я услышала диктаторский тон и тыканье пальчика в кастрюли:

— Так, Симонова! Я пока не понял, представляют ли они опасность для нашей компании, надо подумать. Ты наложи мне все с собой. Я домой заберу для более детальной проверки.

Пришлось собирать боссу «сухпаек», а тот радостно топал ножкой в нетерпении.

— Картошечки можно побольше, Сонечка, — до блевоты елейно шептал тот на ухо. Именно тем тоном, каким он девочек из компании в туалет «по важным делам и деловому вопросу» заманивает. Только я слышала его так часто, что на меня подобное не работает. Так что я наоборот — ложечку отложила. Поджавший губы Павел последовал за мной к входной двери, где лежали пакетики.

Распахнув обувницу, я потянулась рукой вниз и нащупала не что-то пластиковое, а нечто мягкое и явно кожаное. Глаза стали по пять копеек, тело окаменело.

— Сонь, ты че? — шепнул на ухо босс, ухмыляясь. — Решила в Манекен-челлендж поиграть? Так ты на шесть лет опоздала…

Кто-то словно сжал мне горло, и сказать ничего не вышло. Просто промычала невнятную фразу. С тяжелым вдохом Астафьев оттолкнул меня в бок и сам достал то, что я не решилась из-за недопонимания происходящего.

— Хм… — загадочно проиграл бровями тот, — это же моя сумка. А я-то, дурак, почти поверил, что ее тут нет… Идиот!

На меня уставилась пара разоренных глаз. Они обвиняли во всех грехах мира! А я растерялась… Ведь уже успела тайком пару раз набрать Диму. Трубку парень не брал. Была надежда, что он все же до сих пор в процессе доставления сумки. И вот теперь она, все еще увесистая, была в руках босса.

— Я… — слезы полились градом из глаз, стало не по себе. — Я не знаю, как это…

— Все ясно, Симонова, — теперь я была для Астафьева ничем, кроме грязной воришки. Изменение в обращении чувствовалось сразу. — Ты вместо отца моего поехала к себе домой, а про парня соврала для отвода глаз. Думала, что я не замечу ничего? Или что для меня — это не деньги?

Кандалы на руке внезапно стали такими тяжелыми. Я буквально ощущала их вес стокилограммовым. Ноги подкашивались, тянули к земле. И я упала… Только не на пол, а на пуфик при входе, тут же взвизгнув. Острый камушек больно впился в ягодицу.

Приподнявшись, я прошлась рукой по поверхности пуфика и достала листик бумаги, который придавливал обычный уличный камень. Знакомый почерк тут же поднял настроение. Радостная я вскочила на ноги, едва ли не прыгая от радости.

— Тут записка от Димы! Он все сейчас объяснит, вот увидите! — прочистив горло, проморгав слезы, я поспешно начала тараторить, глотая слоги: — «Соня, я долго думал над этим решением и пришел к выводу, что мы не подходим друг другу. В качестве извинений за потраченное время — оставляю тебе свои вещи. Меня не ищи, всего тебе хорошего. Номер я уже поменял, чтобы не было соблазна вернуться.».

В ужасе я подняла взгляд на Астафьева, но в этот момент он был занят другим делом: распаковкой сумочки. Только вот внутри нее лежали не деньги, а старая побитая железная шкатулка с шурупами.

Два серых глаза прожигали насквозь такой лютой злобой, что до костей страх пробирал. Его рычащий голос заставлял дрожать от ужаса:

— Это шутка такая?

Резко слезы высохли, потому что я вдруг осознала масштабы катастрофы: деньги реально пропали, а Димочка смылся.

— Я… — попыталась оправдаться, но тут же осеклась. «Что тут скажешь?», — горестно вздохнул внутренний голос.

— Шкатулка с шурупами!.. — саркастично расхохотался босс, а потом вдруг с рыком разорвал кожаную сумку. Страшно было предстать масштабы его злости, если надежное изделие так просто разделилось по шву. Оценив два куска ткани на полу, Астафьев дернулся ко мне: — Ты за кого меня держишь?? Я, по-твоему, совсем идиот?

Странная щекотка обосновалась в животе. Конечности принялись неметь. Павел Григорьевич выглядел так, словно собрался придушить меня сейчас и закопать в огороде под балконом.

— Поверьте, — голос осел до фальцета, позорно дрожал. Глаза бегали из стороны в сторону в поисках ответов на миллионы вопросов в голове: «Как? Кто? Зачем? За что?!», — я не имею к этому никакого отношения!..

Никогда ранее я не видела босса таким. От него буквально искры в разные стороны летели. Мышцы лица пугающе сокращались, вены на висках напухли, кадык дергался, а ноздри раздувались. В совокупности с почерневшим лицом и сведенными бровями это оказывало на меня непередаваемое воздействие.

— Я бы никогда… — в груди что-то резко защемило, стало нечем дышать. Накрыв ладонью сердце, я почувствовала не только безумное сердцебиение. Конечности стали подозрительно тяжелыми, а комната вокруг — все дальше и дальше. — Я бы ни за что…

Вытянув руку вперед, Астафьев с омерзением поморщился. Свободной рукой мужчина достал телефон из внутреннего кармана пиджака. Его пальцы так давили на экран, что мобильный трещал.

— Хватит ныть! — закатив глаза, босс злобно улыбнулся. А потом повернул ко мне экран, давая увидеть краткий и всем известный номер «102». На мгновение на лице его появилось сочувствие и разочарование, что окончательно разбило. — Я верил тебе, Сонь. Как себе. Даже сейчас, идиот, поверил! Но теперь пусть полиция разбирается.

Дышать стало тяжело. Отчаянно пытаясь глотнуть кислорода, я боялась лишь одного: как отреагирует мама на происходящее. В ее жизни и так все было плохо: в рассвете сил оказалась прикована к постели, потеряла престижную работу управляющей крупной сети магазинов, потом еще и папа ее бросил, сказав лишь, что не хочет потратить остаток жизни на подношение уток. Я была единственным светлым пятном мамы. Ее лучом надежды.

Я четко увидела картину маслом, как меня сажают в тюрьму, а женщина попадает в государственную больницу. Или, хуже того, оказывается дома одна без надлежащего ухода. Если, конечно, переживет новость о том, что ее «положительная» дочка украла миллион и села в тюрьму.

Тело вдруг стало легким, мир вокруг замедлился. Я ощутила невесомость, все проблемы резко отошли на задний план. Лишь когда на горизонте замаячил потолок, я поняла, что попросту падаю в обморок: — Мамочки…

Последнее, что я увидела, как в ужасе застывший Астафьев вдруг бросил на пол телефон и кинулся ко мне.

***

Солнышко слепило глаза через стекло, на губах застыла улыбка. Я любила просыпаться по утрам, потому что каждый новый день приносил мне радость. Но что-то было не так. Подушка какая-то жесткая, сидение жесткое. Улыбка спала, когда я поняла, что ноги свисают. Да и потолок как-то низковато…

— Очнулась, — облегченный вздох босса заставил напрячься. А потом я не просто стала его слышать, но и видеть. Он нависал надо мной со странным изучающим прищуром. — Слава богу, Соня. Ты меня так до сердечного приступа доведешь.

— Эм… Павел Григорьевич… Вы, конечно, меня извините, — голос звучал тихо, сонно, растерянно. Я правда ничего не понимала и все еще слабо соображала. Босс напряженно ждал моего вопроса, — а что вы в моей спальне делаете?

Лицо Астафьева буквально вытянулось, ответный вопрос звучал странно:

— В твоей спальне, Сонечка?

— Ага, — активно мотнув головой, я поморщилась от слабости и головокружения. К тому же, подташнивало. — Сейчас Димочка придет, и все плохое кончится.

Два серых глаза стали опасно блестеть:

— Твой Димочка сюда придет? — босс тыкнул пальцем в подозрительно низкий потолок.

— Ну да. А куда ему еще идти? — без капли иронии пожала я плечами. — Здесь его место.

Почесав затылок, босс вскинул голову к небу. На его взмокшем лице явно читался вопрос: «За что мне все это?».