1

Огнян

Наш маленький дом утопал в зелени и цветах. Я играл с братьями на улице, бегая по дорожкам сада. Вдруг яркое солнце, только что освещавшее небосвод, ушло за чёрную тучу, и с неба хлынул дождь. Взяв двух братишек за руку, я потащил их в дом.

— Сильно вымокли? Идите переоденетесь, — в прихожую вышел папа.

— Да, пап, там целый потоп. Я пойду к себе, — я оставил братьев на папу и ринулся в свою комнату.

В этом году я закончил школу, только вот поступить в институт не получится, как бы хорошо я ни учился. Институт — место платное. Я омега и могу работать на низкой должности каким-нибудь уборщиком или официантом, а потом выйти замуж. Само собой, это будет небогатый альфа, работающий на одном из предприятий простым работягой. А если повезёт, то меня заприметит один из клерков, родители которого накопили на колледж для своего сына. Все руководящие посты занимали альфы из богатых семей — так было всегда и так будет вечно.

Тяжело вздохнул и посмотрел на себя в зеркало. Несмотря на свою красоту белого павлина, я вовсе не заносчивый. Наоборот, считаю свою привлекательность никому не нужной, ведь она не сможет ничего дать, кроме пошлых приставаний альф.

Как жаль, что я родился не альфой. Вот моим младшим братьям-близнецам по десять лет. Родители уже сейчас копят на их обучение. Они посчитали, что им нужнее, чем мне. Я снова вздохнул, надевая сухую рубашку. В этом мире и омега может высоко взлететь, только деньги нужны и не малые.

Вечером все собрались за ужином. Отец сидел на своём месте и улыбался через силу. Сердце тревожно забилось в груди. Что-то случилось, но отец всё равно ничего не скажет при детях. Я уже не ребёнок. Я имею право участвовать в семейных разговорах.

— Отец, если что-то случилось, то я тоже хочу знать. Я уже взрослый, — решительно завил я.

— Тебе только восемнадцать, Огнян, — хмуро произнёс отец.

— Мне уже восемнадцать, я совершеннолетний и имею право участвовать в семейном совете, — не унимался я.

— Хорошо, поговорим после ужина, — согласился отец.

Я осмотрел своих родных. Все как один были белокожими и светловолосыми, с голубыми глазами. У меня тоже волосы белые как снег, а вот глаза — бирюзовые. Папа говорил, что один из его далёких предков имел такой цвет глаз, а вообще это редкая генетическая мутация. Из-за этой необычной радужки на меня часто поглядывают местные альфы. Но, к большому сожалению, в их глазах только и читается: «А как это будет — переспать с не таким, как все?» Я же хотел увидеть в глазах альфы любовь, а не желание удовлетворить любопытство, а потом бросить.

— Я сейчас приду, не начинайте без меня, — я встал из-за стола и пошёл в уборную.

Плеснув на лицо воды, снова посмотрел на себя в зеркало. Иногда я ненавижу свою внешность, потому что из-за неё не могу выбраться из посёлка, в котором живу.

В конце прошлого века оборотни жили так же, как и сейчас. Самые сильные и большие птицы, являющиеся хищниками или падальщиками, правили миром. Птицы из семейства соколиных и ястребиных занимали самые высокие посты, владели всеми предприятиями и другими доходными заведениями. Грифы как падальщики оправдывали своё название и наживались на оборотнях как могли: держали кредитные банки, бордели, разные магазины, куда приличному оборотню и заходить стыдно. Совы и филины в основном занимались наукой или работали в школах и институтах. Остальным оборотням досталась незавидная участь клерков, рабочих и обслуги. Впрочем, это не мешало какому-то орлану иметь любовника-цаплю из низших слоёв, а выбирали супруга всегда из своих. Считалось, что у разных видов не будет потомства.

Всё изменил один сумасшедший учёный, филин-альфа по фамилии Ёрге. Он выбил грант на свои исследования, а после стал искусственным путём скрещивать близкородственные виды. В результате этих экспериментов появились белые павлины. Воодушевлённый открытием, Ёрге пошёл дальше. Оказалось, что и межвидовое потомство может появиться и быть вполне жизнеспособным. Иногда рождённый омега получал только гены папы, а не альфы-отца, но в некоторых случаях получалась жуткая смесь уродцев. Эксперимент закрыли, пятидесяти детёнышам позволили жить, но запретили размножаться — всем, кроме белых павлинов. В результате чистокровных белых на сегодняшний день насчитывалось всего лишь около пятисот особей.

Я вернулся на кухню маленького, но стараниями папы такого уютного дома. Близнецы ушли к себе, а родители сидели напротив друг друга и ждали меня. Сев на своё место, я кивнул головой, давая понять, что готов слушать.

— Не знал, что беда постучится в наш дом… Всё шло хорошо. Мы с папой зарабатываем достаточно, чтобы рассчитываться за кредит и немного копить денег. Но сегодня я получил вот такое письмо из банка, — отец достал конверт и, вынув лист бумаги, начал читать: — «Уважаемый заёмщик Ладо Павлай, хотим уведомить вас, что банк переходит в руки Капиро Нурмана, в связи со смертью прежнего владельца Отио Нурмана. Новый владелец принял решение повысить ставку по кредиту с тридцати процентов до шестидесяти на всю оставшуюся сумму долга. По вашему займу на покупку дома остаток составляет сто шесть тысяч краймов. Вы можете расплатиться по старому договору, если погасите кредит полностью в течение месяца. В случае отсутствия таковой суммы, вам надлежит явиться в банк за получением нового договора.» Вот так, мои дорогие.

— Но это же грабёж, Ладо! Как он может?! Сколько лет нам ещё платить, два года?! — взволнованно произнёс папа.

— Если бы не умер прежний хозяин банка, то да, два года. Его сынуля оказался крохобором похлеще папаши. Гали, я заехал после работы в банк и всё узнал. Если я не рассчитаюсь за месяц, то мне добавят проценты, а потом раскидают всю сумму на год. Этот урод гриф приказал уменьшить всем сроки наполовину. Банковский работник сказал мне, что кто-то берёт ссуду в другом банке, чтобы погасить здесь. Кто только купил жильё и кому не дают ссуду в другом банке, вынуждены продавать дома и ютиться у родителей, — отец грустно опустил голову.

— А наш накопительный счёт? — с надеждой в голосе спросил Гали.

— Ты забыл, что мы в прошлом месяце внесли предоплату этими деньгами за обучение детей в институте. Через семь лет от нас ждут вторую часть суммы. Самое поганое, что в других банках мне ссуду не дали. В одном из них раскидали сто тысяч на полгода, но это нереально. Найти шесть тысяч не так уж и сложно, но сто...

— Если мы заключим новый договор, то от нашего семейного бюджета будет оставаться только половина моего заработка. Ведь Оганяна не завтра возьмут на работу, придётся ещё поискать место. Мы не сможем прокормиться на такие крохи, Ладо, — по щекам папы потекли слёзы. — Пять лет платили кредит… И что теперь, дом продавать? А идти куда?

Я слушал речь родителей и всё больше впадал в панику. Знал, что папа не ладит с родителями мужа, и переезд к ним означает выслушивать постоянные оскорбления в адрес любимого родителя. Есть возможность поселиться в доме дедушек с другой стороны, но тогда пришлось бы ютиться всем семейством в крошечной комнате. Родители папы очень бедные, они живут в доме общей площадью сорок квадратных метров. Наше жилище тоже небольшое, но, тем не менее, оно состоит из трёх спален и кухни. Нужно помочь родителям достать деньги на погашение кредита. Для этого есть один способ. Страшно представить, что я пойду на такой шаг, но что делать? Я должен спасти свою семью, а братья обязаны встать на ступень выше по социальной лестнице. Я тяжело вздохнул, окончательно решаясь на такой шаг, а потом с вызовом посмотрел на родителей.

— Я найду деньги на кредит. Поеду в столицу на аукцион, продам свою девственность, — выпалил я, пока не успел передумать.

— Нет! — грозно сказали оба родителя.

— У нас нет другого выхода! Я хочу вам помочь! — крикнул я, взмахнув руками.

— Я бы размазал по асфальту мозги того, кто узаконил подобные аукционы, — проговорил сквозь зубы отец, сжимая до хруста кулаки.

— Ты никуда не поедешь. Да, не спорю, сейчас не столь важно девственник ли омега, вошедший с мужем в храм Создателя. Это полторы тысячи лет назад девственности придавалось значение. Но всё равно, наш сын не проститут. Ты не поедешь на этот позорный аукцион, Огнян, и точка. Мы с отцом найдём выход. Обратимся к друзьям, займём деньги. Заберём предоплату из института, — строго заявил папа.

— Но тогда Прем и Свит лишатся места. Оракул же сказал, что у них талант к медицине, из них выйдут хорошие врачи.

— А про тебя он сказал, что ты будешь прекрасным мужем. Так вот, даже если ты не девственник, то тебя возьмут замуж. Но после столичного аукциона можно даже не мечтать об этом. В наших краях до сих пор не смогли с этим смириться. К тому же, ты забыл: нас мало. Я расскажу тебе правду… На таких, как мы, идёт охота. Самые лучшие подпольные бордели готовы заполучить такого омегу, как ты. Именно поэтому никто из белых павлинов не покидает пределы своего города, а за омегами следят родители, — парировал папа.

Так вот почему отец и папа почти до последнего класса отводили и забирали меня из школы? Сказали бы раньше, я бы не ругался с ними из-за этого.

— Хорошо, я вас понял, — удручённо сказал я, поднимаясь из-за стола. — Я пойду к себе, раз уж ничем помочь не могу. Завтра начну искать работу.

Зайдя к себе, я достал небольшую сумму денег из-под матраса. Родители могли давать в качестве карманных денег сущие крохи, но я копил их целый год. Мечтал подарить что-нибудь братьям на день рождения, которое у них будет через неделю. Торопливо пересчитал купюры. На дорогу в столицу хватит и ещё чуток останется, чтобы добраться до места, где обычно проходит аукцион. Снова спрятал деньги под матрас, потом лёг на кровать и дрожащими руками набрал на телефоне: «Столичный аукцион по продаже девственных омег».

Читая официальный сайт компании, которая этим занималась, я ужаснулся. Оказалось, что всех не особо красивых оборотней могли продать в пожизненное услужение. Омеги были вынуждены готовить, убирать дом богатого альфы или его семьи до конца жизни. Случалось и такое, что омегу покупал пожилой человек, а после смерти он переходил по завещанию к кому-то из родни. Красивых оборотней продавали в качестве постельной игрушки на одну ночь или на всю жизнь.

Пожизненного раба хозяин мог подарить, продать и поделиться с друзьями, если омега наскучил. Последнее казалось самым страшным, и я не собирался продаваться в пожизненное сексуальное рабство. Я открыл страницу с оплатой. Оказалось, что омеге платят стартовую цену, а всё, что сверху, заберёт владелец фирмы. Прочитав стартовую цену за одну ночь, я грустно улыбнулся. От пятидесяти до ста тысяч краймов, в зависимости от факторов. В числе этих самых факторов указывалось: красота, здоровье, молодость и раса.

Самое страшное, что когда узаконили аукцион, нашлось немало бедняков, готовых продать себя в богатые семьи. Никто не знает, что творится с этими несчастными за стенами богатого жилья, но желающих продать себя не убывает. Только на предстоящий аукцион уже заявлено сто лотов. Если лот не купят, то, по желанию омеги, его выставят на следующий месяц со сниженной ценой. За меня дадут сто тысяч и обязательно купят, я же уникальный. Только вот нужно поспешить. Аукцион послезавтра вечером. Он проходит только раз в месяц. Есть ночной автобус до столицы. Я должен на него успеть.

Быстро собрал самые необходимые вещи в рюкзак и, кинув его под стол, лёг на кровать. Притворился спящим, а ночью тихо выскользнул из дома, оставив на кухне записку. «Простите меня, пожалуйста, но я уехал на аукцион. Когда вы прочтёте записку, я буду уже далеко от дома. Я обязательно вернусь с деньгами. Люблю вас всех. Огнян».