Глава 9

На вокзале было людно и шумно — туда-сюда сновали охранники, бежали люди, таща за собой громоздкие чемоданы.

— Уверена, что не хочешь отправиться домой порталом? — спросил я, передавая матери саквояж. Увесистый, но и вполовину не такой большой, как сумка, которую пытался впихнуть в соседний вагон тучный мужчина. — Помнится, ты терпеть не могла поезда.

— И до сих пор терпеть не могу. Но купе-люкс, оплаченный с банковского счета твоего отца, несколько примиряет с действительностью. Там даже есть душевая! К тому же не хочу его видеть до завтрашнего утра. Пусть помучается.

В том, что папа и впрямь мучается, ничуть не сомневаюсь — ничто так не бесит и не расстраивает Роберта Асторна, как игнор. Нет, отец на фоне прочей семейки весьма добрый малый, но тяга к вниманию, поклонению и всеобщему восхищению накрепко засела в генах.

— Позвони, когда доберёшься, — я поцеловал её в щеку, прижался к узкой ладони. — Не хочу узнать о вашем разводе лишь через пару лет.

— А ты будь осторожнее. Видит Тьма, оборотни, вампиры и сидхе в одном городе — сплошная катастрофа. А уж в одном офисе…

Поезд приглашающее загудел, и мама заторопилась в вагон. Помахала мне в окно, прежде чем скрыться в своём купе, и я остался в гордом одиночестве. Ну, не считая прочих провожающих. А еще тех, кто уже опаздывал на следующий поезд, путал платформы, спотыкался и шлёпал ботинками по вновь подмерзающим лужам.

На Роузвуд я выехал, когда вокзальные часы показывали десять вечера. Время, когда некоторые тёмные твари вовсю бодрствуют, но я вдруг ощутил, что не прочь и поспать. Ночь в «Мэлоуне», день с матерью, которая помимо бесед и обедов вытребовала прогулку по Алькасару. Морщилась на каждом шагу, но, кажется, тоже немного скучала по этим местам.

Мечты об уютном гробе, роль которого у всех не поехавших крышей вампиров выполняет обычная человеческая кровать, пришлось отбросить в сторону. Ни о каком сне не может быть речи, когда вдруг видишь, как твой маршал — самый проблемный из всех — куда-то чересчур торопится. Точнее, кого-то преследует. Это я понял, проехав чуть вперёд и приметив невысокую фигуру, то и дело озирающуюся, но явно не замечающую хвоста. Слишком слаб или Киро воспользовался очередным своим талантом?..

Затормозил, подотстал немного, после чего медленно пустил кар следом за своим маршалом. Однако не проехал и квартала по пустынной улице, когда незнакомец вдруг свернул в неприметный переулок. Киро последовал за ним. Пришлось остановиться.

Я веду себя странно. Ненормально. Нет ничего адекватного в преследовании своего подчиненного среди ночи — особенно если вспомнить, кто этот подчиненный по профессии. Возможно, он просто преследует подозреваемого, и если дело коснется какого-то важного расследования, я обо всём узнаю завтра или даже сегодня.

Возможно.

Я нервно потёр переносицу. Останься в машине, Люк, подожди, чем всё закончится; если вдруг что случится, ты успеешь…

Куда там — вымелся из кара я резво, успев только схватить с приборной панели комм и достать из бардачка пистолет. Сунул его за пояс, пропустил машину, чей водитель явно не знает о правилах дорожного движения и допустимой в городе скорости, перебежал дорогу и направился следом за Киро.

Переулок, прямо-таки шаблонно тёмный и грязный, оканчивался тупиком. Я в недоумении огляделся — и куда же могла шмыгнуть эта парочка… нелюдей? Не сквозь землю же они провалились? Но затем сообразил. Гламор, треклятый фейский гламор. Наверняка где-то здесь спрятан потайной ход.

Как в дурацком ужастике очутился, честное слово.

Догадка оказалась верна: струны волшебства тянутся вдоль холодной кирпичной стены, указывая путь всякому, кто умеет слушать и слышать. Я умею. Не знаю уж, себе на счастье или на беду.

Пройдя прямо сквозь стену — премерзкое ощущение, должен сказать, — тут же едва не навернулся с низенькой лестницы. Да чтоб тебя… вот уверен, эти чудеса планировки специально для таких незваных гостей, как я. Не свернёшь шею, так спалишься уже у самого порога.

Стараясь ступать как можно более бесшумно, двинулся по тесному длинному коридору — туда, откуда пробивался тусклый зеленоватый свет и слышалась приглушённая речь.

— …попомни мои слова, Ма́ред Морт, — донеслось до меня злобное, явно нечеловеческое шипение, — все мерзости, что совершил ты против своего народа, ещё вернутся тебе сполна.

— Вы не мой народ, зубастая ты гадина. И потом, мерзостью больше, мерзостью меньше… Кто вас, лепреконов, считает?

Голос вроде прежний, с уже привычным мягким акцентом, — но вот тон совсем незнакомый. Чуждый. Опасный. По коже прокатилась волна озноба, но тут же сменилась чем-то иным, тёмным и жарким… и явно неуместным, да.

— Мнишь себя человеком? — гадливое хихиканье лепрекона наждаком прошлось по слуху, заставив скривиться. — Волк в овечьей шкуре нипочём не станет овечкой, Маред Морт. Кровь не водица, так людишки болтают…

— Я не на сеанс психотерапии пришёл, — отрезал Киро. — Ох, Тагон, как тебе только в голову пришло — воровать детей у меня в городе? Ты же знал, какова цена.

— Иорэт хорошо платит. Золотом.

Забавное уточнение. Похоже, про одержимую тягу лепреконов к золоту молва не врёт.

— Это же просто дети, мудак ты в зелёных штанишках! Как у тебя руки поднялись забрать их у родителей, сбагрить Иорэту, чтобы тот продал их, как скот!..

— Людишки и есть скот. Питаются, правда, всякой дрянью, и оттого не все годятся в пищу. Но младенчики — совсем другое дело! Особенно славно выходят, если запечь в глине и листьях лопуха. Ел когда-нибудь?..

Раздался удар, а затем тоненький вскрик — гадёныш выхватил по морде. Судя по всему, младенчики в меню Киро не входят.

— Я уж подзабыл, с кем имею дело, — вздохнул он. — Скажи мне, Тагон: каких размеров был горшочек с золотом, раз ты решился отдать за него жизнь?

Ответом был ещё один мерзкий смешок.

— Врёшь, не убьёшь.

— Да с хуя ли?

— Как там поживает Риан Гри? — Злобное, почти кошачье шипение разнеслось по каменному мешку. Я не сразу понял, что это был Киро. — Слыхал, он пошёл в родню отца…

— Его отец — я!

— Брехня. Его отец звался Тристаном, и он был… хм, он был.

— Кем? — выдохнул Киро едва слышно. — Кем он был?

— У нас есть сделка, Маред Морт? Хочешь узнать больше?..

Металл с влажным хрустом вонзился в плоть — однажды услышав этот звук, больше ни с чем не спутаешь. Что-то глухо стукнуло об пол и… выкатилось мне навстречу. Голова. Лохматая, зелёная как горох, с раззявленной пастью, в которой поблескивают два ряда мелких игольчатых зубов, и с двумя чёрными провалами на месте глаз.

— Спасибо, обойдусь, — пробормотал Киро, затем вышел мне навстречу и поднял отрубленную голову, брезгливо ухватившись за всклокоченную гриву красно-бурых волос.

Меня он заметил пару секунд спустя и тут же застыл на месте, глупо приоткрыв рот. Прямо-таки сама невинность. Разве что окровавленный мачете да башка лепрекона портят образ. Слегка так. Самую малость.

Башку он, впрочем, тут же небрежно отбросил куда-то за угол. И произнёс чуть досадливо:

— Люциан, будь у нас планы на вечер, я бы это точно запомнил.

— У нас их и не было, — я окинул взглядом всю представшую глазам картину, с трудом поборол желание снова потереть переносицу. — Теперь есть. Киро, отдай мне мачете.

Он по-птичьи склонил голову к плечу, нахмурился чуть озадаченно, перебросил здоровенный нож в левую руку. А затем наконец протянул его рукоятью вперёд.

— Не знаю, что ты успел нафантазировать, но возьми, если тебе так спокойнее.

Отдав мачете, Киро задумчиво поглядел на свою ладонь, неспешно слизнул с неё кровавую дорожку, оставленную клинком ножа. Не мне осуждать, однако зрелище такое себе. Возбуждающее, не поспоришь. Но неправильное. Потому что Киро нельзя так делать. Эта кровь — чужая кровь — не должна касаться его губ.

— Ты что, следил за мной? Серьёзно, блин? — осведомился он в уже привычной прямолинейной манере.

— Вполне, — не стал я отнекиваться. Прислонил нож к каменному выступу за спиной, прошёл чуть вперед. — Вижу, что не зря. Киро, что ты делаешь?

Интересно, что он ответит? Правда, ничуть не сомневаюсь, что ни один из его ответов мне не понравится.

Киро передёрнул плечами, глянул на меня исподлобья — ну точь в точь щенок, несправедливо получивший по лбу свёрнутой газеткой. В вырезе футболки, у самой ключицы, тут же гневно запунцовела парочка чернильных цветов.

— Убиваю сидхе. Именно за это меня и терпят прекрасные чистокровные люди, не так ли?

Не понравился. В первую очередь потому, что я ни словом не ошибся, расписывая матери, как плохо с головой у одного из лучших студентов Магистерии за последние годы.

— Если у тебя есть ордер на ликвидацию и неоспоримые доказательства, что ликвидируемый виновен и не подлежит аресту. Для этого ты столько учился, Киро, разве нет?

Он молчал, только цветы на коже разгорались всё ярче. А я почувствовал злость на него — за вот эту прорву непонимания во взгляде, за невесть с чего взявшуюся обиду.

Спокойно, Люк. Ты знаешь, как это работает. Дети все одинаковы, сколько бы лет им ни было и каким бы большим ножом они не рубили головы. Не понимают давления, ругани и излишних эмоций.

— Ясно.

Я потянул из кармана пачку сигарет. Она всегда при мне, на всякий случай. Особо нервный случай. Примерно такой, как сейчас.

— Киро, ты знаешь, почему в книгах и всяком второсортном кино люди не слишком любят линчевателей? Казалось бы, они же герои, спасают мир от зла, ежечасно, жертвуя всем ради благородной цели?

— Я не долбаный герой и не прошу меня любить! — выпалил Киро, теперь уже явно разозлившись. — Однако вряд ли меня осуждают все те люди, чьих детей я вернул домой. И те люди, чьих детей я не успел спасти. И те, чьих родных и близких твари из Сида замучили до смерти, до сумасшествия, до… Ты ещё не понял, что ли? Люди хуже скота. Людей можно жрать, истязать ради забавы, убивать из прихоти. И именно поэтому людям метровый хер класть на твои ордера! Сидхе, кстати, тоже: они и слова-то такого не знают!

Я щелкнул зажигалкой, подкурил сигарету и почти сразу же отдал её Киро. Почему-то решил, не откажется. И оказался прав: он с сомнением посмотрел на меня, но все же сжал сигарету между губ, мрачно уставился на меня. Я взялся за вторую, вдохнул ароматный дым — вишня и шоколад. То еще сочетаньице, уж как для не самого большого любителя сладкого.

— Киро, от героя до маньяка — даже не шаг, а полшага. Случайная жертва, чуть больше ненависти от тех, кто только вчера говорил тебе спасибо, — и вот уже блистательный охотник на тварей сам становится такой же тварью. — Сейчас бы сесть или хотя бы облокотиться о стену, но я сдержался — неохота отстирывать с пальто кровь этой зеленорожей мрази. — А мы так и вовсе не герои. И никогда ими не были. Мы наемные убийцы на службе у государства. Всё, что нас отличает от ассасинов — работа за оклад. И то, что мы сами должны искать тех, кого нужно убить. Доказывать, что их нужно убить.

Киро сокрушённо покачал головой, выдохнул облачко дыма и снова судорожно затянулся.

— Но я и есть тварь, — произнёс он негромко и почти жалобно. — Впервые приходится объяснять очевидное, ведь, знаешь, мне никто и никогда не позволял забыть об этом. Что бы я ни сделал, сколько бы ни старался! Я стал маршалом просто потому, что хотел защитить людей от сидхе. Чтобы, как ты выразился, быть героем… Но Алькасару оказался нужен не герой, а палач. Крысолов с дудочкой. Чума, которой пугают бессмертных тварей. И они боятся. Лишь у пары-тройки из них достаточно большие яйца, чтобы просто произнести вслух — Мери́г Маред Морт.

— Мериг Маред Морт? — повторил я машинально — сказалась любовь к новым незнакомым словечкам. — И это…

Киро вздрогнул, чуть пошатнулся, и сквозь марево табачного тумана я вдруг на миг увидел, каков он есть на самом деле — с кожей оливково-зелёного оттенка, чуть сияющей золотом на висках и острых скулах, и с витыми рогами на лохматой голове. С чёрными глазами, в глубине которых парой крошечных пульсаров мерцали пурпурные искры.

Немного жуткий, но не отталкивающий. Совсем нет. Наоборот даже.

— Имя. Истинное. Не разбрасывайся им почём зря, я ведь услышу, — бесстрастно пояснил Киро, взмахом руки вернув себе привычную расцветку. — К чему я вообще вёл? Ах, да! Я делаю то, что от меня требуется. Говорю с сидхе на их языке. Они не понимают людских законов, не знают морали, любви, жалости. Только силу и жестокость. Будем с ними как с людьми — и нас просто сожрут. Всех нас. Такие дела, чувак.

— Аргументы убедительные, не спорю. Вот только однажды, рано или поздно, ты с ними перегнёшь. И тогда мы с тобой распрощаемся. Даже могу сказать, что будет дальше.

Я затушил сигарету о стену. Хотел было бросить тут же, но вспомнил, в каком… натюрморте сейчас нахожусь, и сунул окурок в карман. Киро повторил за мной.

— Сначала ты лишишься всех рамок. Тех самых, бюрократических. Постепенно вокруг тебя будет всё меньше людей. Это неизбежно, не смотри на меня так — у ребят слишком много работы, чтобы проводить время с тобой. Безнаказанность и одиночество — и вот уже ты сбрасываешь с крепостной стены своего брата. Редкостного ублюдка, для которого пуля в башке — слишком гуманная смерть. Но брата. Затем силком влюбляешь в себя девчонку, которая тебе нравится, отчего она понемногу сходит с ума. А потом бежишь. Так далеко, как можешь, чтобы заглушить отвращение к себе — и дай Тьма, если тебе на пути попадётся тот, кто сможет вытащить тебя из этой задницы. Потому что если нет… Как быстро выписывают лицензии на ликвидацию, когда пригорает, — ты знаешь.

Киро посмотрел на меня странным взглядом. То ли стушевался, то ли немного, но всё же понял, к чему я веду. Цветы на ключицах снова поникли, как тогда, в моём кабинете, и я вновь испытал почти непреодолимое желание обнять его. Успокоить хоть немного.

Нельзя. Когда вскрывают нарывы, всегда больно. Зато потом заживает безо всяких следов. Или почти без них. Я со своими следами свыкся.

— Вы ведь не о сидхе сейчас, сэр?

— Не о них.

Плевать на сидхе. Видят боги, большинство из них давно следовало бы извести под корень, тут вся правда на стороне Киро. Но мне слишком хорошо известно, что делает с мозгами чувство превосходства. На примере Асторнов, всех поголовно. И на собственном тоже: до сих пор не уверен, что стоило забрасывать диплом юриста в дальний ящик. Я был бы великолепным адвокатом, беспроигрышным… выпускал бы из тюрем убийц, насильников, продажных политиков. Много бы времени мне потребовалось, чтобы стать таким, как они?

— Я не стал главным ликвидатором сразу, Киро. Вампиры, оборотни, сидхе — какая людям разница? Мы для них всё ещё чудища, которых теперь можно использовать как пушечное мясо. Мне потребовалось много труда, чтобы доказать, чего я стою, и добиться всего, что у меня есть. И я очень не хочу проебать всё это, понимаешь? И ты не хочешь. Иначе не пошёл бы в охотники, а ринулся бы устраивать клумбы в оврагах, как наш новый знакомый флорист.

Он провёл ладонью по непослушным волосам, растерянно нахмурился, глянул на меня снизу вверх — печально, беспомощно, почти умоляюще. Так, словно нуждался во мне. Будь это иная ситуация, я бы однозначно воспринял такой взгляд как приглашение.

Да я и воспринял. Не разумом, но тем низменным инстинктом, что громко требует вонзить клыки в доверчиво открытую шею и взять свою пинту крови.

Однако же, слава Тьме, я пока ещё хозяин и своим клыкам, и своим инстинктам.

— И что же тогда делать?

— Для начала мы спрячем труп. — Киро посмотрел на меня вопросительно, будто не сразу понял, что я такое несу. — После чего выпьем кофе и съедим по стейку с кровью. Самое оно после расчлененки. Завтра оба пойдём на работу, и ты приведёшь в порядок все свои дела, оформишь все ордера и сопутствующие документы. Это важно, Киро, последовательность и рутина — единственное, что сдерживает наши… порывы.

— Часть про кофе и стейк мне больше нравилась, — пробурчал Киро, озираясь по сторонам. — Интересно, а горшок с золотом он здесь же прятал?

Он что, издевается?..

— Маршал Хаттари, нет. — Я наклонился, подцепил лепреконскую голову за клок волос. — Надеюсь, у тебя есть лопата. Не хочу, чтобы это всплыло в реке.

— Лопата? — переспросил он оскорблённо. — О, сэр, как многому мне ещё предстоит вас научить.

— Надеюсь на это, Киро.

Уже лёжа в своей постели, я вдруг осознал: кажется, посиделки до пяти утра прочно вошли в мою жизнь. И я совсем не против.

Дело было вовсе не в жутковатой прогулочке по лесу Лливелин посреди ночи. И даже не в горячем полусыром стейке, в который я вгрызся, желая утолить голод. Не тот, от которого ворчит желудок и портится настроение. Нет, не тот…

Мой голод совершенно иного толка.

— Киро Хаттари, — выдохнул я в тишину тёмной комнаты. — Мериг Маред Морт…

Истинное имя сидхе — внезапный подарок, выданный мне невесть за какие заслуги — слетело с языка неведомым заклинанием. Тоненько зазвенело на струнах волшебства, пахнуло ванилью, миндалём и сосновой канифолью, осело на коже нежным касанием чуть тёплых пальцев.

Улыбнулся как кретин. И искренне порадовался, что никто меня сейчас не видит.

Дары от сидхе несут в себе множество бед, это в любой детской страшилке оговорено на сто рядов. Да только нет там ни слова о том, как трудно от их даров отказаться. Вовсе невозможно, что уж.

Ведь моё множество бед я знаю в лицо — и поди ж ты, не имею ни малейшего желания от них бежать. Наоборот даже, я их жду.

Или скорее жажду.