Глава 2
Я уже ехал по проспекту Стил-Роуд, соединяющему округа Перл и Айрон, когда в кармане завибрировал комм. Вот даже на экран смотреть не буду. Просто приму вызов, нажав кнопочку на гарнитуре. Да, я за безопасное вождение.
— Киро, — только и было сказано мне.
Алека я знаю вот уж шестнадцать лет как. Достаточный срок, чтобы в одном слове с лёгкостью услышать: «Хаос всемилостивый, как же ты меня заебал!» В ответ лишь кротко и смиренно осведомился:
— И где ж я провинился?
— А сам как думаешь?
— Каюсь, каюсь, Алек-чин, — со вздохом сунул в карман свободную от руля руку и нащупал там очередной трофей. — Погремушку спиздил. Надеюсь, у пацана она была не самая любимая.
Клептомания вообще-то поддаётся лечению. У людей. Но я наполовину сидхе, а у них воровство — безусловный рефлекс. Кошки приземляются на четыре лапы, а сидхе тырят всё, что только приглянется. Я, правда, приучился тащить всякое барахло — конфеты, канцелярку…
— А, то есть угрожать расправой его папаше — это за проступок не считается? Киро, копы так не делают!
— Хорошо, что я не коп, — огрызнулся я. Пальцы судорожно стиснули руль, на тыльной стороне кисти расцвёл ярко-красный цветок в обрамлении сочно-зелёных листьев. Да, я для окружающих не просто открытая книга, а ещё и с картинками. — А ты всё ещё не моя мамочка, Алек.
— Я твой босс!
— Временно исполняешь его обязанности, кисуля.
Какое-то время мы оба молчали. Я мысленно переругивался со своей татуировкой (да, страшно весела моя жизнь), чтоб убралась обратно под одежду, и прямо наяву видел, как сердито мой друг щурит свои зеленущие глаза.
— Что у вас там произошло? — наконец спросил он.
— Сказал, задушит ребёнка, пока тот спит, — поведал ему с нарочитым безразличием. — Знаешь, это моё самое первое воспоминание: мой отец душит меня в кроватке и всё твердит — сдохни, нелюдь, сдохни уже…
А вот теперь Алек реально разозлился — это его злобное кошачье шипение я слишком хорошо знаю.
— Киро, я ведь давно просил шефа, чтобы тебе запретили вести дела о подмене…
— Пока что я единственный, кто для этой работы годится. Такие дела, бро.
Поспорить он с этим не может. И кто бы смог? С огнём типа нужно бороться огнём, ну и прочее в том же духе.
— Чего не спишь? — спросил просто чтобы сменить тему.
— Ложился уже, когда прилетела жалоба от безутешного папеньки. Веселая штука эта форма обратной связи. Ты домой?
— Ага. Только загляну в Чертог.
— Ладно. Привет котёночку, погладь его там за меня.
Алек поначалу скептически относился к моей идее усыновить Рэна — куда ты, мол, полез, если тебе в твой тридцатник самому папочка нужен? Я не обижался, потому что, в общем-то, он был прав. Не представляю себя степенным отцом семейства, и мой лофт на порядок милее скучного цивильного дома за белым штакетником. Но маленький сварливый крыжовничек умыкнул моё чёрное сидское сердце в первую же нашу встречу. Странное такое чувство возникло — как будто он мой. Не по крови (хотя не исключаю, в истинном обличье мы похожи), просто… Просто он мой, какие ещё нужны объяснения?
Что самое забавное, не только я это понял. Поначалу беспокоился, что другие дети в приюте начнут ревновать — их тут не так много, и раньше я всем уделял поровну внимания. Но они только плечами пожимали, озвучивая то, что давно уже стало для меня очевидным.
Рэн — мой.
Жаль только, мудаки из службы опеки явно другого мнения.
— Ох, Киро, как хорошо, что ты здесь! — Адора вылетела мне навстречу, едва я занёс руку для стука в заднюю дверь. — Наш крыжовник сегодня кислющий. Зубы, что ли, режутся?..
— До сих пор не спит? — нахмурился я, ступив в тускло освещённый холл, узкий и длинный, с несуразно высокими сводчатыми потолками. — Седьмой час уже, давно пора.
— Ждал папочку, не иначе. Тебя-то откуда принесло в такую рань?
— С Риваса, — помрачнев, ответил я. — Опять подменыш.
— И?
— Девчонка вроде хочет его оставить. Кажется искренней, но по ходу сама не так уж давно из пелёнок выбралась.
Она сбилась с шага, но не остановилась, только хмыкнула чуть едко — мол, ну-ну, посмотрим. В такие моменты особенно ясно понимаю, как мне всё же повезло. Я не рос в приюте, как Адора и многие другие подменыши. Да, отец меня ненавидел и боялся, зато его жена приняла и воспитала как родного. Даже если поначалу это была попытка заменить потерянного сына, мне не на что жаловаться — ни с мамой, ни с её родственниками я ни разу не почувствовал себя ненужным или нелюбимым.
Чужим разве только. Неправильным. Не таким, как надо. Но тут некого винить — это просто в моей крови.
Подменышей нечасто принимают их новые семьи. Это сейчас республиканские власти почуяли выгоду и развели бурную деятельность, интегрируя сидских детишек в человечьи семьи. А раньше был только Статут о подмене. Если семья отказывалась от подменыша, он получал фамилию Ферра и оставался в Железном Чертоге до самого совершеннолетия.
Да и после совершеннолетия тоже мало кто уходил. Адора, например, получила образование спецпедагога и вернулась приглядывать за детишками. И многие здешние воспитанники возвращаются. Другой семьи у них нет, а как создать её с кем-то нормальным — они не знают. Их никто не учил.
Рэн к моему приходу явно даже не пытался уснуть. Сидел в своей кроватке, вцепившись в прутья, точно заключённый за решёткой, и тихонько хныкал. И всем видом давал понять, что он самый несчастный крыжовничек на свете. У него, кстати, прекрасно вышло: я вмиг ощутил себя скотиной и предателем.
— Ну чего сырость развёл? Иди сюда, — со вздохом вытащил его из кроватки и любовно прижал к себе. — Скучал по папочке? Уж надеюсь, я-то по тебе — даже слишком!
— Па! — согласно пробубнил Рэн, хлопнул меня по щеке крохотной ладошкой. Его несносно красивые глаза — зелёные-зелёные, как спелый крыжовник, и с длиннющими черными ресницами, — ярко вспыхнули золотом. Бледная кожа на краткий миг тоже окрасилась нежной зеленью; в волосах мелькнули рожки, пока ещё до нелепого короткие и толстенькие.
Да, рановато он свою сущность почуял. Сильным чародеем вырастет, это точно.
— Кто всю ночь терроризировал Адди, мелкий ты пакостник?
— Ди-и!
Он радостно помахал кулаком в сторону Адоры. Та, улыбаясь, махнула ему в ответ.
— Видят боги, Киро, это твой родной сынок, — фыркнула она, когда Рэн с восторженным воркованием свистнул у меня из кармана ключи и принялся ими греметь. — Такой же обаятельный ворюга и любитель груш. Сегодня умял половинку, а пока мы все отвернулись, попытался стащить у Софи ещё ломтик.
— Софи, конечно же, не спустила такой наглости?
— Залепила ему в лоб полной ложкой джема.
— Моё уважение, — усмехнулся я, устроив мелкого поудобнее. — Что, крыжовничек, завёл себе подружку, пока меня не было? Может, подождёшь с этой затеей ещё лет пятнадцать?
Рэн счастливо улыбнулся во весь рот, демонстрируя два крохотных белых клычка. Ещё по одному пробивалось рядом, и в нижней десне, кажется, тоже скоро вылезут обе пары.
Ох, блин. Я, конечно, нечто такое мог предположить и раньше, но сюрприз всё равно не самый приятный. Даже у ребёнка-сидхе клыки не должны пробиваться раньше резцов.
— Лиам его вчера смотрел?
Адора нервно принялась накручивать на палец кончик толстой белокурой косы, и я как-то сразу понял, что услышанное меня не сильно порадует.
— Анализы стабильно показывают анемию, а пульс и температура уползают всё ниже к границе нормы. А ещё у него скоро будет полный набор клыков, если ты вдруг не заметил. Мы и дальше будем это игнорировать?
— Нет, Адди, мы не будем, — заверил я чуть зло, отобрал у Рэна ключи и, пока тот не заревел, шустро подмахинул ворованную погремушку. Не ахти какой дар, но солидная порция моей тёмной силы делает его на порядок привлекательнее. — Мы просто не можем. Даже Лиам скоро сообразит, в чём дело.
— Нам нужен другой врач.
Да, я в курсе. Узкий специалист, берущий кучу талеров в час. И хотел бы я, чтобы проблема была именно в деньгах.
— Я что-нибудь придумаю. Обещаю. Просто держи все свои домыслы при себе, ладно? Не надо нам, чтобы кто-то из немёртвой братии заинтересовался Рэном. А именно так и будет…
Адора смерила меня недобрым взглядом, явно собираясь выговорить за эгоизм, собственничество и тупость. И была бы права: здоровье малыша важнее, чем моё нежелание воевать за опеку с возможной роднёй. Но в итоге она просто махнула рукой и ушла прочь, оставив нас с Рэном наедине.
Я устало плюхнулся в побитое жизнью кресло, явно повидавшее молодость моей бабули Тэруко, и крепче прижал к себе мелкого. Он тут же прильнул ко мне, неприкрыто обрадованный возвращением блудного отца. И наверняка совсем не желающий, чтобы я снова бросал его одного в этом гиблом месте. Я и сам не хочу, но вот беда — когда ты не годишься в папаши года ни по одному пункту помимо годового оклада, получить опеку ужасно трудно. Даже временную. Даже над ребёнком-нечистью.
Даже без легиона клыкастых родственничков в перспективе.
— Не бойся, Риан Гри, — пробормотал я, проведя рукой по волосам Рэна, мягоньким и буйно вьющимся. Поначалу они были светло-каштановые, а теперь скорее тёмно-русые, как мои. Сдаётся мне, позже станут чёрные как смоль. — Не бойся, всё будет хорошо.
Он что-то залепетал, снова засиял улыбкой и потянулся ручонкой к моей ключице — краем глаза я приметил, как пенятся под кожей зачарованные чернила, прежде чем лечь привычным узором. Очередным цветком олеандра. Или чешуйчатой трехпалой лапой. Да, татушка у меня вздорная и ебанутая, мне под стать…
«Не бойся»? Ха, папочка, ты тут единственный, кто трясётся как заячий хвост.
— Я тебя никому не отдам, — заявил решительно, почти зло. — Никому. Ни вампирюге, ни сидским выблядкам, ни другому какому клыкастому мудаку… А, блин, обещал же при тебе не ругаться. Отец года, м-мать мою фею. Не сдавай меня Адди, и я дам тебе взятку грушей! У нас есть сделка? — Рэн ласково ухнул что-то в ответ. Будем считать, что согласился. — Замётано, крыжовничек.
Прошло минут пятнадцать, прежде чем Рэн начал клевать носом и наконец-то отрубился у меня на груди. Укутал его сразу в два одеяльца, зачаровал побольше игрушек — чтобы создать иллюзию своего присутствия где-то рядом, — и едва не силком выволок себя на улицу, во влажную прохладу поздней осени.
Не время мотать сопли на кулак, Киро. Надо хоть немного поспать, прежде чем идти причинять добро и счастье своему родному городу.
Жил я здесь же, в Айрон Дистрикт — всего пятнадцать минут до штаба охотников, а до Чертога и того меньше. Мой квартал раньше был сплошь промзоной, а сейчас немного облагородился и обзавёлся миленьким маленьким парком с видом на реку Эмрод. Место это мне всегда нравилось, и когда подвернулась возможность купить здесь жильё, да ещё и за бесценок, я не колебался ни минуты.
Правда, «жильё» мне досталось далеко не в идеальном состоянии — шутка ли, вторую сотню лет разменять? Прежде здесь была небольшая швейная мастерская… ну как прежде, лет двадцать назад. Ремонта тут всё не просило даже, а громко требовало. Кучу денег и времени угрохал, но не пожалел ни разу. Зато никаких долбанутых соседей, и места навалом. И отличный вид на реку, особенно на закате. И акустика хорошая. Это важно! Музыкант во мне, конечно, сдох и воняет, но всё-таки никуда не делся.
Наконец я заехал в гараж и собрался было подняться наверх, в своё личное царство еды и сна, к легиону разномастных кактусов и вороху нотных тетрадей. Мысленно уже представлял, какие непотребства буду творить с холодильником, а затем с подушкой и одеялом. Но не тут-то было: в дверь кто-то робко поскрёбся.
И кого, скажите на милость, могло принести сюда в такую рань?
Как оказалось, парнишку-курьера. Который тоже явственно охренел и с времени, и с места. Едва я увидел букет в его руках, сразу захотелось этим шедевром флористики кого-нибудь отмудохать. Во-первых, терпеть не могу мертвые цветы. Во-вторых… нет, серьёзно? Опять?! Что за срань творится в прилизанной башке моего бывшего?
Отсыпал курьеру чаевых и отправил восвояси, а сам хмуро уставился на букет. Невольно ухмыльнулся — по части понтов Виктор превзошёл сам себя. Огненно-красные амариллисы сорта Гвар Брэйт. Самые редкие и ядовитые. А в придачу ещё и карточка с пафосной цитаткой — не то из «Алой книги», не то из ещё какого сборника сидских сказочек.
«Ибо даже в самом чёрном сердце может расцвести пламенный цветок истинной любви».
Это типа: «я мудак и не лечусь, зато люблю вас великою любовью»? Или скорее: «не говнись и прощай уже меня прекрасного»? Зная Виктора, скорее второе.
— Какая прелесть, — протянул я себе под нос. — Могло бы даже сработать, хм… но нет, вообще нисколечко.
Дорогущий веник улетел прямиком в мусорный бак. Я же с чувством выполненного долга отправился навстречу судьбе. То бишь завтраку и постельке.
Мысль о том, что букет может быть не от Виктора, мне даже в голову не приходила.