Глава 8
Как оказалось, меня спасли охотники. Даже шкуры двух змеюк показали. Меня чуть не стошнило. Когда я вспоминал бой двух мутантов, меня невольно начинал пробирать холодок.
После недели нахождения в городе охотников я многое узнал. Конечно, сначала было много недоумевающих взглядов в мою сторону, когда я задавал очередной вопрос, казавшимся банальным для всех. Но мне было интересно. И я многое смог выучить.
Охотники оказались довольно спокойными людьми, только меня иногда напрягали их взгляды на мою руку и шею.
Оказалось, что боль, которую я почувствовал, прежде чем свалиться в темноту, была из-за того, что черная змея прошлась по руке хвостом. На самом кончике у нее была странная костяная игла, ею она и вспорола мне руку от плеча до запястья. Почему-то все зажило слишком быстро. На шее, с левой стороны, кожа слегка поменяла цвет на серый. Пару раз это место обследовали, но так ничего и не нашли. На этом меня оставили в покое, чему я был только рад.
Через три дня оказалось, что я не умею ни читать, ни писать. Неудивительно, ведь для учебы не было средств.
Один из мужчин по имени Саша, находясь на больничном, решил научить меня как читать, так и писать.
Оказалось, это не так уж и сложно, но почему-то Саша смотрел на меня немного странным взглядом.
К сожалению, я не умел читать людей.
— Ал, как у тебя дела?
Обернувшись, я увидел в дверях Риордана.
— Привет, все хорошо. Учусь писать и читать.
Я улыбнулся, но ответной улыбки не последовало. Мужчина как-то странно смотрел на мою шею.
Я непроизвольно потянулся рукой к потемневшему участку кожи.
Пальцы обдало легким холодком, при касании чувствовались маленькие пластинки чего-то очень гладкого и приятного на ощупь.
— Риордан, что это?
Как горлу подкатил удушающий комок паники. Я начал давить на пластины, пытаться их содрать с себя. Несколько штук отцепилось, но шею обдало болью, а руки испачкались в крови. Я продолжал тереть рукой поврежденный участок шеи. Захлебываясь слезами, заикаясь из-за рыдания, я не мог даже слова толком сказать. Перед глазами стояли змеи и отвратительные черви с человеческим руками. Тело начала бить крупная дрожь. В какой-то момент его свело судорогой. Боль пронзила резко, пробивая последнюю занавесу терпения. Больше ничего не было, кроме боли, отчаянья и страха в глазах мужчины напротив. Он направил на меня пистолет.
Я был не в себе, как будто меня что-то поглотило. Охотнику было все равно на мое трепыхание, на мою боль; он думал только о спасении своей жизни. Даже ценой моей, хотя я, по сути, только несколько дней назад познакомился с ними. Охотники. Они тоже любят жизнь. Так же как и я.
Выстрела я не слышал, только вспышка, и все. Как будто упал в какой-то колодец, вроде видел свет, но он был далеко, а из-за падения все тело болело. Как будто каждую косточку из моего тела по отдельности вырывали и снова вставляли. И так до бесконечности, до сорванных голосовых связок, до шепота.
Агония, одним словом.
Сознание я как будто даже не терял. Иногда я выхватывал моменты происходящего в комнате. Тусклые лампы на потолке, резкие движения, и опять приступ боли, на этот раз в спине. Наконец-то темнота. В последнее время она меня или преследует, или спасает, понять никак не могу.
Очнулся я в камере, судя по толстым, ржавым прутьям решетки. Именно решетку я и увидел, как только открыл глаза. Потом картинка начала плыть и вращаться. Меня начало тошнить. Пришлось перевернуться на ноющую спину и уставиться невидящим взглядом в потолок. Трещинки, паутина и сами пауки. Видно как на ладони. Тихие, еле слышные шаги, далеко, видимо. Я пытался прислушаться, но ничего. Хлопнула железная дверь, отрезая меня окончательно от всех звуков и признаков посторонней жизни. Это успокаивало. Так я знал, что не один. Но таким как я, выбирать не дано, за нас все решают другие. За сотни жизней решает один, ибо у него власть. У кого пушка, тот и правит балом.
Немного полегчало. Руки были испачканы в собственной засохшей крови. Тряслись, как у алкоголика, которого я видел в далеком детстве в Нижнем городе. Я притронулся к шее, чувствуя пластинки, тонкие, гибкие. Снова выросли. Я не видел смысла себя мучить — если мне суждено, чтобы они были на моей шее, то они там будут.