Глава 1

Иногда я скучаю по былым денькам — что ни вечер, то охамевшие сидхе, адреналин и пляска смерти, окровавленные потроха и опасность на каждом шагу. А теперь… ну да, теперь сплошь отстрел упырей, нудные территориальные разборки вампирских кланов, драчки оборотней за стаю, женщину или футбольную команду.

Проблемы с сидхе случаются, но гораздо реже и в весьма скромных масштабах. Пакт камня и железа действует вот уже почти три года, и Железный закон теперь соблюдается по обе стороны завесы. Клятые фейки небось скрипят зубами от ненависти и злости, но вынуждены следить за порядком — ведь в противном случае права на приграничные земли Тир-на-Ног перейдут обратно к моему предприимчивому мужу.

Муж… До сих пор иногда не по себе делается, и я такой — что, блин, стряслось с моей прежней жизнью? Киро Хаттари, бедовый подменыш и вечный распиздяй, повенчанный со скрипкой, табельным стволом и значком маршала, — и вдруг женат. Да ещё и ребёнка воспитывает. Отрыв башки!

Но вот тут бы я ничего не стал менять. В одинокой жизни есть немало плюсов, но и минусов тоже хватает. Да и нет таких холостяцких радостей, на которые я променял бы свою новую семью — слишком люблю обоих своих вампиров. И взрослого, и мелкого.

Своего лучшего друга, впрочем, люблю тоже. И всегда рад выбраться с ним куда-нибудь… Ну, обычно рад. Но сегодня, едва мы встретились у дверей нашего любимого бара, у меня возникло смутное чувство — с Алеком что-то не так. Да, он весел и мил, буквально сияет обаянием на пять метров вокруг, а посетители слетаются, будто мотыльки к фонарю, и… Это-то и смущает. Нормальный Алек — в меру добродушный, саркастичный и высокомерный, эдакий аристократ в изгнании, снизошедший до жалких смердов. Алек-радиоактивное-солнышко же — верный признак того, что мой друг в отвратном настроении и желает развлечься во всех смыслах.

Что очень странно, ведь наш Алек — тоже отнюдь не свободный кот и последние пару лет развлекается строго с одним вечно хмурым чернокнижником…

— Эй, дружок, ждёшь кого-нибудь?

Я было собрался предъявить обручальное кольцо — мол, уже дождался, но потом дошло — девушка обратилась не ко мне.

Впрочем, как и всегда. Я-то симпатичный и всё такое, но на фоне Алека Сазерленда сложно не выглядеть той самой уродливой подружкой.

— Кто знает, миз, кто знает? — протянул Алек, бросив на неё кокетливый взгляд из-под ресниц. — Может так статься, что и вас…

— Это вряд ли, маршал барсик, — решительно прикрыл я постановку имени одного актёра. — Простите, миз, он со мной. Перебрал маленько, вот и выделывается.

Девушка — хорошенькая зеленоглазая блондинка, мимо которой в былое время не прошёл бы ни один из нас двоих, — надула ярко накрашенные губы. Окинула меня оценивающим взглядом; похоже, осталась довольна увиденным.

— Мы могли бы…

— Не могли бы, миз, я не по тройничкам. Хорошего вам вечера.

Печально вздохнув, девица убрела к своим подружкам, тоже весьма плотоядно глазеющим в нашу сторону. Я же залпом осушил стакан и укоризненно глянул на друга.

— Серьёзно, блядь, Алек-чин? Это уже третья. И да, того стрёмного мужика с бородкой я тоже посчитал.

Промолчу уж про тех, кто весь вечер на него пялится. Не то чтобы мне это в новинку — Алек донельзя харизматичен, очарователен и просто хорош во всех отношениях, но…

Он изящно пожал плечами, затем уже не столь изящно выжрал двенадцатый шот текилы и закусил ломтиком лайма. Поморщился (коты и цитрус — не лучшее сочетание), элегантным жестом откинул со лба непривычно растрёпанные кудри.

— Что я могу поделать, бро? Быть красивым такой грех.

— Да ты ж специально их цепляешь! Знаю я все эти твои томные взгляды, улыбочки блядские, — фыркнул я. — Не круто, чувак. Тэйна здесь нет, зато твой лучший друг прямо…

— Да кого волнует этот ёбаный ведьмак? Видеть не желаю его наглую небритую рожу! Пусть сидит в своей лесной глуши, пока сам мхом не покроется! — тут же взвился Алек и жестом подозвал бармена (рога свои ставлю, бедолага все силы положил на то, чтобы не ржать с нас в голосину). — Эй, милашка, давай-ка мне ещё три… пять… А, хрен разница, тащи-ка сразу бутылку.

Бармен — понятливый малый — вопросительно глянул на меня. Я покачал головой — бутылки нам тут точно не надо — показал три пальца и, склонившись ближе к своему другу, негромко заметил:

— Тебя и волнует, бро. Иначе ты бы тут не купался в бухле и не выпрыгивал из штанов, невесть кому пытаясь доказать, что весь бар по щелчку пальцев кинется к тебе в койку.

Алек надменно фыркнул.

— Дорогой мой Киро, мне ведь не нужно доказывать нечто настолько очевидное…

Договорить он не успел — к нам подкатился очередной любитель томной кошачьей красы.

— Скучаешь, красавчик?

— Не видишь разве, у нас тут безудержное веселье?! Отъебись!

Парня как ветром сдуло. Оно и понятно — наш маршал барсик страшен в гневе, лишний раз его бесить даже Люк не рискует.

Надолго гнева Алека, впрочем, тоже обычно не хватает.

— Кого волнует грёбаный Тэйн? — упрямо повторил он, нахмурившись. — Ему-то точно на меня плевать. А я… я ему не какой-то там подушечный котик без мозгов и яиц, чтоб меня забавы ради тискать и ни в грош не ставить, ясно?

— Да ясно, ясно, — протянул я, изо всех сил стараясь не закатить глаза. — Только выхлестать бутылку я тебе всё равно не дам, ты и так уже в драбадан ужрался.

— Брехня!

— Ну мне-то не заливай.

Алек злобно фыркнул, однако спорить не стал. Выпил подряд три шота, которые перед ним поставил бармен, подпёр голову кулаком и принялся хмурым взглядом сверлить барную стойку.

— Ладно, вот что: хватит.

— Слава Тьме! И я так думаю! Чувак, ещё пяток шотов даже твоя оборотническая печень может не пережить…

— Нет, Киро, я не о том, — проворчал Алек. — Хватит с меня Тэйна и его тихушных делишек. Я всё. Заебался. Завтра соберу вещи и… ох, блин, как вообще дошло до того, что половина моего барахла очутилась у него дома?

— Вы живёте вместе, — напомнил я безжалостно, стараясь не выдать изумления. — И кошку воспитываете. Ну, или скорее она вас.

Нет, наш маршал барсик нередко цапается со своим парнем, но всё же давно и прочно считает его своей кошачьей собственностью. И никогда даже не помышлял от него свалить. А Тэйн, при всём его, хм, ведьмачестве, на Алека надышаться не может — и всем, кроме вздорного кошака, это ясно как день.

— Алек, объясни толком, что случилось?

— Ничего, — он мотнул головой. — Ничего нового. Просто Тэйн в очередной раз едва не убился об какую-то херню. И в очередной же раз не соизволил мне сообщить, что домой может вернуться поздно и по частям.

Я открыл было рот. Подумал. Закрыл.

Наш Алек-чин ещё та королева драмы, однако косяк и впрямь серьёзный — может, не настолько, чтобы паковать вещи и насмерть драться за общую кошку, но…

— Что, молчишь? Нечего сказать? — Алек усмехнулся, неприятно и желчно, что совсем непохоже на обычную его хитрожопо-обаятельную улыбочку, за которую можно душу продать. — Само собой. Люк бы так с тобой никогда не поступил, он тебя слишком уважает. И любит.

— Тэйн тебя тоже…

— Это я его люблю, — огрызнулся Алек. И тут же печально улёгся на стойку. — Ки-и-иро, я его так люблю, что сдохнуть охота. В жизни никого так не любил, как этого тихушного мудака. А он меня… просто терпит. Не знаю уж почему, да и знать не хочу. Хватит с меня, хватит…

— Что хватит — это точно, — согласился я, поднявшись, и вытащил из бумажника пару крупных купюр. Выжрал Алек прилично, да и бедному бармену, два часа слушавшему наш трёп, не помешают хорошие чаевые. — Идем, проветримся — и домой. Переночуешь у нас? Люк точно не будет против, а уж Рэн своему пятнистому дядюшке всегда рад.

— Сп-сибо, — буркнул Алек, едва ли не повиснув на мне. То ещё зрелище, учитывая, что росту во мне едва наскребётся метр восемьдесят, зато в моём друге добрых метр девяносто. — Ты такой х-роший, Киро… Пр-сти, что ис… портил вечер…

— Чего, блин? — искренне возмутился я, помогая ему упаковаться в пальто. — Не дури, Алек-чин, сколько раз ты слушал моё нытьё и спасал мою задницу? Для этого и существуют лучшие друзья.

Споро впихнувшись в кожанку, повёл своего ужратого барсика к выходу. Выпил он очень много, но у оборотней чудовищный метаболизм — на вечернем воздухе алкоголь быстро выветрится. Надо бы разыскать какую-нибудь скамейку, пока не…

…а, нет, уже не надо.

Тэйн, похоже, примчался, едва получив моё сообщение.

— Пре… пи… датель и подлец, — возвестил Алек, каким-то чудом до сих пор умудряющийся складывать буквы в слова. Клятые оборотни! Я сам человек лишь наполовину, но после такого количества текилы не то что говорить — ползать бы не смог. — Какой ты др-р-руг после этого?!

— Самый лучший, — фыркнул я, подтащив его к Тэйну. — Двадцать лет дружбы не пропьёшь, хоть ты и старался. Завтра мне спасибо скажешь, что не пустил вещи собирать.

— Блядская фея, не звони мне больше!

— Ага, свежо предание.

Решив, что он со мной теперь не дружит, Алек повис на своём ведьмаке и игривым шёпотом, слышным, наверное, на другом конце переулка, протянул:

— Приве-е-ет, Салли! Вообще не рад видеть твою каменную морду, но раз такое дело… замутим прощальный перепих?

— В таком состоянии ты можешь замутить разве что с канистрой трезвящего зелья, — скучным тоном отозвался Тэйн, но я успел заметить — его знатно покоробило. То ли от Салли, то ли от прощального перепиха, так сразу не разберёшь.

— И такое бывает? — ужаснулся Алек. — Какой херни ты только не варишь, а! Ужасный человек! Зануда-убийца! Почему я тебя вообще люблю?

— Это ты мне скажи, Александр.

— Да если б я знал!

Упихав своего блудного кошака на пассажирское сиденье, Тэйн чуть слышно выдохнул, пристегнул ремнём подозрительно сонного Алека. Одарил его долгим задумчивым взглядом, пригладил непослушные кудри, провёл кончиками пальцев по чуть смуглой щеке.

Боги, Алек, ты вроде один из самых молодых выпускников Магистерии — а такой тупой иногда. Терпит он тебя, как же…

— Спи.

Алек вырубился тут же — не потому, что он такой послушный, а потому что против приказа чернокнижника тут не попрёшь. Сказал спать, ты и спишь, будь хоть трижды оборотень.

Тэйн выпрямился, повернулся ко мне.

— Спасибо, что помог его разыскать.

— Да не за что, чувак, — я хлопнул его по плечу. — Алек — мой друг, я бы не дал ему наделать глупостей.

Прежде мы с Салазаром Тэйном не слишком ладили, но теперь отношения между нами не в пример теплее. Это неизбежно, если мужик внезапно оказывается приятелем твоего супруга, кумиром твоего сына и парнем твоего кота! Хотя, должен признаться, по-прежнему рядом с ним чувствую себя немного неуютно. Мы вроде почти одного роста, но на моём фоне Тэйн — просто гора мышц.

О да. Алек любит строить из себя дамского угодника, но всякий раз, стоит ему завидеть стереотипного тупого качка, его хвалёная гетеросексуальность улетает в закат, даже не помахав ручкой напоследок.

Тэйн, впрочем, не тупой. Даже с виду. Взгляд у него уж слишком проницательный и колючий. Да и густой флёр тёмной магии образу качка ничуть не способствует.

— А он пытался?

— Он склеил половину бара, ни разу не подняв задницу со стула, — честно ответил я. — А ещё твёрдо решил, что вы расстаётесь. Уже вещи пакует.

Тэйн никогда не был особо разговорчивым, но впервые на моей памяти он не нашёлся с ответом. Потемнел лицом, свирепо нахмурился. И наконец сухо обронил:

— Ясно.

И мне ясно. Ясно, что без блядской феи в моём лице эти два великовозрастных дебила, увы, не разберутся.

— Слушай, чувак, я подробностей не прошу — не моё это дело. И я знаю, что Алек склонен чрезмерно реагировать, да и спьяну чего только ни наговоришь, но… ещё я знаю, что если он соберёт вещи и уйдёт, то это уже с концами. Ты его не вернёшь.

— Если он хочет уйти…

— Да не хочет он уходить! — отмахнулся я раздражённо. — Просто думает, что не нужен тебе. Вы, ребята, вообще пробовали решать свои проблемы без секса? Словами, Тэйн! Словами через рот! Алек не поймёт по-другому, он реально плох в этих эмоциональных качелях, да и некоторые вещи необходимо проговаривать вслух. Сюрприз, да?

— В некотором роде, — проворчал Тэйн, проведя ладонью по коротко стриженным волосам. — Спасибо, Киро. За всё.

— Не за что, Салли, — едко отозвался я, зная, что сегодня мне простят очень многое. Даже эту нелепую кличку. — Короче, ребят, мне пофиг, что у вас там стряслось: мой сын ждёт своих дядюшек в гости послезавтра, и к этому времени вы помиритесь, хотите того или нет. Я понятно выразился?

— У нас есть сделка, Маред Морт, — криво усмехнулся Тэйн. И, кивнув мне напоследок, сел в машину, где безмятежно дрых наш с ним самый любимый (и самый вредный, да) кошак.