Падший учитель

Можно ли купить любовь за пару монет? Некоторые мудрецы считают, что истинную любовь получить за деньги невозможно, и только единение душ, взаимоуважение и искренность могут подарить столь волшебное чувство. Однако, добросовестный глубокий минет вполне реально заказать у не слишком брезгливого тела. А если сверху накинуть еще медяк, или половину сочного окорока, то глаза любой шлюхи сразу наполнятся щенячьей искренней преданностью, обожанием, и огромным уважением к щедрому клиенту.

Конечно, это все — искусная ложь, как и наигранные причмокивания. Настолько искусная, что пару мгновений кажется, будто тебя действительно любят, хотят, ждут…

И чем прекраснее иллюзия, тем дороже она в итоге обойдется, как ночь в борделе «Искушение», например.

«Искушение» удобно расположился на главной улице столицы королевства Орен, между старинным высоченным зданием суда и новехонькой торговой гильдией, облепленной мелкими лавчонками. К слову, на их фоне бордель казался скучным трехэтажным особняком, благопристойным и сдержанным, словно дом пожилого набожного графа. Ни одна деталь строгого фасада «Искушения» не намекала на его истинную суть. Но это тот случай, когда праздничные гирлянды из красных фонарей и вывески с фривольными изображениями не нужны. Не нужна пошлая мишура легенде среди городских борделей, за ночь в котором можно оставить целое состояние.

Массивные, темно-вишневые двери «Искушения» открыты для всех и каждого… у кого найдется оговоренная сумма, разумеется. Разнорабочий, скрупулезно собиравший деньги три года и отказывающий себе во всем, или богач, небрежно бросающий набитый золотом кошель прямо на стойку — неважно. Каждый, независимо от статуса и расы, получит в стенах «Искушения» обслуживание на высочайшем королевском уровне. Получит свою идеальную иллюзию. Свою мечту… Любовь.

— Нет, вы мне все-таки объясните почему вот они стоят две серебряные монеты, — очередной доставучий клиент указал заскорузлым пальцем в сторону юношей и девушек, расположившихся на шелковых подушках вдоль стен. — А этот стоит… целых три золотых? — он яростно махнул рукой на один из портретов, висевших за спиной управляющего борделя.

Управляющий сразу же оглянулся, поправив аккуратные очки в серебряной тонкой оправе, затем кротко улыбнулся уголками губ.

На картине был изображен изящный юноша в расслабленной позе скучающего наложника. Из одежды на нем были лишь белоснежная шелковая полупрозрачная юбка танцора, скомканная на подтянутых, медовых бедрах, да тонкие золотые браслеты, обнимавшие запястья и щиколотки. А дополняли образ раба из южной страны огненно-рыжие волосы, струившиеся по плечам и небрежно спадавшие на черное покрывало его богатого ложа.

— Наши работники, встречающие клиентов на первом этаже, — чутки, искусны, внимательны. У них безупречные тела, — управляющий отвечал четко, будто зачитывал инструкцию, при этом он заискивающе улыбался, словно перед ним не мелкий жадненький чинуша в отрепавшемся сюртуке, который точно ни одной монеты в элитном борделе не оставит, а граф, или герцог какой. — Но они не совершенны.

— А этот, стало быть, «совершенен»? — чинуша недовольно хмыкнул, продолжая тыкать пальцем в портрет, который уже пробуждал в нем странное, неведомое чувство. Он все вглядывался в непокорные ореховые глаза, подведенные изысканной тушью, блики на медовой коже, которые художник передал невероятно талантливо, и пухлые алые губы, обещавшие просто неописуемое наслаждение.

— Да, именно так, — управляющий продолжил улыбаться, хотя в его золотых глазах уже поблескивало раздражение. — Рашим подарит вам незабываемую ночь. Подарит одно из тех воспоминаний, которое станет особенным, словно первый закат, или первая поездка к морю.

— Ой, да ла-адно, подумаешь, какая-то подстилка с юга. Да он от других ваших шлюх ни чем не отличается! — мужичок будто внушал себе и всем присутствующим, что Рашим ему вот совсем-совсем не нужен, и никому не нужен за такие деньжищи-то! Только его проклятое распаленное воображение продолжало подсовывать эти медовые бедра, которые хотелось сжать пальцами до тихого и протяжного стона, оставив на них пару синяков…

— И тем не менее вы смотрите на Рашима уже пять минут, — за спиной чиновника раздался бархатистый, спокойный приятный голос с едва заметной стальной ноткой, свойственной уверенным в себе людям.

Мужчина встрепенулся от неожиданности и резко обернулся, опасаясь схлопотать осуждения от влиятельной шишки за свою доставучесть. Потом правда, его встревоженная гримаса растворилась, как утренняя дымка, обнажив презрительную ухмылку.

Шед привык к подобному надменному взгляду, которым его вновь окатили, словно помоями. И хотя он выше полноватого мелкого чиновника в помятом сюртуке и намного привлекательнее, да и одет был примерно на ту сумму, за которую этому самому чиновнику пришлось бы работать без выходных пару лет… но Шед — не человек, а в королевстве Орен представители других рас считаются вторым сортом, мусором, обслугой…

— У вас же бордель с людьми! Это даже в буклете написано. Ну и что лерментис* здесь забыл? У них свои шлюшатники же!

— Господин Шед не работает с клиентами, — учтиво заметил управляющий.

— Жаль-жаль, — чинуша наигранно вздохнул и усмехнулся, затем подбоченился, чувствуя безнаказанность, — Подстилка хозяина, наверно, или твоя?

А Шед все так же отстраненно смотрел огромными масляными черными глазами без зрачков на несуразного мужчину и снисходительно улыбался. Улыбался, словно божество, у чьих совершенных ног пищит очередной жалкий глупец, недостойный даже крупицы гнева.

Ну, на самом деле лерментисы никакие не боги, а раса, созданная для плотских утех, только невероятно красивая. Их наградили отменной регенерацией, что должна исцелять после жестоких ночей. А еще у них безупречная кожа без изъянов, пятен и родинок, которая и правда может принадлежать лишь богам, как и изящные точеные тела… и небольшие крылья. Точнее — абсолютно бесполезные оперенные огрызки, которыми можно, разве что, спасаться о жары, да привлекать внимание. Возможно, маги сотворили крылья у лерментисов по ошибке, или хотели потешить свое эго, добавляя атрибут божественности тем, кому суждено сдирать колени и широко раскрывать рты — неизвестно.

— Данный вопрос не в компетенции управляющего, — спокойно ответил Шед. — Но если вы хотите узнать что-то еще о наших работниках…

— Да чего тут узнавать, — чинуша обиженно вздохнул. — Деньги, знай, тащи, причем немалые! Кто-то три золотых будет собирать и полгода!!!

— Понимаю ваше недовольство, но если у вас нет вопросов, и нет желания пользоваться услугами «Искушения», то я бы попросил не тратить больше ни свое, ни ваше драгоценное время.

Чиновник только открыл рот, дабы гаркнуть на чернокрылую подстилку, которая посмела вот так нахамить представителю первой расы,* то есть человеку, но Шед оборвал его, продолжив стальной монолог:

— Надеюсь, вы найдете выход сами, без помощи охраны.

Мужичок качнулся, прикусил язык и бочком, вдоль стойки, пополз в сторону двери, попутно пытаясь извиниться.

— Мы всегда ждем вас в «Искушении» и верим — вы еще вернетесь, чтобы получить лучшие воспоминания в жизни. — Произнес лерментис спокойным тоном, провожая настырного гостя невозмутимым холодным взглядом. — Рашим еще не начал работать, а уже нашел себе обожателя, — сухо констатировал он, и повернулся к управляющему, всплеснув волосами, после чего скинул доброжелательную маску, обнажив ледяное равнодушие.

— Нашим новеньким уже трое интересовались. И на завтра назначен его первый клиент. Надеюсь, все пройдет хорошо, — ответил управляющий, протирая очки кружевным платком.

— Рашим не подведет. Потому что я его нашел, и я его подготовил.

— Да… я знаю, господин Шед. На вас все «Искушение» держится, как на фундаменте.

И это не было преувеличением, или излишней лестью немолодого сотрудника, цеплявшегося за свою должность всеми конечностями. Шед — один из основателей легендарнейшего борделя столицы. И пусть у него нет права подписи, пусть его считают подстилкой хозяина, пусть он лишь какой-то лерментис с оперенными огрызками за спиной — «Искушение» все равно принадлежало ему, потому что…

Шед — учитель и наставник будущих элитных шлюх, без которого данный бордель очень быстро скатится на несколько ступенек ниже и станет… посредственностью, обмотанной гирляндой из красных фонариков, где размалеванные пьяные тела сосут за монету, а потрепанный жизнью бард, недоучивший ноты, мучает лютню всевозможными способами.

***

Шед поднимался по массивной вишневой лестнице, оставив за спиной негромкую умиротворяющую музыку в исполнении одного из престижных оркестров города и радостный смех работников, доносившийся с первого этажа.

Благодаря расовым особенностям Шед в свои тридцать восемь лет выглядел молодо, свежо и естественно, насколько может выглядеть живая кукла, созданная для плотских утех. Ни одной морщинки, шрама, пигментного пятнышка на его бледной коже не было видно, будто он использовал магическую пудру, хотя это, конечно не так. У Шеда волосы прямые, безукоризненно черные, как ночь на адским лесом, и небольшие крылья с перламутровым отливом, которые прямо сейчас слегка покачивались в такт его уверенным шагам.

— Да заебало, честно, приходит разговоры разговаривать… как день прошел, как в мясной лавке затарился. И не пошлешь, блядь, он же честно за ночь заплатил!!! — у лестницы мирно вполголоса беседовали два работника «Искушения». Точнее — один жаловался на свою горькую долю, отхлебывая остывший чаек из большой чашки, а второй сочувствующе кивал, изображая заинтересованность.

— О, Шед идет!!! — встрепенулся второй участник беседы, обрадовавшись внезапному спасению от надоевшего нытья, — Добрый вечер, господин Шед!

Лерментис никак не отреагировал на приветствие, а когда поравнялся с парнями, бесцветно произнес:

— Ты сейчас обсуждал клиента, Гилиан? — пристальный взгляд бесконечно черных глаз, в которых отражался кусочек ясного ночного неба, пригвоздил юношу к бордово-фиолетовой портьере, висевшей за его спиной.

Парень закашлялся и сильнее вцепился в чашку похолодевшими пальцами.

— Да, господин Шед, — Гилиан знал, — одно слово этого безжалостного лерментиса в безупречном черном сюртуке с серебряными пуговицами, и ты уже не работаешь в его борделе, а летишь в ближайшую мусорку. Знал и поэтому отвечал честно, не пытаясь юлить и оправдываться. Все равно уловки бесполезны против мастера сладкой лжи.

— Потому что… сил уже никаких не осталось. Этот… клиент приходит каждую неделю разговоры разговаривать. Заебало! — голос Гилиана дрожал.

— Действия клиента нарушают устав «Искушения»? Он пытается тебя ударить, оскорбить, унизить?

— Да нет, Шед, то есть, господин Шед, — Гилиан мотнул головой, взметнув черные немного спутанные прядки, — это дружеский треп. О том как день прошел и прочая лабуда.

Юноша хотел добавить еще оправданий, но резко прикусил язык, понимая, что вот сейчас начнется…

— Пока клиент не нарушает правила, он вправе получить то удовольствие, за которое платит, — сухо произнес Шед, не отводя взгляд. Почти гипнотический, таинственный, как бесконечная звездная пустота над головами, — И ты обязан это удовольствие ему обеспечить на высшем уровне. Не важно, хочет он обсудить с тобой список покупок, или требует сеанс массажа плавно перетекающий в горловой минет.

— Да, я понима…

— Если ты настолько туп и бездарен, что не можешь поддержать обычный разговор, то отрабатывай неустойку и отправляйся красить заборы, — безапелляционно констатировал лерментис, не повышая голос.

— Шед… господин Шед, я же…

— Наши клиенты платят не за то, что трутся о шлюх пять минут, — отрезал Шед, — Они платят за атмосферу, за чуткость, за внимание к своим странным желаниям. Не всегда эротическим.

— Вот-вот, а я говори-ил, что радоваться надо такому расчудесному клиенту, с которым ты не трахаешься, а денежку все равно имеешь! — радостно вклинился второй забытый участник беседы и тут же скуксился, вжав голову в плечи, едва поймал на себе строгий взгляд Шеда.

— В «Искушении» никого работать не принуждают. Раз клиенты вас… — Шед сделал небольшую паузу, — Тяготят, то вы всегда можете уйти. Мне не нужны сотрудники, которые работают из-под палки, — закончив безэмоциональную лекцию, лерментис развернулся и не спеша продолжил свой путь.

— Нет... Я, мы… — замямлил Гилиан спустя несколько мгновений, но Шед даже не оглянулся в его сторону, лишь произнес на ходу, не сбавляя шаг:

— Еще одна подобная выходка, Гилиан, и начинай присматривать себе малярные кисти.

— Проклятье! — юноша чуть было не разбил свою чашку о дубовый ламинат.

— Да-а, протянул второй парень, — в элитные шлюхи нас теперь точно не возьмут. У Шеда память-то хорошая…

— Знаешь, что, предатель, иди-ка ты на хуй!

— Гил, извини, ну извини! Я не мог тебя поддержать, я же хочу сохранить свое место! Ну, Ги-ил!!! А так я очень тебе сочувствую из-за этого тупого чудика, который тратит деньги на обычную болтовню. Ги-ил!!! Ты, кстати, мне его не отдашь, а? Ему светленькие вообще как? Ну, Ги-ил!!!

***

Шед открыл синюю дверь, резко распахнул красно-сиреневый занавес, расшитый золотом, и в одночасье очутился в прекрасной южной сказке.

Комната, окутанная ароматами гардении, вишни и шиповника была относительно небольшой, но роскошной. Роскошной, не как гнездо вороватой сороки, а как покои королевского наложника, где каждая подушка тщательно подбирались для создания нужного настроения.

— Добрый вечер, учитель, — Рашим грациозно приподнялся, скомкав шелковые простыни цвета марсала. Затем он прогнулся в спине, демонстрируя изящную талию, опоясанную тонкими цепочками, и аппетитные контуры мышц на своем животе.

Шед не поздоровался, а просто начал расстегивать свой сюртук.

— Волосы, Рашим, не забывай про них, — холодно заметил он.

Юноша слегка смутился, опустил голову и плавно выдернул золотой гребень, сдерживающий огненно-красные мягкие пряди, которые тотчас расплескались по его плечам и подушкам.

Это был настоящий наложник правителя далекой страны. Мечта… южная терпкая с привкусом жгучего перца, и меда. Мечта, облаченная в изысканный воздушный шелк и золото высшей пробы, а не дешевую мишуру с рынка. Глядя в огромные ореховые, манящие глаза Рашима полные восхищения, любой чувствовал себя королем, хозяином, а может и самим богом. Пусть и на одну ночь.

Шед подошел к ложу, наступив на край простыни лакированным ботинком и поднял Рашима за подбородок.

Юноша покорно задрал голову под нежное звяканье цепочек, обнимавших его шею.

Лерментис оценивающе посмотрел на Рашима, как на любимое произведении искусства, потом он провел большим пальцем по его пухлым губам, размазывая блеск.

— Учитель… — выдохнул Рашим, обхватил руками запястье мужчины, и плавно вобрал его палец в свой рот. При этом он был смущен, трогателен, будто делает это впервые. И так горяч, словно обсасывать фаланги — смысл его существования и он без этого просто не может жить!

— Голову ниже… глаза прикрой, только не закрывай совсем, — холодно напоминал Шед. Впрочем, юноша сам, без указаний принял выгодную позу и… Смотрел снизу вверх, как учили. Смотрел с желанием, трепетом и южной терпкостью, взмахивая безумно-длинными ресницами. Смотрел, словно влюбленный раб на единственного повелителя, для которого готов на все — раздвинуть ноги, закопать труп, вылизывать подошву его обуви.

Хоть Шед и не говорил этого, но он точно был доволен и горд за свое новое творение, которое принесет еще больше денег его борделю, которому он отдал двадцать лет жизни.

Совсем скоро лерментис отстранился под обиженный стон Рашима, а затем властно уронил его на простыни и покрывало, под звяканья украшений. Юноша сделал глубокий вздох и медленно развязал свою шелковую юбку, державшуюся на нескольких лентах. Потом он широко раздвинул упругие бедра с нежными контурами мускулов.

На гладко выбритой коже Рашима не наблюдалось ни одного волоска. Такая чистая, невинная, медовая… Медовая во всех смыслах, потому что в нее долго втирали дорогое масло со вкусом и ароматом меда, дабы придать ей очаровательный манящий блеск.

На лице Шеда не дрогнул ни один мускул, ни одна озорная искорка не зажглась в его глазах, когда, он увидел изящную игрушку, вставленную в Рашима до основания и блестевшую от прозрачной смазки.

Стоило чуть потянуть на себя деревянный член, как парень встрепенулся, выдыхая едва уловимый стон, не то боли, не то наслаждения.

Интонацией и испуганным взглядом Шед остался доволен, но вида не подал, а просто резко вырывая игрушку.

Рашим вскрикнул от неожиданности, вцепившись пальцами в простыни, а сам приподнял бедра, как учили, чтобы усладить взор Шеда своим беззащитным телом, покорностью и капельками смазки, скользящими по упругим ягодицам.

— Учитель, — юноша пробежался язычком по нижней губе, — Я мечтаю служить вам. Вам не нужно тратить на меня свое драгоценное время, я…

Рашим запнулся, почувствовав, как игрушку вновь прижали к раскрытому анусу и сделал глубокий вздох, не сводя пристальный взгляд от истинного хозяина борделя.

Деревянный член вошел резко, до упора под громкий стон Рашима, который весь выгнулся, запрокинув голову и, вцепился в покрывало до хруста костяшек, а потом расслабился… обмяк.

— Учитель, благодарю за подаренные ощущения, — Рашим посмотрел на Шеда с собачьей преданностью и обожанием, — Желаете, чтобы я усладил ваш взор? — Он сделал небольшую паузу, и перевел взгляд на шкафчик из красного дерева с стеклянными дверцами, стоявший у стены, — С чем-нибудь… более интересным?

Шед на шкафчик не оглядывался, ведь его ассортимент он знал наизусть, точнее, сам подбирал каждую игрушку в южном стиле, или заказывал у первоклассного мастера.

— Верхняя полка, третий по счету, — спокойно произнес он, наклонившись к Рашиму.

Третьим по счету стояла искусная имитация члена какого-то монстра с необычайно толстым стволом и массивной вытянутой головкой с закругленными щипчиками.

— Учитель, одна мысль, что ваши руки подарят такую боль и такое удовольствие уже сводит меня с ума! Мое тело целиком в вашем распоряжении.

— Идеально, — Шед смахнул рыжую прядь с лица юноши, — Завтра к тебе придет первый клиент, не подведи, Ланс.

Конечно же Рашим — очередная искусная подделка, легенда со вкусом перца и меда. Вряд ли кто-нибудь отдаст за ночь с Лансом-посудомойщиком из дешевой таверны три золотых. А вот за умелого наложника в шелках и браслетах — могут отдать и душу.

Даже зная, что это все ложь.

Ведь ложь, тем более столь волшебная, терпкая, южная, звенящая золотыми цепочками, намного лучше горькой правды и беспросветного одиночества.

***

Лерментис — научное название разумной расы, выведенной специально для плотских утех

Первая раса — так иногда называют человеческую расу, потому что она появилась намного раньше остальных и у нее множество привилегий