Глава четвёртая

Давно я так хорошенько не высыпалась, конечно. Мама обычно будит меня задолго до этого – ходить тихо и заниматься своими делами так, чтобы не было слышно в другом доме, она не умеет. Я, конечно, привыкла, но иногда так хочется выспаться – как, например, сейчас.

Интересно, почему она сегодня такая тихая? Может, перепила вчера и сама ещё спит?

Как мы, кстати, до дома-то добрались? Она меня спящую в машину запихивала? Да и что-то я не припомню, чтобы у нас дома пледы были флисовые…

От того, насколько резко я села, у меня закружилась голова. Я так и думала – я не дома!

Блин, неужели так сложно было меня разбудить? Я же не прошу, чтобы меня как в детстве на руках до комнаты донесли да в кровать уложили, я дама самостоятельная, сама лягу, но для того, чтобы перелечь, надо было как минимум проснуться?

– Мам? – обречённо крикнула я, свешивая ноги с дивана. Стол ещё никто не убрал, равно как и некоторую часть еды с него, поэтому я цапнула кусок сыра и зажевала его. Заедаю беспокойство, так сказать.

– Чувствую себя как в мультике про волка и телёнка, – в дверном проёме выросла фигура. Слава богу, не отцовская, а всего лишь Димина. Он опёрся об дверной косяк.

– Папаня, – фыркнула я, отбрасывая плед и поднимаясь.

– Вот, так и надо, а ты всё «мама, мама», – от души спародировал Волка он. Я рассмеялась, но потом сразу же посерьёзнела.

– Почему меня никто не разбудил? – спросила я, цапая ещё один кусок сыра. Сыра вообще много не бывает, а те, кто считают иначе, ничего не понимают в сыре. Ну, знаете, пицца с сыром, салат с сыром, сыр с сыром…

– Понятия не имею, – Дима пожал плечами для убедительности. – Как-то все собираться начались, Наташа тебя тут и забыла…

– В смысле забыла, – мои глаза округлились до размеров тарелок. Я была у матери единственным и неповторимым ребёнком, поэтому раньше за ней патологической забывчивости замечено не было.

– Шучу, господи, – произнёс Дима извиняющимся тоном. – Просто решила тебя не будить. Попросила позвонить, как ты проснёшься, чтобы она тебя забрала. Поможешь мне со стола убрать?

– Ага, щаз, – ответила я, но поняла, что звучит это не так, как должно было, и поправилась. – В смысле, действительно сейчас помогу, только сначала маму наберу.

Дима, пока я искала телефон, взял пару пустых фужеров и деликатно удалился на кухню.

Ну, лучше бы я ей не звонила, если честно. Потому что «Анечка, я на работе, разговаривать не могу, вечером заеду, если время будет».

Я выругалась и бросила трубку. Мама мне не дала ни слова вставить, да и если бы дала, я понятия не имела, что ей говорить.

Подхватила тарелку с остатками салата и гордо направилась на кухню.

– Ну что? – Дима мыл посуду. Люблю всех, кто моет посуду и кто не я.

– Ничего хорошего, – огрызнулась я. – Она опять по своим сделкам покатилась. Заеду, когда у меня будет время, – передразнила я её раздражённо. – Всё понимаю, но этого не понимаю. Прости, что так вышло.

– Ну, справедливости ради, она спросила у меня, можно ли тебя здесь оставить, – Дима поднял фужер на свет, высматривая на нём грязь. Не увидел и отставил. – Я согласился.

– Дак а нафига? – возмутилась я тут же, перенося раздражение с матери на молодого человека. – У меня учёба завтра, я дома хотела посидеть, отдохнуть!

– А тут тебе чем не дом? – парировал Дима. Я распихивала еду, которую он успел унести, по холодильным камерам. Такая себе вариация тетриса для взрослых.

– И что я тут буду делать? – поинтересовалась я преувеличенно спокойным голосом.

– Всё то же самое, – он белозубо улыбается. – Компьютер, телевизор и холодильник к твоим услугам. Ванная прямо по коридору. И я тут.

– В этом-то и проблема!

Его брови ползут наверх, и я уже диафрагмой чую, что он может мне ответить. Давай ты не будешь, Дим, ну пожалуйста, я не хочу тебе объяснять, почему я не могу расслабиться в присутствии субъекта, откровенно мне симпатичного.

Справедливости ради, я вообще не собиралась говорить, что он мне нравится. Во-первых, я думаю, ему и так всё понятно, я в обращении проста как сковородка, у меня разве что на лбу всё написано не печатными буквами, а прописными. А во-вторых, я Квинси, и у меня есть гордость!

Ладно, сейчас не время отсылок к Бличу, сейчас время паниковать.

Хотя панике я должного времени тоже не уделила. Мы доубирали на столе, лениво перекидываясь какими-то малозначительными фразами, сам стол Дима собрал (да здравствуют старые добрые столы-книжки!) и убрал на балкон, а после плюхнулся на диван.

– Что? – ответил он мне на мой удивлённый взгляд. – У меня сегодня вообще-то тоже выходной.

Выходной у него, вы посмотрите. У меня бы тоже был выходной – спокойный, размеренный выходной в гордом одиночестве, если бы не несколько безответственных взрослых.

Хотя, с другой стороны, мы с ним уже буквально красной нитью повязаны… тьфу ты, общими тайнами, так что…

– Дай сигарету, – я упёрла руки в бока.

– Ты обалдела? – поинтересовался Дима у меня спокойно. – Хочешь, я твоей матери расскажу, насколько?

– Ага, только не забудь ещё ей рассказать, как засосал меня на кухне, – парировала я, мысленно бледнея от собственной наглости.

Дима заметно скис.

– Давно ты куришь? – он полез в карман джинсов и выудил оттуда зажигалку. Сигарет, судя по его недовольному лицу, там не было.

– Мммм, – я сделала задумчивый вид. Не то чтобы я не помнила. – Лет с десяти?

– Чего? – у Димы аж голос скакнул на пол-октавы выше. Я с трудом сдержалась, чтобы не хихикнуть.

– Ну, попробовала в десять первый раз, – поправилась я, удовлетворённая реакцией. – Потом курила пару недель, пока мама не нашла у меня сигареты и не вломила мне по первое число. Потом, разумеется, боялась. Потом в тринадцать опять попробовала и опять получила от матери. Последние полгода где-то курю, мама ещё не заподозрила, она как со Стасом встречаться начала, так стала дома ещё реже появляться, чем обычно. Так ты мне сигарету дашь или нет?

– Могу по жопе дать, – проворчал Дима, но с дивана всё-таки встал.

– Я на тебя за домогательство заявлю, – фыркнула я. – Возможно. Если мне не понравится.

Он выглядел немного обескураженным, и я могла его понять – то я краснею как маков цвет, то выдаю нечто подобное. У меня довольно быстро меняется настроение.

Сигарету он мне всё-таки дал, попутно раскрыв их местонахождение в кармане коричневой куртки. Я запомнила!

На лестничную площадку мы вышли вместе.

– Блин, мужик, дай мне хоть пять минут одной побыть, а, – буркнула я себе под нос чисто для проформы, потому что на самом деле мне его компания нравилась.

– Я вообще-то тоже покурить вышел, – с непроницаемым лицом сказал Дима. – Мой подъезд, мои правила.

– Без семок твоё заявление не котируется, – я потянула руки к зажигалке, которую он мне так и не отдал; Дима чиркнул колёсиком, затянулся…

… и убрал зажигалку в карман.

А потом засмеялся.

– Господи, ты бы видела своё лицо, – он вытащил сигарету изо рта. – Ребёнок, у которого конфету отобрали, не выглядит таким обиженным!

– И часто ты у детей конфеты отбираешь, чтобы сравнивать? – я вытянула руку ладонью вверх. Он скользнул по ней незаинтересованным взглядом. Поднял свою сигарету, затянулся, посмотрел на меня.

Я-то, конечно, понимаю, что он издевается, но вот зачем он это делает – не понимаю. Я нетерпеливо потрясла рукой.

– Каждый день, – ответил он, и для убедительности одним лёгким движением забрал сигарету из моих пальцев и вставил мне её в рот. И хотя мне хотелось уронить челюсть, губы я всё-таки сжала.

И Дима наклонился ко мне.

– Тяни, – посоветовал он, прижимая тлеющий кончик своей сигареты к моей, незажжённой.

Я послушно втянула воздух и закашлялась. Он отстранился.

Сигарета зажглась.

– Ты дурак или да, – недовольно сказала я, отворачиваясь, потому что буквально не знала, куда мне себя деть. Это было настолько внезапно и настолько… почти интимно, что мне захотелось провалиться под землю от смущения.

– Или да, – подтвердил он, громко выдыхая.

Докуривали мы в абсолютной тишине.