ГЛАВА 3. Предатель (часть 3)
Как только Рихард вышел, генерал перебросился на меня.
- Ты русская! – твёрдо констатировал он факт моего происхождения.
Ну, почему стоило мне только открыть рот, как все русские считали меня русской. Словно чувствовали во мне родную кровь. Их ненависть ко мне становилась ещё больше ощутимей. Они не так сильно ненавидели врагов, как меня. Предательницу. И генерал всё наше общение косился на меня с осуждением в глазах. Сам, здоровенный мужик, сдался нацистам. Это нормально. А я, значит, – предательница! Где логика вещей? Или у мужчин по отношению к женщинам она отсутствует? Что можно им нельзя нам…
- С чего вы решили, что я русская? – спросила, смотря ему в глаза.
Он свёл брови к переносице.
- Когда я сказал о бабах и самогоне в деревнях, ты поняла, о чём я. Ты русская. Немка бы просто перевела без эмоций. А ты улыбнулась, – выпрямился он, не сводя с меня глаз. На лице появилась чуть заметная ухмылка. – Как под немцами живётся?
В его голосе я расслышала сарказм. Особенно в слоге «под».
«Да неплохо живётся. Сам скоро узнаешь», - огрызнулась я про себя.
Только женщине «под» привыкать не приходится. Всю жизнь так живём «под» кем-то. И неважно - наши или чужие. У всех мужчин одни желания. А вот бравому генералу «под» пришлось привыкать. Вот и узнал он на собственной шкуре, как это под немцами было жить.
- Сами узнаете, – только ответила я.
Опустила, в общем, тираду возмущения. Я даже обиделась на него. Сама же услышала, как мой голос задрожал.
- Ты не злись, красавица. Сами мы виноваты, что таких девок им отдали, – упокоил генерал. – Ты вот что скажи. Твоему оберштурмбанфюреру доверять можно?
- Рихарду можно, – сказала я. – Ещё парочке в управлении тоже. А вот, остальные больше фанатичные нацисты, чем офицеры. Вы не немец, значит, для них второй сорт.
- А ты для них, значит, немка? – пристально разглядывая меня, задал очередной вопрос генерал Осипов.
Этот вопрос меня насторожил. Пока секрет, кто я на самом деле, знали трое: Я, Рихард и Отто. Разоблачили бы меня — разоблачили бы их. Если за себя мне было не страшно, то за своих спасителей я боялась.
- Я немка! – уже утвердительно сказала я.
Попробовал бы он доказать обратное. В его-то положении это было невозможно. Предателя никто не стал бы слушать. По всем документам я была немка. И родственники были. Кстати, о родственниках. На днях я получила письмо от дяди Мартина. Он желал меня увидеть, а мой кузен Густав обещался заехать в гости. Пока только на словах, переданных Рихардом. Так, что я была чистокровная немка. Правда, запятнавшая себя проживанием в Восточной Европе. Для нацистов это был не такой уж страшный изъян в биографии. Но, над своей ролью я решила основательно поработать, чтобы больше не возникало подобных ситуаций.
- Немка, так немка, – усмехнувшись, добавил, – только с русской душой.
Наше общение тет-а-тет прервал, входящий Рихард. За ним вбежал солдатик с бутылкой белого самогона и тарелками с закуской. Обычной деревенской закуской: квашеная капуста, сало, хлеб, лук. Даже яйца успели пожарить для дорогого гостя. Солдатик накрыл на стол и быстренько скрылся за дверью.
И вот сидят друг напротив друга русский генерал и немецкий офицер. Я посередине между ними. Анекдот, и только.
Генерал Осипов потянулся за бутылкой и разлил по стаканам самогон. Хотел и мне налить. Я убрала стакан со словами: «я не пью». Солдат логически мыслил – три в допросной, значит, три стакана. Молодец, одним словом.
Генерал выпил стакан самогона и занюхал куском хлеба. У Рихарда глаза округлились от удивления. Ну, или от ужаса. Вот так пьёт! Мой рыцарь так пить не умел. Но и упасть в грязь лицом перед врагом не мог себе позволить.
- Не стоит пить целый стакан, оберштурмбанфюрер фон Таубе. Это очень крепкий напиток, – предостерегла я его.
Только игра «кто сильней» уже началась. Я только и могла, что запихнуть свои советы куда подальше. Вроде взрослые мужчины, а вели себя, как мальчишки, которые вечно соревнуются. Смотря на Рихарда, я его жалела. В этом соревновании он был обречён на неудачу. До русских мужчин ему, ух как было далеко. Пить они всегда умели.
Рихард заливал в себя стакан самогона, а я морщилась за него. Ужас! Я русская, но никогда не пила самогон. Водку с Милицей пила. А вот от традиционного русского домашнего напитка всегда отказывалась. Оберштурмбанфюрер Германии всё же выпил и тоже не закусил. Только через пять минут генерал сидел бодрячком, разливая по второй, а у Рихарда плыли глазки. На следующий день моему рыцарю было, ой, как плохонько. Уже к ночи самогон попросился наружу. Не свою меру принял на грудь немецкий офицер.
- Может, не стоит наливать ему, – вмешалась я.
Генерал всё равно налил, а мне сказал и так известное. До него это говорил Гришка.
- Цыц. Когда мужики пьют, бабам лучше под руку не бубнить.
И Рихард тут же, будто понял о чём речь:
- Да. Да, – на немецком поддержал генерал, а глазки бегали.
Всё, был пьян… от одного стакана!
В этот момент я поняла: могу и помолчать. Переводчица им уже не требовалась. Алкоголь превосходно устраняет языковые барьеры. Я сидела за столом и дулась, как любая девушка на моём месте. Мой мужчина пьёт, а мне это не нравится. И я, вообще, против второго стакана была. Ну, ладно один выпил и хватит. Нет и второй и третий и много ещё!
- Я в армии ещё при царе служил, – начал генерал свою исповедь. – Всё прошёл. В четырнадцатом с вами бился…
- Да, отец тоже служил. На восточном фронте погиб, – вклинился пьяненький Рихард.
- Ну вот! Ты понимаешь, что такое служба, – утерев выступивший пот со лба, продолжил. – Потом в гражданскую. Верой и правдой служил, а они меня во врагов народа! – и ляпнул кулаком по столу, да так, что посуда подпрыгнула. – Ладно, меня в лагерь, так жену мою туда же. А Лидочка – цветочек нежный. Дочка моего друга. Я другу обещал позаботиться о ней. Заботился и женился. Старше на целых тридцать лет Лидочку. Поздно женился. До неё никого не любил, – погрустнел генерал.
И Рихард тоже. Я не переводила. Как же они друг друга хорошо понимали.
- Сын у нас в тридцать пятом родился, а в тридцать седьмом меня забрали. Лидочку следом, через три месяца. Сына в детдом. В детдом маленького совсем… — ни одной слезы с генеральских глаз не упало, но его боль можно было и так почувствовать. – Война. Вспомнили обо мне. Звания и награды вернули. Повысили даже. А жену с ребёнком мне кто вернёт? Никто! Лидочка месяц до освобождения не дожила. Сынишка наш в детдоме ещё в тридцать восьмом умер от воспаления. А мне говорят, служи. Родину защищай. А где моя родина? Кого защищать? Некого. А тут ещё и комиссара, что дело моё вёл, ко мне определили. Наглый сволочь. Я его застрелил и к вам, – генерал замолчал и налил ещё.
Рихард уже не мог пить, но не отказался. Выпили и закусили.
- Веры нет, – грустно признался генерал. – Больше нет веры им. Да, вам тоже. Только вы не свои. Не обидно…
Я не влезала в их попойку. Решила: пусть пьют. Тем более, что генералу это нужно было. Особенно теперь, когда заливал совесть хмельным пойлом.