Часть 5
В своей жизни я целовалась трижды: с первой любовью на выпускном балу перед расставанием навсегда (жизнь развела нас в разные уголки мира); с первым настоящим парнем на втором курсе вуза и, наконец, одногруппником на одной давней вечеринке. Последний был моим другом… Но, как оказалось, дружбы между мужчиной и женщиной не бывает, кто-то один обязательно испытывает нечто большее.
С Прохором Германовичем все было иначе. Никакой неловкости, притирки, сомнений. Его язык заставлял меня забыть о мире вокруг! Протрезветь, снова опьянеть до головокружения. Это был какой-то странный ритуальный танец… Или битва на мечах? Победитель — заранее известен, на этот трон я даже не претендовала.
Он был сильнее меня, энергетика мужчины окутывала теплым пледом. Уверенные ладони умело скользили по телу со знанием дела. За ними оставался шлейф из мурашек и покалываний, платье поднималось все выше и выше.
Когда пальцы коснулись голого живота, я сдавленно застонала, переставая дышать. Забывая, как правильно это делать. Прохор Германович отстранился, с утробным урчанием утыкаясь кончиком носа мне в шею, выписывая на ней агрессивные измученные круги.
Не помню, в какой момент я оказалась сидящей на столе с широко разведенными ногами… Когда Прохор Германович успел вклиниться между них… Но стоило ощутить, как сильно напряжена его ширинка, позвоночник встал колом, с губ рвано сорвалось:
— Вас же не впечатлил мой шпагат!
Губы возникли на месте носа… Мимолетные краткие поцелуи, сменяющиеся нежными едва ощутимыми укусами. Сейчас тело мое напоминало электрический провод, искрящийся даже от легкого сквозняка. Ладони мужчины медленно спустились вниз, незаметно проникая под резинку трусиков, голос стал до одури низким:
— Сама говорила, что умная.
— Но… — легкие сдавило, внутренности скрутило в плотный узел. Закинув руку ректору на шею, я не удержалась от желания запустить пятерню в его густые шелковистые волосы. Прохора Германовича передернуло, зрачки расширились до совершенно пугающего размера, полностью заслоняя собой голубой цвет. — Вы же говорили, мол, такое вспоминают, когда больше не за что зацепиться.
— Хм… — ректор облизнул губы, на мгновение отстраняясь. Полминуты длилась напряженная тишина, а затем он просто толкнул меня на стол, идеально разложенные там предметы под линейку рассыпались по полу. Удивительно, но Прохор Германович и глазом не повел. Платье было на уровне груди, колени свисали с края, ноги не доставали пола. Мужчина поставил два пальца на бедро, изображая человечка и его путь по окрестностям моего тела. — Не ты ли говорила, что красивая?
— Вы же так не думаете! — каким-то чудом отмахнулась, хотя все мысли были сосредоточенны вокруг тех самых пальцев, добравшихся точки «в». Сжав края стояла пальцами до побеления костяшек, я прикусила губу и замерла.
— С чего ты взяла? — спокойно и умиротворенно выдохнул, прежде чем сделал это. Перешел ту самую грань, которая, по правде говоря, давно была позади — проник прямо под тонкую ткань, касаясь пушка на лобке. Прохор Германович замер в удивлении. По лицу его можно было сказать, что растительность на причинном месте у женщин он никогда не встречал, но лично я не считала нужным избавляться от трех несчастных волосин, чтобы на их месте выросло сто новых: жестких и толстых.
— Это видно по вашему лицу, — веки опустились сами по себе, когда большой палец мужчины плавно прошелся по складкам вниз, не проникая внутрь. Словно играя со мной, доводя до предела.
— Значит, — ректор сделал шаг назад, снова упираясь ширинкой теперь уже в трусики, — ты просто не туда смотрела, Персик.
Резко распахнув свои глаза, я столкнулась с его голубыми глыбами. Холодными, как арктические льдины… Парадокс, ведь от них становилось невыносимо жарко! Импульс возбуждения заставил вздрогнуть, Прохор Германович словно ожил.
— С этим мы решили, — сделал странный вывод тот, хотя лично я ничего не поняла. — Теперь мне нужен конкретный ответ на четкий вопрос, девочка.
Я бы никогда не подумала, что возможно подойти к грани без прикосновений к клитору, Прохор Германович сделал именно это. Он ходил вокруг до около, заставляя испарины пота стекать по лбу, но не позволял себе большего. Играл со своей жертвой, а мне нравилось быть его добычей. Нравилось быть той, из-за которой у него член пульсирует в плотных преподский штанах!
— Ммм?
— Что ты думаешь, — палец мужчины таки коснулся горошины, где скопилось все мое возбуждение. Обессиленно застонав, я откинула голову назад, сбивая все оставшиеся предметы со стола. Кажется, что-то разбилось на заднем плане, послышался грохот… — обо мне?
Ему требовалось коснуться лишь еще раз… Всего чертов один раз! И я пришла бы к финалу. Но он остановился, заставляя зарычать от злости и бессилия, напомнив:
— Ответ. Я его жду.
В который раз за день оценив Прохора Германовича, я вдруг поняла, что этот мужчина умел и любил приказывать. Но, кроме всего прочего, требовал беспрекословного выполнения своих, пусть порой и абсурдных, «хочу». Либо так, как он сказал, либо никак. И когда ты лежишь у него на столе и изнываешь от желания кончить — выбора особо не остается, кроме как подчиниться.
— Скажем так... Я рада, что вы не гей! — выплюнула гневно.
— Почему? — бровь его взметнулась. Не давая мне остыть, он узорами очерчивал лобок, половые губы, бедра…
— Потому что, — это было выше меня, дыхание сперло, голова закружилась, тело тянуло от постоянного напряжения, — вы охренительно сексуальный мужчина!
Он улыбнулся так, что мое сердце перестало биться. Это была улыбка победителя по жизни.
— Что же, Ольга… Пока сойдет, — странно выпалил он и, прежде чем я успела очнуться, скользнул пальцами по клитору. Пару опытных поглаживаний, и меня разорвало изнутри вспышкой сверхновой. Самый мощный, головокружительный оргазм за всю жизнь! Пока я корячилась в судорогах, мужчина времени не терял. Звякнула бляшка ремня, молния брюк, шелест ткани… Горячий, налитый кровью член уперся между влажных складок.
— Что вы?!.. — задохнувшись на полуслове, не нашла в себе силы даже закончить фразу.
— Тсс… — мужчина провел головкой по входу. Сцепив зубы, он тяжело задышал. Глаза закатились, а пальцы рук заметно задрожали. — Тебе понравится, я обещаю.
Могла ли я точно знать, что секс с этим мужчиной мне действительно понравится? Конечно, нет. И дело не конкретно в Прохоре Германовиче, а отсутствии какого-либо иного опыта у меня с мужчинами в частности.
— Но… — язык заплетался, от смешанных чувств изнывала изнутри. — Послушайте…
Одна часть меня сгорала от желания, мечтая о ректоре напротив больше всего на свете. Прохор Германович был, прямо скажем, невероятно красивым. Даже порно фильмов хватило чтобы понять — его член далеко не маленький и стоит куда лучше, чем у любого ровесника. К тому же, мужчина наверняка опытный, а значит, не будет всех тех ужасов, что рассказывают подруги про первый раз…
— Да? — буквально прорычал тот, слова явно давались ректору с трудом. — Говори сейчас или просто молчи, Персик.
Ректор сделал небольшую выжидающую паузу, давая мне время собраться с мыслями и сказать ему «нет». Растерянно прикусив губу, я пыталась решить, что делать и как себя вести, но по-прежнему ощущала себя чертовски пьяной.
— Ну? — немного гневно поторопил меня тот, прищуриваясь.
Головка лишь слегка проникла в меня, даря непривычное новое ощущение. Хорошее или плохое — пока было понять сложно, но дух из тела выбило за мгновение. Подавившись кислородом, я сжала переносицу пальцами и выпалила первое, что пришло в голову:
— Ш-шпагат…
Ему стоило сказать, что я девственница. Обязательно! И я действительно собиралась, но буквы сложились в абсурдную околёсицу, аж самой стыдно стало и щеки запылали.
— Что «шпагат»? — деля слова, отчеканил Прохор Германович, сцепив зубы.
— Я же это… — щеки запылали, но бросать на полуслове было как-то неприлично, что ли. — В общем-то, разные шпагаты умею. Поперечный, к примеру. Хотите, покажу?
— Что, сейчас? — Прохор Германович не на шутку офигел, даже голос осел. Я нервно сглотнула, ощутив, как его мужское достоинство дрогнуло. А затем ректор вдруг расплылся в коварной улыбочке и прохрипел: — Ну, покажи…
— Так это, — подбородком указала на пол, — надо встать. Положение поменять, так сказать…
— Не надо, — он вдруг поиграл своими густыми темными бровями, улыбаясь краешками губ. — И так получится. Дерзай!
— Гхм… Не получится, — зачем-то уперлась я, хотя вообще собиралась о другом поговорить. Какой к чертовой бабушке шпагат?!
— Не переживай, — не унимался тот, даже заботливо мои ноги поднял на стол под коленки. — Я тебя растяну лучше всех.
С губ сорвался истерический смешок:
— Почему я даже не сомневаюсь?
— Правильно делаешь, — было в голосе мужчины что-то собственническое, властное. В который раз за вечер во рту пересохло, хотя ранее такое никогда не случалось. Он с предвкушением провел ладонью по моей ноге, заставляя вжаться в стол. — Тебе помочь или ты сама, девочка?
Понимая, что дальше оттягивать уже некуда, я с глухим стоном поморщилась и собралась с духом, чтобы рассказать ему уклад вещей… Почти собралась. То, как нежно пальцы Прохора Германовича бродили по моей коже, отвлекало, путало мысли… Я боялась, что, скажи ему про свой маленький недостаток, все тут же прекратится на корню. Кто вообще хочет возиться с девственницей? Кому нужны эти проблемы?
— Прохор Германович… — воодушевленно начала я, но тут же замолчала. Мужчина словно специально качнулся бедрами вперед, затыкая мне рот.
— Да-да, Персик? — невинно переспросил, делая это снова, вырывая из груди новые и новые стоны. — И, знаешь, пожалуй, в постели тебе стоит называть меня по имени.
И снова главная мысль улетела под давлением новой информации… Ректор предлагал почти что перейти на «ты»? Связка — Прохор Германович — казалась мне единым целым, чем-то неразрывным. Сложно даже представить, что существуют люди, называющего эту пиранью по имени.
Прохор. Это даже в голове не вязалось!
— Нет, — искренне расхохоталась я, хватаясь за живот. Такие люди, как он, рождаются сразу в костюме и с портфелем. Им сразу «выкают» и склоняют голову при встрече. — Никогда, простите уж.
— Я сказал тебе называть меня по имени в постели, — замерев, он прошипел это низко, будто пытаясь втемяшить в голову, — а не предложил. Чувствуешь разницу?
На какое-то мгновение я даже обомлела, а потом вдруг вспомнила, что вообще-то не на паре и он не сможет заткнуть мне рот, спокойно пожимая плечами:
— Вы не можете приказывать мне, понятно? Захочу, вообще уйду!
— Ха, — надменно закатил глаза тот, указывая ладонью на выход. — Пожалуйста, дверь всегда открыта!
Раздраженно выдохнув, я поднялась и села на месте, пытаясь свести ноги и сдвинуться с места. Кажется, Прохор Германович ожидал чего угодно, но не этого, потому что сжал меня руками так, что слезы из глаз брызнули.
— Я тогда пойду, — напомнила на всякий случай, пальцем показывая туда, куда он только что меня приглашал.
— Давай, — тихо шепнул он, но вместо того, чтобы отпустить… Вдруг впечатался в губы поцелуем, больше напоминающим тайфун! Я очнуться не успела, как обвила его талию ногами, а его руки приподняли меня под ягодицы, насаживая на свой возбужденный орган. Я пришла в себя, лишь когда он проник чуть глубже, чем обычно, мужчина удивленно хмыкнул:
— Такая узкая…
И вот тогда я поняла, что надо либо признаться, либо заканчивать все это. Голова пухла бесконечные три секунды рокового выбора между животным нутром и здравым смыслом. Как вдруг кроме нашего бешенного дыхания я услышала нечто неожиданное.
Дверь в приемную открылась, шаги начали приближаться к кабинету.
Прохор Германович замер, навострив уши. В кабинете ректора стоял полумрак, лишь настольная лампа с мягким белым светом освещала огромное пространство. А вот в приемной горел свет, тень незваного гостя становилась все отчетливее.
— Вы кого-то ждете? — прошептала я с безумно колотящимся сердцем.
— Нет, — с недовольным выдохом сквозь стиснутые зубы ректор отшатнулся назад, раздраженно съязвив: — А ты, Персик? Запасной кавалер на подходе?
Я только было собралась высказать ему все, что накопилось внутри, но мужчина вовремя плотно зажал мой рот ладонью, многозначительно подняв бровь:
— Вопрос был риторический, девочка. Молчи.
Будь у меня хоть единственная возможность укусить мужчину за его наглую руку — непременно воспользовалась бы, но никак не выходило. Поэтому просто попыталась выразить все раздражение взглядом, не двойственно указав подбородком на свои раскинутые ноги и человека, копошащегося за дверью.
— Стесняешься? — будто играя со мной в «кошки-мышки», театрально ахнул этот умник. Я попыталась пнуть его коленкой в бедро, но мужчина своевременно перехватил ногу за голень. — Что-то ты пресс мне показывать не стеснялась…
«Это разные вещи!» — прокричала я про себя, но вслух не могла. Словно в каком-то замедленном фильме шаги приближались, а Прохор Германович намеренно испытывал мое сердце на стрессоустойчивость. Я задыхалась только от одного представления, в какой позе нас может застать нежданный гость.
— Кстати, — намеренно неторопливо ректор в который раз за вечер прошелся носом по моей шее, втягивая аромат кожи, — духи у тебя отличные. Меня прямо пробирает. Феромоны какие-то? Потом расскажешь, где купила.
Я бы обязательно сказала мужчине, мол, не любитель посторонних запахов. Раздражают они меня, мигрень вызывают! Если бы чужие шаги не замерли за дверью. Пару мгновений, и неизбежное точно произойдет. Даже своим поплывшим мозгом не составляло труда понять, насколько это глобальная катастрофа!
Не было времени и желания больше припираться. Испуганно посмотрев на Прохора Германовича расширенными глазами, полными слез, я молила его прекратить этот ужас. Или, как минимум, позволить привести себя в порядок.
— Ты чего, а? — от незнакомой мне нежности в голосе человека, наверняка даже слова такого не знающего, стало совсем не по себе. Он закрыл свободной рукой мою кожу, потрепав большим пальцем за щеку. — Никто не увидит твои персики… Кроме меня, естественно.
Я даже знать не хотела, о чем он толкует, потому что чужая ладонь таки упала на ручку двери, та принялась прогибаться. Все ниже и ниже, в такт моему в конец замершему пульсу. Секунды тянулись вечность, в легкие будто кто-то залил свинец. Зажмурившись что есть мочи, я уже ждала самого худшего, как произошло ЭТО.
Холодный, стальной, пробирающий до костей громкий звонкий голос ректора вуза разверз помещение, будто лезвие кинжала:
— Я запрещаю вам входить!
Ничего особенного… Казалось бы, обычное предложение, но оно словно обладало какой-то магией. Особой силой, способной растворять металл. Желание бежать, прятаться, спасаться стало чем-то на уровне инстинктов. Человек за дверью тоже ошарашенно остолбенел.
— Я сейчас вернусь, — вполголоса прошептал уже мне Прохор Германович, — не смей ничего менять. Хочу застать тебя в той же позе.
Не обращая никакого внимания на мой шок, тот спокойно спрятал возбужденное достоинство обратно в брюки, что вышло с трудом, и даже заботливо ножки мне помог сдвинуть. Находясь под огромным впечатлением от способности ректора доводить до отчаянья голосом, ожила, лишь когда он вышел за пределы кабинета. Причем сделал это так, чтобы гость даже заглянуть внутрь не смог.
— Слушаю вас? — услышала я голос ректора, затем спрыгнула со стола, умостившись в кресло, поджимая под себя ноги. Только сейчас поняла, какой напряженной была последние минуты. И сейчас, стоило выдохнуть, силы покинули тело словно по щелчку пальцев. — На каком основании вы вторгаетесь в мой кабинет? Прошу заметить, без стука и предварительного предупреждения.
— Ой, так вы на месте, да? — пролепетал охранник, заставляя хмыкнуть. Когда он нужен — спит. Когда нет — тут как тут. — А я слышу, что-то упало в кабинете… Думаю, дай проверю… Не вор ли, а то мало ли… Времена у нас нынче…
— Вопрос тот же, — перебил его Прохор Германович. Даже по тону чувствовалось — мужчине не терпится вернуться обратно. Закончить незавершенное дело.
Умостившись головой на спинке, прикрыла глаза и тут же стала погружаться в пучину покоя и нирваны.
— Вы же сами понимаете, лучше лишний раз проверить… — растерялся охранник, едва ворочая языком. — Можно я таки проверю, как дела внутри обстоят? Вам же спокойнее будет, да и мне…
— Вы сомневаетесь, что я смогу за себя постоять? Нет, ваша помощь здесь не требуется. С тем, что происходит в моем кабинете, я могу справиться сам без каких-либо затруднений, — без капли колебаний отмахнулся Прохор Германович. Кажется, он говорил что-то еще, но… Я просто заснула. Так быстро, как никогда ранее, и так же крепко.