Часть 4

— В общем, слушай, — повернувшись ко мне с серьезным видом, Островский словно готовился к длинному рассказу: — Мы познакомились во время моей деловой поездки в Турцию.

Я замерла, в ожидании продолжения. Даже заметки в телефоне открыла, собираясь записывать лав-стори четы Островских. Но мой новый муж, кажется, историю закончил и даже вернулся к рабочим делам в ноутбуке.

— И, — я вопросительно вздернула бровь, оставаясь в полнейшем недоумении от столь содержательного рассказа, — это все?

— А что тебе еще надо? — на умном лице мужчины появилось искреннее недоумение. — Ах, да! Запиши дату свадьбы: пятое мая. Сбегали в ЗАГС, торжеств не устраивали. И продиктуй мне день рождения Ани, будь добра.

Я-то, конечно, продиктовала, но кое-что у меня в голове все никак не складывалось:

— Тое есть, ваши серьезные, высокопоставленные друзья…

— Коллеги! Не друзья, — поправил меня Островский моментально.

— …Ну, коллеги! Они так долго ждали знакомства с вашей женой, и это вся легенда, которую вы для них придумали?

— Женечка, это серьезные люди, — он закатил глаза. Мол, что бы ты понимала в высшем обществе. — Им на все эти милости глубоко наплевать.

Хотелось было возразить, но не стала. Пусть Островский опростоволосится прямо посреди застолья и поймет, что все люди одинаковые. И когда кто-то новый приходит в семью или коллектив — ему устраивают допрос.

— А где это мы? — в столице я жила всю жизнь. Только так вышло, что в районе, куда привез меня муженек, не бывала.

— Мой главный бизнес-центр, — с гордостью произнес мужчина, горделиво усмехаясь. — Еще отец строил.

— А я думала, что вечер неформальный… — вдруг стало тревожно. Неужели Островский решил сразу начать с хардкора: провести меня по всем рабочим этажам? Мол: вот моя женушка и ребенок. Выставка бесплатная. Смотреть можно, трогать нельзя.

— Неформальный. Они домой ко мне придут, — произнес тот, но после моего затяжного молчания решил добавить: — На последнем этаже моя двухуровневая квартира.

Мы со Снежкой напряженно переглянулись. Обе старались избегать такой тип мужчин, которые буквально живут на работе. Ты всегда будешь на втором месте. Но Островский был моим ненастоящим мужем, так что все, что я могла испытать в его сторону — это сочувствие.

Заехав на парковку, «муж» приказал водителю припарковаться у самого лифта. Нам оставалось пройти всего пять шагов.

— Ну, что, — с косой хитрой ухмылочкой Островский приглашающе распахнул руки, — запрыгивай?

— Нет, спасибо, — закатив глаза (точно так, как делал он), я спокойно прошла мимо.

— А мне казалось, тебе понравилось, — мужчина пристроился уж слишком близко, пока я собирала сумочку дочери. Проверяя, все ли на месте. — Так крепко прижималась… И сердце в груди бешено колотилось, дыхание ускорилось…

— Все потому, что вы, господин Островский, не позаботились о моей верхней одежде. Минус пятнадцать, влажность высокая! — съязвила я уж слишком резко. После того, как Андрей меня предал, любой флирт воспринимала, как вызов. Сразу вспыхивала агрессия. — А еще вы раз пять на льду поскользнулись. Лучше уж на вас приземлиться, чем головой об асфальт.

Бес нагло и громко заржал на всю парковку. Островский многозначительно зыркнул на главу охраны, и тот мгновенно замолчал.

— Снежка, — шепнула я подруге, — отдай мне дочь наконец!

— Не могу, прости, Женечка, — всеми силами вцепившись в Анечку, девушка отказывалась мне ее отдавать. — Потерпи часик, молю! А я кредит на стиральную машину закрою наконец, а? Замучили эти долги…

Сцепив зубы, я напряженно кивнула. Пусть будет по ее, но только сегодня. Это благодарность за всю ту моральную поддержку, что подруга оказывала мне во время разрыва с Андреем.

Мы уже почти зашли в лифт, как странный стон привлек мое внимание. Не думая и секунды, я вернулась на парковку и огляделась. Не сразу за широкой колонной, около белого внедорожника заметила черное пятно.

— Там кому-то плохо! — предположила, бросаясь к телу. — Господин Островский, вызовите скорую!

— Женя, успокойся… — тяжело вздохнул мой удивительно спокойный муж. — Наверняка, какой-то бомж пробрался, чтобы согреться. Лежит тут пьяный, отсыпается. Его охрана потом выведет.

Осуждающе посмотрев на Алексея Геннадьевича, я недовольно покачала головой. Вот к чему приводит безвылазная работа: человечность атрофируется.

Худшие опасения подтвердились. Высокий пожилой мужчина в черном пальто лежал на земле лицом в пол. И громко кряхтел, явно пытаясь привлечь к себе внимание.

— Как вы? Говорить можете? — с трудом перевернув мужчину, я внимательно заглянула в его испуганные глаза. — А встать?

— Рука… Нога… — взглядом указывая на левую руку и ногу, он путанно помотал головой. — Я не… Не…

— Женечка, не трогала бы ты его… Еще заразишься… — скривился мой недо-муж. — Я уже вызвал охрану. Сейчас они его заберут. А мы опаздываем!

— В скорую звоните, срочно! У мужчины рука и нога не слушаются, нарушение речи, онемение лица, слабость… В общем, полный набор инсультника, — показав Алексею Геннадьевичу часы на руке старика и выпавший на землю телефон, многозначительно добавила: — И никакой это не бомж! Не знаю точно, сколько это стоит, но явно недешево!

Вот тут-то Островский встрепенулся. Подбежал ко мне, заглянул в глаза мужчине, и его собственные глаза поползли на лоб:

— Черт, это же Петр Аркадьевич Ваш!

— Чей-чей?! — высунувшаяся из-за угла Снежка только и успевала переводить испуганный взгляд с меня на Островского.

— Ваш! — торопливо достав сотовый, Островский с испуганным видом начал куда-то звонить. — Это мой главный спонсор. Если бы не он, мы бы так не развернулись…

Пока голова старика лежала у меня на коленях, Островский вызывал скорую. Та появилась через десять минут, и Петра Аркадьевича забрали в больницу.

— Ну, Женька! — воскликнула Снежка радостно. — Ты теперь у нас не просто супермать, а еще и супергероиня!

— Да, молодец, — присоединился к восторгу подруги Бес. И даже плечо мне пожал в знак уважения. — Уважаю.

Мы все втроем уставились на Островского. Тяжело вздохнув, он сквозь зубы выпалил:

— Евгения, ты — чудо. Если бы не твое желание спасти всех вокруг, я бы потерял важного человека. Так что… кхем… Спасибо. Выпишу премию за доброе сердце!

Судя по тому, что Алексея Геннадьевича чуть не стошнило, пока он меня благодарил, делал это мужчина нечасто. И вообще предпочитал позицию победителя.

— Вы все ласковые слова, которые знаете, приберегите для господина Ваш, — многозначительно вздернув бровь, я со спокойной душой прошла в лифт. — Он говорить не мог, но все прекрасно слышал. Вряд ли ему понравится, что вы мужчину бомжом пьяным обозвали и хотели мимо пройти.

Островский смерил меня странным взглядом, от которого по телу волнами пробежали мурашки. И почему-то казалось, что не было в этом зла, а что-то другое… То, что я пока не раскусила.