Глава 3.

Вчера у этой пигалицы, спросила: как валидол принимать? А она мне: запивать водой! Ты представляешь, водой валидол запивать? Чему они там в колледже учатся? Хорошо, что у нас детское отделение, а была бы кардиология, она мне людей валидолом накормила бы!

- Валь, потише, - остановила выходящую из себя ответственную коллегу Настя, укрывая одеялом Алёшу. – У меня такая же сидит на посту.

Пока старшая давала нагоняй подчинённым, малыш уснул. Видно умаялся бедненький за эти страшные для него дни, что разговор на повышенных тонах толстой тётки нисколько ему не мешал.

- Валя, у него мать есть? Почему он только про бабушку говорил? – поглядывая на капельницу, спросила взволнованно Настя.

Вот сейчас ей стало страшно. А вдруг у мальчика есть нерадивая мать, бросившая его старушке, и не просыхает от пойла. Как забрать сына у той, которой он не нужен? По закону не отдадут чужой жалостливой бабе ребёнка, только потому что его мамаша забыла о родительском долге. И повеселевшая на полчаса Настя снова почувствовала безысходность. Теперь уже, правда, причиной была не измена любимого мужа, а желание забрать ребенка себе.

- Фельдшер со скорой сказала, что у него кроме бабушки никого вроде не было.

Слова подруги вернули надежду Насти. Если не было, значит, и проблем у усыновление тоже не будет. Выдохнула с облегчением будущая мама.

- Насть, я Петровне позвонила. С опеки которая. Так вот, завтра утром их работник придёт. Мальчика в приют оформлять будут. Бабка ведь его померла, - подойдя сказала Валя. – А ты себе его забрать хочешь?

- Хочу.

- Ну, и правильно. Что ребёнку по приютам мотаться? Мальчик хороший. Домашний. Вон, как бабушку свою любит. Всё спрашивал про неё. Где она? Когда придёт за ним? А мне, что ответить? – вздохнула Валя.

- Ничего не говори ему. Я сама потом всё расскажу. Потом, не сейчас.

Настя перекрыла капельницу. Осторожно, чтобы не разбудить своего мальчика, вытащила иглу с катетера и закрыла клапан. Всю ночь бы так просидела рядом с Алешенькой, поглаживая маленькую детскую ручку, но позвонила Галя. Поступил новый пациент. Нужно было уходить, а как не хотелось оставлять сыночка одного. Попросив Валю, получше присматривать за малышом, Настёна ушла. Оставшиеся часы дежурства она не на минуту не переставала думать о ребёнке, мирно спящем в палате. И как только смена закончилась, словно окрылённая, полетела к своему Алешеньке. Такой счастливой Павлову давно не видели. За одну ночь женщина расцвела, преобразилась, помолодела на лет десять! Её глаза светились радостью, и с лица не на миг не сходила довольная улыбка. А пообщавшись с социальным работником, она тут же побежала в опеку к Марии Петровне Филиповой. Та внимательно слушала задыхающеюся от счастья женщину, а потом нисколько не впечатлившись её речью заявила:

- В вас говорит жалость, Анастасия Георгиевна! Вы увидели бедного сиротку и захотели его приютить, но ребёнок – это не котёнок! Это человек! Это целый мир, вселенная! Это должно быть не спонтанное решение, основанное на одних эмоциях, а обдуманное, взвешенное! Да и вы молоды, родите себе своего, а потом чужой вам не надо будет!

Слова жёсткой тётки задели за живое. Родишь! Как родишь?! Когда матки нет! Когда вся жизнь в двадцать лет наперекосяк пошла! Когда сдохнуть хотелось, а тут увидела Алёшу и вновь ощутила себя живой. Сердце забилось в груди, так как никогда не билось. То выпрыгивает, то замирает, то срывается! Он её счастье, которое она так долго ждала. Эти голубенькие глазки она целовала во снах. Потом просыпалась и плакала, не веря, что это был всего лишь сон. Сон, в котором Настя проживала самые счастливые мгновения матерей.

Алеша её! Её жизнь! И Настя всё отдаст ради этих ямочек на детских щеках уже родного ей сыночка.

- Вы не смеете, так со мной говорить, - возмутилась, утирая платком выступившие слёзы, Настя. – Родишь? Не рожу. Не смогу. Я не за котёнком к вам пришла, а за сыном. А как можно от сына отказаться? Это что руку себе отрезать.

А ведь и правду, говорит эта медсестра. И верить хочется ей, но за долгую работу в социальной службе Мария Петровна чего только не насмотрелась. Чего только не было.

- Вы знаете, я долго здесь работаю, - поднимаясь со стула сказала Мария Петровна. – Лет тридцать уже через себя пропускаю столько детских судеб, что не хватит всех бумаги мира записать их истории. Истории жизни, Анастасия Георгиевна, а не факты в личном деле. За эти годы вот таких сердобольных сотни были, но их желание забрать ребенка, быстро угасало стоило им начать оформлять документы, или узнать о настоящих родителях детей. Вот вы знаете, кто его мать и отец? Может, они алкаши, наркоманы, убийцы?

- Мне всё равно, кто его родители. Я буду его матерью и сделаю всё, чтобы он рос счастливым ребёнком, - уверенно сказала Настя. – И не пытайтесь меня отговорить. Я впервые испытала такую радость, когда обняла его. И не отдам, слышите? Не отдам никому.

Видя во взгляде молодой женщины решительность, Мария Петровна скупо улыбнулась. Не испугалась и не стала задавать вопросы. Значит, действительно запал ей в душу малыш. Вон как смотрит! Да и слёзы тут же высохли на её щеках. Ещё немного и на защиту этого счастья бросится.

- Да, я не отговариваю вас, Анастасия Георгиевна. Просто для меня это настоящее новогоднее чудо! У мальчика бывшего сиротой всего четыре дня вдруг появилась мама. К нам ведь разные приходят опеку оформлять. Только в глазах у большинства нет тепла. Холод один. Да и интересует их лишь материальный вопрос: сколько платить за ребёнка будут. Я таким сразу отказываю. В нашей стране и так детей товаром сделали. Рожай и тебе заплатят. За первого столько – то, за второго столько, а за третьего квартиру дадут. Вот и рожают! Да не те рожают. У моей матери четверо было и в то время никто не помогал. Соседи, чем могли, и партком. Мама на двух работах работала, когда отец умер, чтобы нас прокормить. А теперь? Мы детей из семьи изымаем, а мамашка справкой трясёт и орет с будуна: «А забирайте! Я ещё себе рожу!». Она не работает нигде, сожителей меняет каждую неделю, и пьёт за счёт пособий на своих же детей. Вот оно лицо современного материнства! И таких наплодили тысячи! А чего им не плодиться, когда все условия создали. Бегаем за ними чуть ли не со слюнявчиками сопли утираем. Ремонт сделаем, детей устроим в детские сады вне очереди, питание бесплатное, материальную помощь дадим. Мы делаем всё, чтобы разгрузить этих мамочек, а они плевать хотели на своих детей. Пью, гуляют, дебоширят. Сколько грязи и мерзости мои работницы повидали. Не той грязи, что веником вымести можно, а той, что не отмоешься, если совесть есть. Так у этих мамак совести нет! Ничего человеческого нет. Быдло одно бездушное. Вчера у меня ещё одна девочка уволилась. Пришла и говорит: « Мария Петровна, не могу больше. Нервы не выдерживают. Сорвусь. Пистолет хочу взять и пострелять эту мразь. Я к Никитенко пришла, а она в пьяная валяется в прихожей. Двери в квартире на петлях чуть висят. Накурено. В спальню захожу, а там бомж какой-то её малолетнюю дочь насилует. Девочке двенадцать лет! Мы же ребёнка забирали в приют! Зачем ей вернули?! Из ЛТП вернулась, и что исправилась? Нет. Снова за бутылку». Подписала заявление. А куда мне деваться? Сорвётся девка. На её попечении самые проблемные семьи. Одна дочку восьмилетнюю за дозу в прошлом году продала. Девочку нашли. Слава богу, покупательницей оказалась не сутенерша какая-нибудь, а добрая женщина. Она потом и опеку оформила. Я на уступки пошла. По человечески жалко бабу стало. Пятьдесят лет, одна, детей нет. А тут родная мать дочку продаёт у магазина. Купила, а быть может девочке вторую жизнь подарила. Мамашка – наркоманка в тюрьме сдохла. Другая горе-мать спокойно наблюдала, как её сожитель избивает детей. Не заступалась! Этот изверг двухлетнюю малышку до смерти избил, а шестилетнего мальчика в реанимацию отправил. Кто виноват? Мы! Не досмотрел. Так мы же ночью у них не сидим. И соседи, молодцы, слышали крики детей, а милицию не вызвали. Утром поздно было уже. Наш педагог скорую вызвал. Сожителя посадили, а эту тварь жертвой посчитал наш гуманный суд. А я бы её вместе с сожителем на нары отправила. Эта детей не защитила, а другая и вовсе убила. Дочка мешала распивать пойло с друзьями. Плакала. Так она схватила нож и горло ей перерезала. Тоже жертва! Послеродовая депрессия. Да их за ненадлежащее исполнение родительских обязанностей по уголовным статьям наказывать надо, а не жалеть и деньги давать. Тут мамы рождение ребёночка с терпением ждут, готовятся: кроватки покупают, коляски, пеленки-распашонки, а эти водку бутылками глыщут и в пьяном угаре с мужиками трахаются. А если ребенок не надо, так и выкинуть можно. Вчера ещё одно чудо случилось. Больше никое объяснение этому не дашь. Малыш точно родился в рубашке. В частный сектор скорую вызвали. Старушке плохо стало. Пока фельдшер у больной был, водитель вышел покурить из машины. Слышит писк котёнка. Так жалобно пищал, что у мужика аж сердце защемило. Бросил сигарету, и пошёл за котенком. Зима, мороз, что за недочеловек животное выбросил. Чем дальше отходил от машины, тем с ужасом понимал: не котёнок это. В канаве завёрнутый в одну тряпку, прям в сугробе, младенец лежал. Водителю самому чуть помощь не понадобилась. А бабка тут же выздоровела, забегала, ребёнку одеяльце дала, дочке звонить сразу стала. За найденышем вся её семья в больницу приехала. Вот до вас зять бабки приходил. Ребёнка забрать хотят. У них своих трое. Четвертым будет. Я и отдать не могу. Мать не нашли, и не знаю даже кто. Девок из асоциальных семей много, но ни одна на учёт в женскую консультацию не становилась. Есть правда, одна на примете. Несовершеннолетняя. Но та вряд ли выбросила бы. Эта заявляла, что зачем ей учиться, когда можно детей рожать и жить. Как мамка и бабка её. Династия уже горе-мамашек в третьем поколении, - устало вздохнула Мария Петровна, разбирая папки на столе. – Вот видите с чем я каждый день сталкиваюсь. Привыкла на всё с опаской и подозрением смотреть. Ведь с детьми не только алкаши так жестоко поступают. Есть и вроде нормальные семьи, но как копнешь, так за голову хватаешься. Чего только религиозные фанатики стоят, или педофилы-родственники, или просто моральные уроды, психически не созревшие личности. Они же наше будущее калечат. Терзают его, вырывая все человеческое из детского тела и души. Отдаю и боюсь ошибиться, Анастасия Георгиевна.

Слушая Марию Петровну, молодая женщина не верила своим ушам. Неужели вся эта варварская жестокость царит в современном обществе? Как можно так поступать с родным ребёнком? Насте никогда этого не понять. Многие годы она готова была жизнь отдать за мгновение почувствовать себя матерью. Прижать к груди своего малыша, увидеть его улыбку, услышать такое бесценное слово «мама», держать его за руку, когда он сделает первый шаг. Без ребёнка каждый прожитый день теперь казался пустым. И только Алёша вернул ей смысл жизни. Вернул краски в её серые будни. Его появление, стало тем самым спасательным кругом, который не дал Насте утонуть в обиде на мужа. Сегодняшний день она начала с надежды на счастливое будущее, а не с мрачных мыслей, как жить после развода. Ради этого счастья молодая женщина пойдет до конца. Она не отступится. Не позволит лишить её возможности любить своего голубоглазого улыбчивого мальчика, ведь его улыбка для неё бесценная награда.

- Мария Петровна, вы можете ставить мне палки в колёса, но я всё равно добьюсь опеки и усыновления Лёши. Я подключу всех своих знакомых, все свои связи. Это будет, конечно, долго и муторно. И для малыша травмирующе, ведь он уже тянется ко мне, так же сильно, как и я к нему. Я это чувствую. Чувствую связь между нами. Или можете мне помочь, чтобы мы быстрее стали одной семьёй, - и глазами полными надежды посмотрела на строгую тётку из опеки, вытаскивающую нужную ей папку из стопки документов на столе.

- Помогу, куда я денусь, - ответила Мария Петровна, открывая папку. – Алёша домашний мальчик в любви и заботе вырос. В приют ему нельзя. Да, что я говорю. Детям место в любящей семье, а не в казённом доме с чужими тетками- воспитателями. Вот, - подала она личное дело сироты Насте, - его мать – Анастасия Викторовна Лесникова – родила поздно, в тридцать шесть лет. У женщины был порок сердца, врачи запрещали рожать, но она всё равно сохранила беременность. Родила и умерла. Даже сына к груди не прижала. Отца нет, и кто он был неизвестно. Женатый, наверно. Она работала в крупной компании, а как забеременела, вернулась к матери. Бабушке я помогала с оформлением опеки над внуком. Крепкая женщина была. Старой закалки, - тяжело вздохнула соц.работник, вспомнив мать Лесниковой. – Жаль Ироиду Андреевну. Душа человек была! Таких редко в наше время встретишь. А теперь вот Алешенька сирота.

- Не сирота, - закрывая папку сказала Настя. – У него уже есть семья.

Мария Петровна бросила взгляд на правую руку молодой женщины, и сощурившись тут же задала вопрос:

- А вы замужем? – потом быстро пояснила, почему так интересуется личной жизнью претендентки в матеря. – В полные семьи детишек охотней отдают.

- Замужем, - ответила Настя, смутившись пряча руки под стол.

- А кольцо чего не носите? – не унималась с допросом социальной работник.

- На работе неудобно, вот и сняла, - соврала Настя, чувствуя неловкость от пронизывающего взгляда Марии Петровны.

- Ну, ладно, поверю, но проверю, - уже не так строго сказала она.

Распрощавшись с Марией Петровной, Настя сразу же позвонила матери. Самой тридцать пять лет, взрослая тётка, а чем кормить ребёнка не знала. Опыта совсем нет, а в магазинах такой широкий выбор, что теряешься. И уже не знаешь, какую кашу или сок лучше купить. По дороже или по дешевле? Вроде все хорошие. А надо лучшее! Своему же ребёнку покупаешь!

Мама долго выслушивала дочь, ничего не понимая. Какой Алёша? Какие каши? Но Настя за столько лет была на таком подъёме, что мать не перебивала её. И только в конце взволнованного монолога дочери, до Ксении Марковны дошло: они решили усыновить сироту. Странно, Серёжа приехал в гости к любимой тёще и ничего про внука не говорит. Сидит поникший, чай пьёт, а от самого такой перегар, будто не просыхает уже от водки неделю. Не рад что ли? Чужого не хочет воспитывать? Надо зятем поговорить, а то разведутся ещё. А может, уже разводятся? В последний месяц вместе, как раньше, не заезжают. Только по отдельности. И на все вопросы о семейной жизни отвечают: работа.

Смерив Серёжу придирчивым взглядом, Ксения Марковна сказала дочке, прежде, чем отключиться:

- Девочка моя, я сейчас сама приеду в больницу и привезу нормальную еду.

Зять при словах «девочка моя» и «больница» заметно оживился. Даже как-то побледнел.

- Что с Настей? – заволновался он.

- Это я у тебя должна спрашивать, что с Настей, - ответила теща. – Ты лучше скажи, зятек, вы с ней ругаетесь потому что не хочешь ребёнка усыновить?

Сергей сдвинул брови, уставившись на мать пока ещё своей жены.

- Какого ребёнка? – ничего не понимая спрашивал Сергей.

Видно, и зять ни сном ни духом о решении Насти усыновить сироту, раз глаза удивлённо таращит на Ксению Марковну. Если бы не дожевал кусок пирога, то сейчас точно бы подавился. Ну, что обсуждать, надо ехать внука смотреть. Ксения Марковна давно намекала дочери, что можно взять ребёнка из детдома, но тогда она была ещё не готова. Закрылась в себе, и всячески избегала подобных тем для разговора. А тут всего один день изменил Настю! Чудо! Как есть новогоднее чудо!

- Сама не знаю, - поднимаясь со стула, сказала тёща. – Давай одевайся, в больницу поедем.