Глава 5

«Большой трехэтажный дом из красного кирпича с белыми оконными рамами. Все, что отличало его от соседских, подпирающих друг дружку по бокам, — это установленный отцом флюгер в виде грифона над печной трубой. Когда дул сильный ветер, флюгер крутился, готовый улететь в хмурое, затянутое темными облаками небо. Но ни разу я не увидел, как мифическое животное взмахнуло своими железными крыльями и взмыло вверх. Грифон всегда оставался на страже дома, наблюдая за прохожими черным глазом», — Калеб шатался внутри дома, где сползшие со стен кусочки обоев, обгоревшие книги и обломки буддийской статуи напоминали о былом величии дома Рестлессов.

— Совсем ничего, — повторяла Вайолет, осматриваясь по сторонам и пытаясь не расплакаться. — Калеб! — она сжимала в руках тонкую закоптившуюся книжку. — Попробуй связаться с мамой или отцом, ты ведь можешь…

Мальчик тяжело вздохнул и обернулся к Жнецу. Погруженный в себя тот стоял у двери, подпирая косяк, и даже не смотрел на детей.

— Ладно, — шепнул сестре Калеб и сосредоточился, как учила матушка. Представил ее лицо, аромат, как протягивает ей руку в надежде коснуться, притянуть к себе из мира духов. — Психея Рестлесс, приди ко мне — своему сыну! Психея! — просил он, пока не почувствовал на лице дуновение холодного ветра, его плечо сжали ледяные пальцы, но, обернувшись, Калеб увидел не маму, а Жнеца. Тот качнул головой.

— Она не придет — ее тело было сожжено. Единственный возможный способ для медиума уйти из мира живых.

Вайолет отвернулась, пряча катящиеся по щекам слезы. Она все еще надеялась на встречу с духом, но ничего не вышло. Мама ушла… навсегда.

— А отец? Попробуй его!

Калеб вновь сосредоточился, но ощутил острую боль, словно в нос вонзили длинную иглу, и она обожгла его сознание. Застонав, он схватился за лицо и почувствовал, как по подбородку на руку стекает кровь.

— Калеб! — Вайолет бросилась к нему и прижала свой новенький платок, промакивая кровь. — Прости меня! Я не должна была этого делать, матушка ведь говорила, что за один раз нельзя пытаться вызвать больше духов, чем можешь, а ты ведь ещё не такой сильный, как она, — голос девочки дрогнул, в глазах замер страх, но она страшилась не своего поступка, а боялась потерять брата и остаться совсем одна.

— Ничего, — прогнусавил Калеб, слегка запрокинув голову, и держа платок у носа. — Немного льда — и все пройдет.

Жнец коснулся его подбородка, обжигая кожу холодом пальцев.

— Тебе больно? — спросил он, осматривая свою окровавленную руку. С тех пор, как Жнец умер он позабыл, каково это испытать боль. Должно быть, неприятно.

— Уже нет, подобное случалось. Я ведь не такой сильный медиум, как мама, — она могла вызывать духов несколько раз в день, хотя отец запрещал, говорил, это сказывается на ее здоровье, — поделился Калеб.

— Поэтому у мамы была седина, — Вайолет распушила волосы. — И она часто болела, а порой, — девочка перешла на шепот и приблизилась к Жнецу. — На руках оставались следы от пальцев, порезы… от людей с того света.

Жнец понимающе кивнул:

— Души не всегда любят, чтобы их тревожили, это как прийти в гости без приглашения. Калебу ничего не угрожает.

Вайолет успокоилась.

— Нам стоит вернуться, — Жнец коснулся их плеч.

Дети бросили последний взгляд на обгоревшую гостиную с полуразвалившейся лестницей и прижались к Жнецу. Их дом сожрал огонь, прошлое — мертво, и родителей не вернуть.

Вайолет устроилась в ногах у Жнеца, положив руки на его колени, а Калеб занял кресло напротив, прижимая к переносице врученный Джеком мешочек со льдом. Хозяин квартиры отправился на ночную прогулку, а дети остались под присмотром Жнеца и приготовились слушать самую мрачную и волшебную сказку из когда-либо рассказанных.

— Говорят, что Корпсгрэйв появился вместе с луной одной глубокой ночью, когда мир был только создан и начал пробуждаться со всем живым. Даже я не знаю, как это произошло на самом деле, ведь и меня тогда не существовало, — едва слышно рассказывал Жнец, глядя на огонь и чувствуя тепло детских рук на своих ладонях. Пальчики Вайолет подрагивали от волнения, она заерзала на ковре среди подушек и от любопытства закусила нижнюю губу.

— Смерть пришла вместе с жизнью, вечными остались небо и земля, но и та… подвергалась многочисленным изменениям. По ней ходили живые, и в ней же они растворялись, уходя глубоко, как корни деревьев. Тогда Смерть еще не обрела лица, но забрав душу первого человека, она примерила его облик и решила, что отныне и навсегда все Жнецы — ее помощники — будут подобны людям. Нет жизни без смерти — это круговорот событий, непрекращающийся цикл. Если смерть не заберет одного, то не сможет родиться другой. Как не может быть дня без ночи, света без тени… — философски отметил он. — Есть и другие отражения Корпсгрэйва, и все они разбросаны по миру. Тот, в котором работаю я, отражает Лондон, но также заведует землями Ирландии и Шотландии.

— Ты помнишь свою прошлую жизнь? Когда был живым? — спросила Вайолет.

Жнец призадумался, и его лоб прочертили тонкие морщинки:

— Не очень, у всех по-разному. Кто-то помнит обо всем, другие — обрывками, третьи — совсем ничего и не испытывают сожалений.

— Но не каждый человек подходит для этой роли, верно? — добавил Калеб, постукивая ноготками по подлокотникам.

Жнец кивнул:

— Не каждый, но даже мы не знаем критериев отбора. Бывало, что Жнецом становился убитый монах или же умершая во сне нянька, аристократы и простолюдины. Для смерти не важны титулы, богатство и власть.

— Должно быть… их отбирают за другие качества, — Вайолет задумчиво накрутила прядь волос на палец. — Может… они должны обладать твердостью духа? Быть сильными, уметь принимать нелегкие решения, ведь забрать душу — не разбить яйцо.

— Это верно, но мы — марионетки смерти. Наши тела — проводники, а ее незримая сила повсюду — в воде, земле, воздухе, каждом человеке. Мы можем отключить все человеческое: чувства, желания, — руководствоваться лишь разумом, но тогда долгая жизнь окажется скучной. Поэтому у каждого из нас есть свои особенности и причуды, например…

— Дорогие ботинки, — поняла Вайолет и лучезарно улыбнулась.

— Да, у моего коллеги Мушкетера — прекрасные дамы и хорошее вино, у кого-то — домашние питомцы, даже призраки. Но мы не можем заводить семьи, не можем дать начало новой жизни, потому что уже мертвы. Да и люди не замечают нас. Столкнувшись со мной нос к носу прохожий в одночасье позабудет о моем существовании, как если бы мимо пронесся поток легкого ветерка.

— Но ведь Джек видит тебя, общается и не забывает, и мы тоже, —лицо Калеба приобрело озадаченное выражение.

— Во всем есть исключения, мир несовершенен и многогранен. Ветер не может дуть либо слишком сильно, либо слабо, быть всегда определенной температуры и плотности. Ветер свободен. Также и с людьми: есть те, кто подвержен всему необычному, они видят, чувствуют или же, наоборот, не видят, но интуиция подсказывает им о чем-то странном. Например, вы унаследовали способности медиума от вашей матери, а она, в свою очередь, от кого-то из своих родителей. Это закономерность, и вашим детям передастся этот дар. Он течет по вашим жилам вместе с кровью, хранится в уголках разума, отражается в глазах. Умрете вы — умрет и дар, вы его носители. И все особенные такими рождаются или же… случайно приобретают, как случилось с Джеком. Он от природы одаренный человек: внимательный, с прекрасно развитой интуицией, зорким взглядом, острым слухом. Такими же талантами обладают и другие люди. В свое время Джек увидел нечто нехорошее, то, что не каждый ребенок смог бы пережить или забыть.

— Это повлияло на него? — прошептала Вайолет, прижав ладошку к груди и успокаивая взволновавшееся сердечко. — Что же с ним произошло? Его мучили? Или он из таких, как мы — неучтенных?

Жнец тяжело вздохнул, он и сам не знал подробностей истории Джека, да и не понимал, что испытывает человек, особенно, ребенок, утратив любимого.

— На его глазах умерла сестра, быть может, ее убили, и, кажется мне… очень изощренно. Это и оставило на нем отпечаток смерти. Возможно, в будущем, умерев, он станет жнецом, но это лишь мои догадки.

Вайолет побледнела, и ее глаза наполнились слезами:

— К-какой уж-жас, — всхлипнула она. — Бедный Джек, несчастная его сестренка.

— Он сам избрал свой путь, как и мы свой, — спокойно сказал Калеб, глядя в одну точку. — Как же мне управлять своими силами? Призывать духов?

— Практикуйся, учись лучше слышать и видеть их, различать среди живых, повелевать. Представь, что ты — кукловод, и от твоих пальцев тянутся незримые нити дара, они оплетают души, и стоит потянуть — те окажутся перед тобой. Я также делаю со своей косой: представляю ее, чувствую леденящую руку сталь, вспоминаю вес, как рукоять меча ложиться в ладонь… — и оружие возникло в руке, Жнец поднял его над собой. — Мне, как Жнецу, это дается легко, ведь я пришел из Корпсгрэйва, тебе же, человеку познавшему смерть, будет немного сложнее, и все же… в вас обоих течет кровь мира мертвых. Она усилила ваш дар, сделала тела отчасти неприкосновенными для смерти. Воспользуйтесь этой силой. Она не сделала вас богами, и жизнь ваша также не вечна, но пока вы дышите — вас ждут незабываемые моменты.

— У меня вот совсем не выходит общаться с духами, — пожаловалась Вайолет, утирая слезы. — Я их вижу, но не слышу слов, разве что могу пытаться читать по губам. Почему так? Вот у Калеба все получается.

Губы Жнеца расплылись в улыбке, и он погладил девочку по голове, коснувшись затылка и почувствовав под ладонью ее хрупкий череп.

— Полагаю, дело в возрасте. Дар не стоит на месте, а растет со своим носителем. Скажи, Калеб, ты с самого детства мог общаться с духами, видел их?

Мальчик призадумался:

— Не то чтобы с самого детства, но, полагаю, лет с трех, возможно, четырех. Мне мама рассказывала, но вот говорить… кажется, с шести или семи.

— Ну вот! А мне шесть! — Вайолет вскочила и заходила по комнате кругами, заламывая руки. — Я тоже хочу, а ничего не выходит, — плаксиво заявила она. — Так нечестно!

— Всему свое время, — прошелестел в полумраке голос Жнеца.