5
ГЛАВА ПЯТАЯ
Черные брови еще сильнее сошлись на переносице. Леонардо поджал губы. Покорность, даже можно было сказать, жертвенность этой саксонки пробудила в нём мысли, которые аккуратно стали подтачивать непоколебимую уверенность в том, что Годива виновна. Виновные себя так не ведут. Они падают на колени, заливаются слезами, рвут на себе волосы, дают клятвы – снова и снова, все весомее и весомее – по мере приближения наказания.
А девушка… хоть глаза и поблескивали от слез (а может, это был просто столь яркий оттенок?), однако она не сделала ничего из вышеперечисленного. Стояла, молчаливо глядя на него, готовая понести справедливое наказание.
Только каким оно должно быть?
Леонардо твердо знал, что накажет высокомерную гордячку. Она ведь оскорбила не только его, но и короля – нормандский лев был его верным вассалом. Именно Вильгельм отдал приказ утихомирить Уэльс, а лучшим способом для этого стало то, чтобы Леонардо взял в жену леди Годиву. Красивая, благородная саксонка, король счел эту идею превосходной наградой для своего преданного воина.
Однако письмо – написанное в грубой, грязной форме немного изменило планы Леонардо. Нет, жениться он так и так не хотел. Но понимал – рано или поздно, ему придется, для укрепления собственной власти, осесть в замке и заиметь наследника.
Быть может, будь отказ написан в вежливой форме, Леонардо бы так не разозлился. Но то, что он прочел, являлось не только унижением, но и вызовом, который мужчина, будучи настоящим воином, принял. И вот теперь, когда расстояние было преодолено, большая часть мятежников подавлена, перед ним стояла та самая цель, к которой Леонардо шел все это время.
Вот только он понятия не имел, каким образом наказать леди Годиву. Будь перед ним мужчина – все было бы значительно проще. Самое меньшее, что Леонардо сделал – высек бы того до полусмерти. Но перед ним была женщина. Пусть и юная, но…
Что ему делать? Как сдержать слово, данное самому себе? Обещание, которое слышали его приближенные воины? Он всегда сдерживал слово. Леонардо стиснул челюсти. Будто сам себя загнал в ловушку! Теперь еще и страдает от этого! Не бывать такому! Мужчина смерил девушку расчетливым взглядом, а потом – сообщил ей:
- Тогда идем за мной.
Годива проглотила ком в горле. Ничего хорошего не предвещало сказанное Леонардо. И все равно, в глубине своего юного сердца, девушка верила – мужчина не причинит ей вреда. Не мог он сделать с ней такое.
Не потому что Годива была глупой и свято верила в благородство мужчин. Нет. Но этот человек… В голове, а еще больше, в глубине сердца не складывалась картина, что Леонардо способен быть жестоким к ней.
Ну, не убьет же он её?
Уверенность стала медленно покидать Годиву, как только девушка, последовав за Леонардо, вышла из палатки. Их появление мгновенно привлекло внимание воинов. Еще бы, не заметить своего предводителя, рядом с которым, как прекрасный призрак, шла саксонская гордячка.
Порывистый, пропахший запахом костра и свежестью леса, ветер подхватил белокурые волосы девушки и накинул их ей на лицо. Годива дрожащей рукой отвела их в сторону. Все свое внимание красавица сосредоточила на широкой спине Леонардо. Тяжко было ощущать на себе чужие взгляды – и хотя девушка не смотрела на лица мужчин, она явственно чувствовала насмешку, презрение и еще что-то такое, от которого щеки её все розовели и розовели, делая образ Годивы привлекательнее и манящее.
Воины, хоть и пытались держать себя в руках (все-таки, годы дисциплины сыграли не последнюю роль в этом), но глаза их – буквально пожирали леди Годиву. Высокая, статная, с белоснежной кожей, с лицом, светом своим превосходящим лунное сияние, она была прекрасна. Вообще, всякая женщина была хороша для воина – и чем больше тот был на службе, тем сильнее повышалась её привлекательность.
Но эта саксонка…
Она была чем-то эфемерным, волшебным чудом.
Некоторые из воинов испытали чувство сожаления, что столь прекрасная девушка подвергнется наказанию со стороны предводителя. Неужели у того не дрогнет рука?
Другие же, предвкушали развитие событий, в котором их лидер непременно проучит эту красавицу, чтобы той больше было неповадно отказывать ему.
Остальные – сохраняли что-то, вроде нейтралитета – с одной стороны поддерживали решение Леонардо, с другой – не желали насилия по отношения к белокурой саксонке. В любом случае, решающее, единственное слово было за нормандским львом.
Леонардо шел впереди. Его походка была уверенной и стремительной, и Годива, со своими пораненными коленями, едва поспевала за ним. Кожа на месте удара об камень горела огнем, будто резали ножом по ней. Девушка сглатывала слезы. Она не хотела плакать при всех. Не хотела показать свой страх. А он снова стал подкрадываться к ней, принося с собой разные картинки наказания.
Сколько девушка так шла, она не знала. Все прониклось болью и переживаниями, время стало странно течь – не ощутимо, не осязаемо, непонятно. Наконец, Леонардо остановился – пришлось, не без некой толики облегчения (из-за ран на коленях) остановиться и Годиве. Она старалась не думать, что скоро последует за этим недолгим «отдыхом». Девушка посмотрела вдаль - на горизонте тьма уже распростерла свои крылья. Совсем скоро ночь примет мир в свои объятия. Скоро этот мучительно долгий день закончится.
Пленница обвела медленным взором пространство. Место, куда привел Годиву Леонардо, было центром лагеря – вокруг расположились палатки и костры. Они освещали предводителя и его пленницу мистическим светом. Действительно, будто на алтарь привел её, чтобы принести в жертву…
Девушка обхватила себя за плечи. Скорей бы все закончилось. Ожидание наказания – само по себе вызывало мучения. Так пусть оно уже свершится! Даже если она не виновна. Даже если будет больно, Годива не намеревалась выдавать Эрика – тогда, тому точно не жить. Он и так настрадался в жизни, так пусть…
Девушка не успела завершить свою мысль, как властный мужской голос, подобно удару хлыста, разломил вечерний воздух.
- Мои воины, - начал Леонардо, и его люди замерли-затаили дыхание, ожидая вынесения приговора.
Годива тоже устремила все свое внимание на нормандского льва – он стоял, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Давящий, неприступный и высокомерный. Их глаза встретились. Ледяными иглами впился взгляд Леонардо в снова побледневшее лицо девушки.
- Подойди, - резко бросил мужчина.
Годива, вздрогнув от такого обращения, выполнила приказ. Каждый её шаг отдавал громким гулом в голове. Каждый шаг был подобен тому, будто девушка шла по раскаленным камням. Так больно было ей.
Она остановилась в двух шагах от Леонардо, и все равно, для Годивы это было слишком близко. Слишком интимно. Мужчина продолжал раздавливать её своим взглядом. Создавалось впечатление, что еще чуть-чуть, и девушка лишится остатков сил.
Невольно, Годива скользнула взглядом в поисках кнута. Почему-то теперь, мысль о том, что её высекут, была почти естественной. Все лучше, чем смерть для брата. Так думала Годива – ни разу в жизни не испытавшая на себе удара кнута. А любовь к брату и понимание того, что таким образом она защищает его, не позволяли девушке разрыдаться от страха.
А страшно, конечно, было.
- На колени, - угрожающе – тихо, приказал Леонардо.
У Годивы перехватило дыхание в груди. На колени? Неужели, это то, что она думает? Неужели за это письмо её ждет такая расплата? Этот мужчина станет её палачом и своим мечом лишит головы?...
Девушка, не сводя взгляда с ничего не выражающего лица Леонардо, опустилась перед ним на колени…