Глава 2

— Возраст? — наконец, нарушает молчание.

У самого папка перед глазами. И все равно у меня спрашивает. В документ вовсе не смотрит. Меня так и тянет соврать или вовсе нагрубить и сбежать отсюда поскорее, но я сдерживаю эмоции и отвечаю, как есть:

— Двадцать три.

— Образование?

— Высшее юридическое.

Взгляд Орлова скользит с моего лица ниже, к зоне декольте, и еще ниже. Разглядывает, будто купить собирается. Придирчиво. Совсем не спеша. Раздражающе. А я вдруг зачем-то начинаю размышлять о том, что несмотря на возраст и рождение ребенка, по-прежнему похожа на угловатого подростка со всего лишь вторым размером груди. И на бедрах, скрытых узкой юбкой, полно беременных растяжек. И… Боже, о чем я только думаю?! Совсем рехнулась, что ли, на фоне нервного потрясения?!

— Семейное положение? — задает новый вопрос Орлов, больше похожий на приказ.

И вот на него я отвечаю не сразу. Совсем не хочется признаваться, что одинока. Да только в личном деле отметка стоит именно такая, не соврать. Впрочем...

— Не замужем. Но имеется жених.

И на мгновение дышать перестаю от собственной то ли смелости, то ли глупости. Лучше б вовсе молчала! И по-прежнему не смотрела в его сторону. Особенно, если учесть, какой нехороший оттенок появляется в его ухмылке.

— Может, и в декрет, в таком случае, тоже собираешься?

От упоминания о ребенке сердце сбивается с ритма и начинает биться быстрее прежнего.

— Может, и собираюсь, — отвечаю больше на автомате, чем осознанно.

Он ведь не знает, правда? Пожалуйста, пусть это простой вопрос, а не намек!

— Зря.

Ответ не развеивает мои опасения. Наоборот, заставляет сомневаться и нервничать еще больше.

— Уволите? — все же интересуюсь с надеждой на лучшее.

Не смогла скрыть эмоцию. И похоже, в моем голосе ее чересчур много слышится, потому что Игнат склоняет голову чуть влево. Опять молчит. Секунд пять. А потом…

— Следующий.

Папка с моим личным делом остается на столе. И это самое удручающее и печальное зрелище в моей жизни за последние пять лет. Хуже него только уголовное дело на сидящего передо мной, которое я, увы, изучила уже после того, как умудрилась познакомиться с ним ближе нужного. Впрочем, я избавляюсь от этих воспоминаний уже вскоре. Как только, после нескольких последующих увольнений, доходит очередь до той, кто явилась в конференц-зал вместе с Лизой.

— Судакова Эльвира Викторовна.

Взгляд Орлова скользит по брюнетке модельной внешности с головы до ног и обратно. Но то не удивительно. У нас весь мужской контингент пускает на нее слюни. Еще бы, грудь четвертого размера, широкие бедра, зеленые глаза, длинные густые волосы, пухлые губы и соблазнительный голос. И не важно, что часть ее красоты — искусственно созданная.

В общем, насколько сильно она нравится мужчинам, настолько же сильно ее ненавидят наши дамы. Я же сейчас готова ее расцеловать! Ибо на фоне Эльвиры я еще больше выгляжу несуразным подростком. А значит, вряд ли могу привлечь мужское внимание Игната.

— Замужем? — единственное, что спрашивает у нее Орлов.

— Нет, конечно, — улыбается она.

Ее личное дело также оказывается на столе. Как и личные дела еще нескольких девушек. Всего — девять. Ни одного мужчины. Или хоть одного специалиста старше тридцати. В результате уволено более, чем девяносто процентов всего нашего штата. Подозреваю, все это делается с одним желанием: окружить себя несколькими любовницами сразу. Кобель!

— Все, кто остался, по очереди пройдут индивидуальное собеседование, в течении оставшейся части сегодняшнего дня, — подводит итог Агата, собирая отложенные дела, — после чего Игнат Алексеевич примет окончательное решение, где и в качестве кого вы сможете работать в этой организации.

Она еще не договорила, а он уже уходит…

— А то не все еще поняли, в качестве кого он видит всех нас здесь, — бормочу себе под нос, стараясь не кривиться слишком заметно ему вслед.

— Хм… думаешь, он ищет себе нового секретаря? — задумчиво отзывается на мои слова Лиза.

Смотрю на нее и не знаю, то ли мне плакать над ее наивностью, то ли смеяться. Особенное, когда понимаю, что и сама некогда такой же была. Когда-то давно. Так давно, что уже и не вспомнить.

— Может, не нового? — скептично хмыкает Эльвира. — Второго? — выносит предположением, оглядывая нас всех.

— Или третьего, — усмехается Агата.

Она-то все еще здесь. Хотя тоже направляется на выход.

— Только не секретаря, а секретутку, — вставляю свои пять копеек. — И вы как хотите, а я увольняюсь. Я нанималась работать юристом, а не проституткой в узаконенном борделе прислуживать.

С такими словами беру со стола, за которым еще недавно сидел Орлов, бумагу с ручкой и начинаю писать заявление по собственному.

— Учти, заявление ему сама понесешь. Или волчий билет с увольнением по статье получишь, — хмыкает на содеянное мною Агата, прежде чем удалиться.

Не озвучиваю вслух того, что лучше волчий билет получить, чем оставаться рядом с ее начальником. Просто дописываю начатое и с самым решительным видом иду ставить точку в нашей сегодняшней с Игнатом встрече. И я искренне надеюсь, что после этого мы с ним уже точно больше никогда не встретимся.

— Туманова, Игнат Алексеевич, — предупреждает Агата, прежде чем впустить меня в кабинет генерального директора.

Вхожу и на мгновение замираю под пристальным взором полночно-синих глаз, только сейчас поняв, что собеседование будет происходить наедине, о чем подтверждает хлопок закрывшейся двери за моей спиной. Следующие секунды, пока я приближаюсь к столу начальства, вовсе растягиваются в вечность. И заявление об уходе не отдаю — почти кидаю ему на стол. А ведь так и спалиться недолго. Но поганое воображение рисует все больше картин с самыми жуткими итогами нашего общения, отчего сохранять невозмутимый вид удается с превеликим трудом.

Конечно, я не раз и не два в свое время прокручивала в голове подобные эпизоды, но одно дело представлять эфемерное будущее, и другое — когда оно наступает уже сейчас, вот так внезапно.

Что за издевательство? Пять лет прошло. Пять! Я уже и думать не думала, что мы когда-нибудь свидимся. И вот, пожалуйста, явился не запылился. Почему именно сейчас? Почему наша фирма? Я же совершенно не готова к подобному повороту! И как я объясню Максу, зачем нам нужно уехать прямо сегодня, как можно дальше? Не правду же? Он же тогда первый потащит меня обратно в руки Орлова, что меня совсем не устраивает. Так что выбор очевиден.

— Я увольняюсь.

Фраза режет слух, настолько скрипуче звучит сейчас мой голос, и я в очередной раз поспешно отвожу взгляд, стараясь смотреть куда угодно, только не на Игната.

— Я умею читать, — отзывается тот, хотя могу поклясться, даже не взглянул на бумагу, слишком остро чувствуется его сканирующий взор на мне. — Причина?

Он так и не перестает смотреть на меня, пока тянется к ручке.

То есть... подпишет? Если придумаю что-нибудь вразумительное в качестве обоснования? Вот только — что? Мозг ни в какую не соглашается генерировать что-то умное, сколько я ни заставляю себя думать. Кроме разве того, что:

— Меня не устраивает ваша политика ведения дел.

Краем глаза отмечаю, как на его губах расцветает мрачная насмешка.

— И чем же конкретно она тебя не устраивает?

Мужская рука сжимает ручку, которая застывает над листом бумаги.

Значит, желает знать правду? Ну, ладно!

— Всем, — признаюсь на одном дыхании. — Я достаточно наслышана о вас, Игнат Алексеевич, чтобы понимать, что мы с вами никогда не сработаемся. Такой ответ вас устраивает? — наконец, позволяю себе вновь посмотреть ему в лицо.

И зря я это делаю, потому что Орлов заинтересованно приподнимает бровь. Ручка ложится на мое заявление — о ней он забывает, как и о бумажке, сосредотачивается исключительно на мне. Откидывается на спинку кресла, обманчиво расслабленно устраиваясь поудобнее.

— Так говоришь, словно я только что предложил тебе встать на колени и отсосать у меня, а ты ни разу не такая, — сообщает напоказ равнодушным тоном.

Я едва не задыхаюсь от возмущения и непроизвольно краснею от такого откровенного заявления. А может от того, что он, сам того не ведая, ткнул меня в мое же двуличие. Ведь будь я действительно не такой, той нашей совместной ночи никогда бы не произошло. Впрочем, той ночью Игнат со мной и не общался в такой манере. Наоборот, я в жизни больше не встречала в мужчинах того трепета и благородства по отношению ко мне, какое проявил он тогда. Ни до, ни после. Оттого его слова выглядят еще более обидными и оскорбительными. Настолько, что я, поддавшись силе этих эмоций, подаюсь вперед, упираясь в столешницу ладонями, и говорю то, чего прежде никогда бы не подумала озвучить вслух.

— Представьте себе, — произношу ядовито. — Совсем не такая. И даже ни разу еще никому не отсасывала. А теперь, когда мы все прояснили, подпишите уже мое заявление и разойдемся, как в море корабли. Надеюсь, навсегда, — пододвигаю лист с заявлением к нему ближе.

Вся его показная расслабленность испаряется в одночасье. Он резко поднимается со своего места и, как и я до этого, подается вперед, но упирается в стол кулаками. Выдыхает отрывисто. Теперь расстояния между нами настолько катастрофически мало, что каждое последующее слово я ощущаю, наряду с его дыханием.

— Не услышал в твоих словах отказа от самого предложения, — произносит Игнат вкрадчиво.

Я фактически заставляю себя оставаться пребывать в прежнем положении, хотя очень хочется не просто отшатнуться, а сбежать из кабинета прямо сейчас. И наплевать, как это будет выглядеть в его глазах, в расширенных зрачках которых я сейчас могу отчетливо рассмотреть саму себя. Слишком близко он. И слишком хорошая у меня память, решившая непонятно с чего сыграть со мной в опасную игру, подкинув несколько сцен прошлого, где мы вот также с ним… рядом. Дышим одним воздухом на двоих. И губы горят как от ожога, еще даже не прикасаясь друг к другу. Невольно облизываю их, с шумом втягивая в себя тот самый воздух. И все это вместо того, чтобы вдарить по его наглой роже и свалить как можно дальше! Точно дура! Как и та самая, чересчур хорошая память, которая все никак не желает затыкаться. Буквально прошивает насквозь, вместе с прикосновением его пальцев к моему подбородку и нижней губе.

Благо, этого хватает, чтобы прийти в себя!

Отшатываюсь и едва не падаю, в последний момент хватаясь руками за край столешницы, тем самым удерживая себя на ногах.

— А я почти счел это согласием, — удручающе качает головой с ноткой издевки мужчина и вновь усаживается в кресло, подбирает ручку. — Или здесь просто слишком холодно для тебя… Тая? — дополняет насмешливо.

И вновь чертова память подкидывает момент, когда он точно так же сокращал мое имя. Только произносил иначе. Более нежно и с хриплыми от возбуждения нотками в голосе, от которых мурашки расползаются по всему телу даже сейчас. Тут же мысленно проклинаю себя за подобные фантазии, а следом и свою любовь к тонкому белью, когда взгляд Игната показательно смещается с моего лица на грудь, где бежевая ткань блузы совсем не скрывает реакции тела. Хорошо, он больше ничего не говорит. Более того, на моем заявлении появляется его подпись.

От такой радости даже забываю о смущении и злости. Хватаю заверенное им заявление и, пока он не передумал, почти бегом направляюсь на выход из кабинета.

Ура! Свобода!

Правда, из-за отсутствия на своем месте Агаты, приходится поплутать по офису в поисках того, кому можно сдать документ — кадровики же все уволены. По итогу отдаю его находящейся в бухгалтерии вместе с остальными девочками Эльвире. После чего, наконец, забрав из конференц-зала свое пальто, покидаю здание уже бывшего места работы. Теперь остается только спрятать на ближайшие несколько недель Максима где-нибудь и искать себе новую работу, желательно в другом городе.