Невыносимый

Тая

Весь распорядок в офисе нашего холдинга перевернулся вместе с приходом нового босса. Сегодня меня здесь вообще не должно быть. У меня отпуск. Но начальство решило, что много отдыхать вредно. Приказано явиться всем, без исключения. О чем сообщили лишь час назад. И теперь я, вместо того, чтобы идти с сыном на каток в парк, рассматриваю себя в зеркало лифта. В одной руке у меня снятое еще в холле красное зимнее пальто, а другой я поправляю одежду, спешно нанесенный макияж и убираю выпавшие из заплетенной косы влажные из-за снегопада пряди светлых волос. И уже на выходе замечаю на спине блузы отпечаток детской ладони, оставленный белой краской.

— Вот же… — не сдерживаюсь, понимая, что на этот раз прозрачно-бежевой ткани пришла точно хана.

Но губы все равно растягиваются в непроизвольной улыбке. Все-таки не умею я по-настоящему сердиться на моего мужчину. К тому же пятно легко скрыть за завесой распущенных волос, чем и занимаюсь, пока иду в сторону главного конференц-зала.

В пункте назначения я нахожу больше десятка человек, на чьих лицах царят одновременно взбудораженность и подавленность. На вопрос о том, что происходит, слышу:

— Нас всех уволят!

Тамара Станиславовна — одна из тех, кто работает здесь давно, она не станет паниковать на пустом месте, поскольку замечательный специалист, так что в ее словах есть доля правды. С момента смены власти в нашей компании прошли едва ли сутки, а наш генеральный директор уже снят с должности. И не один, а вместе со своими заместителями и их прихлебателями.

— А девочки говорят, он красив, как бог, — кокетливо протягивает стоящая в стороне от нее Лиза — секретарь бывшего босса.

Вот же счастливая — вечно летает где-то среди облаков. Порой, кажется, начнись апокалипсис, она все равно будет мечтательно вздыхать о каком-нибудь красавчике. Впрочем, это ей нисколько не мешает ответственно подходить к своей непосредственной работе. Уникум, а не девушка, как по мне.

— И настолько же жесток, — кривит губы все та же Тамара Станиславовна.

— А вы, что? Уже с ним знакомы? — заинтересовывается еще одна девушка, но уже из бухгалтерии.

— Наслышана, — важным тоном отзывается женщина, демонстративно отворачиваясь ото всех, делая вид, что февральский снегопад за окном интересует ее куда больше.

На дальнейшие расспросы она строит “умное” и “знающее” лицо, но делиться информацией не спешит. Да и ладно. Лично меня все равно больше интересует не то, кто и насколько красив или жесток, а чем нам грозит смена власти. Все ли останутся на своих рабочих местах? С учетом моего не самого долгого периода работы в компании — всего шесть месяцев — так себе перспективка вырисовывается.

А народ прибывает и прибывает. Назначенное время подходит к нулевой отметке. В конференц-зале становится слишком душно из-за того, сколько персонала здесь собирается, несмотря на работающий кондиционер.

Проходит еще не менее получаса, прежде чем к нам присоединяется новое действующее лицо. Точнее, четыре. Тот, кого мы все, собственно, ждем, и еще трое. Двое амбалов с внушительными стопками папок, а также одна рыжая… кхм… в общем, на ее длинных ногах сосредотачивается все внимание присутствующих. Очень уж заметно выделяются они на фоне двенадцати сантиметровой шпильки и черного платья минимальной длины. Все пялятся исключительно на нее. Я же...

Я будто падаю в бездонную пропасть прошлого. Лечу на всей скорости вниз, отчаянно пытаясь зацепиться хоть за что-то и не имея на то возможности. Ведь это не может быть правдой! Это не может быть он! Только не он! И вместе с тем, я, как никогда ясно, понимаю, что так оно и есть. Игнат Орлов. Известный бизнесмен. Очень влиятельный человек. И просто тот, кто разрушил мою жизнь до основания, сам того не ведая. Здесь. Своей собственной великой персоной.

Как такое возможно?!

— Здравствуйте…

— Добрый день…

Все здороваются с ним наперебой, всячески выражая почтение. У меня же язык к небу словно прилип. В голове мелькают образы прошлого один за другим, кружатся в хороводе из хаоса, а вместе с ними и обстановка вокруг. Я крепче сжимаю в руках свое пальто и мысленно убеждаю себя не поддаваться накатывающей панике. Но она никак не желает отступать.

Ну, вот все-таки как? Как такое возможно? То есть, как — понятно. Наверное. Другой вопрос: что он здесь делает?! Неужели, как-то узнал о Максе? И если да, то что предпримет? Господи, дай мне сил в таком случае, и побольше! Если и правда знает. Но тогда почему сразу не пришел ко мне? Получается, не в курсе?

Столько вопросов. И ни одного ответа. Да и проносятся эти мысли в моем многострадальном разуме за считанные мгновения, сметенные звуком давно позабытого голоса:

— Здесь не все.

Негромкое. Холодное. Безразличное.

В кожу словно множество ледяных осколков впивается, царапая и оставляя на своем месте обжигающие и кровоточащие следы, пока Игнат осматривает всех и каждого, а я — его.

А он все такой же. Как там Лиза сказала? Красив, как бог? Очень точное определение. Возраст только добавил этой самой красоты его совершенным, по-аристократически правильным чертам лица. Сколько ему сейчас? Тридцать два, кажется. Выглядит чуть старше. И взгляд полночно-синих глаз тяжелее прежнего. Только полуулыбка, вернее ее подобие, та же, полная насмешки, мрачности и обещания. Как напоминание о том, что таким, как Игнат Орлов, можно восхищаться лишь на расстоянии, но ни в коем случае не приближаться и не сближаться. Съест и не подавится. Истинный зверь. Вот и черный костюм классического кроя не способен в полной мере скрыть силу и мощь его тренированного тела, которые невидимыми волнами исходят от него по всему конференц-залу, вынуждая трепетать перед ним против воли.

Он не перекачен, нет, несмотря на кажущиеся излишне широкими затянутые в пиджак плечи. Видела я шкафчиков, у которых мышц в теле больше чем мозгов. Например, те, что с ним пришли. В Игнате как раз все сбалансировано. Ум и физическая выносливость. Тем опаснее стоящий передо мной. Витающий в воздухе морозный аромат парфюма с морскими нотками только усиливает это ощущение, отчего я мысленно повожу плечами.

Давно позабытый страх резко давит на сердце, вынуждая хватать ртом воздух с еще большим усердием, чем прежде. Или это просто я забываю, что надо дышать? Как надо дышать. Хотя лучше бы я вовсе не дышала на самом деле. Потому что тогда бы я точно знала, что мне ничего не грозит. А вот так…

— Господи… — все же вырывается из меня.

Не так уж и громко, но Игнат слышит. Цепкий взгляд впивается, подобно тысячам игл. Он выгибает бровь. Я же отворачиваюсь и по-прежнему пытаюсь прийти в себя, осознать, что все это по-настоящему. А еще порадоваться тому, что меня, похоже, не помнят. Но я все равно не расслабляюсь. Потому что стоит только представить, что будет, когда он поймет, узнает… Нет! Нельзя этого допустить! Ни в коем случае! Это будет крах всему, за что я боролась все эти пять лет!

Последние мысли помогают окончательно взять себя в руки и сосредоточиться на настоящем. А в нем:

— Все, Игнат Алексеевич, — реагирует Сергей Михайлович на ранний выпад начальства.

Да с таким виноватым видом, словно лично на него возложили обязанность по явке персонала, и он не справился.

— Кроме двоих, которые на больничном, — спешно поправляет его Лиза. — Они... — и тут же прикусывает язык, вжимая голову в плечи, под суровым взглядом Орлова.

— Кто?

Взгляд Сергея Михайловича становится еще более виноватым.

— Киселев и Тарасова. Первый с пневмонией, в больнице, его не отпустили. У второй ребенок температурит, — признается он. — Тридцать восемь. Оставить не с кем. Она дочку одна воспитывает, — оправдывается за отсутствие сотрудников.

Обе причины вполне уважительны. Но не для Орлова.

— Сколько лет? — слегка прищуривается Игнат.

— Кому? Тарасовой? — бестолково моргает собеседник.

На губах нового босса расползается ядовитая ухмылка.

— Ну, не мне же, — произносит снисходительно. — Дочери, — добавляет мрачно.

С таким видом, словно устал с умственно отсталыми общаться, а все равно приходится. Так и хочется сказать, чтобы не терпел и уходил поскорее, все будут только рады. Но я, конечно же, молчу.

— Т-тринадцать, — тихонько отзывается Сергей Михайлович, вжимаясь спиной в стул.

Словно знает, что будет дальше.

— Понятно. Киселев уволен. Как и Тарасова. Ты — тоже, — равнодушно выносит вердикт Орлов, после чего забывает о человеке, повернувшись к той, с кем пришел сюда.

И мне бы посочувствовать им, но на деле я думаю о том, что не нужно было сегодня приходить сюда. Тогда бы и меня, глядишь, уволили. Заочно, без лишних встреч.

— Кхм… Итак… — показательно прокашливается рыжая, тем самым заставляя возникший гул голосов заткнуться. Дожидается, пока в конференц-зале воцаряется всеобщее молчание и продолжает: — Меня зовут Агата. Я являюсь личным референтом Игната Алексеевича. Если у вас есть какие-либо вопросы, вы сможете задать их через меня. После того, как совещание закончится.

Ну да, не пристало барину лично общаться со своими холопами… Вместе с тем данная новость приносит своеобразное облегчение. Не общаться — это хорошо, просто замечательно. Да и совещание — название сомнительное. То, что происходит дальше, похоже скорее на распятие.

— Лоскутов. Валерий Леонидович, — произносит референт, подавая верхнюю из папок Орлову.

После того, как папка оказывается в руках мужчины, тот, кого назвали, поднимается на ноги. Но Игнат даже не открывает личное дело. Папка летит на пол. Всего один мимолетный взгляд на Лоскутова, и…

— Уволен.

Вздрагиваю. И не я одна. Тот, кому только что вынесли приговор, вовсе бледнеет. Некоторое время еще сомневается в выдвинутом начальством решении, но ровно до момента, пока его показательно не провожают на выход из конференц-зала. В помещении и без того было тихо, а теперь все аж дышать перестают.

— Лебедев Антон Семенович.

К первой папке, валяющейся на полу, с грохотом присоединяется вторая.

— Уволен.

В отличие от Лоскутова, Антон Семенович покидает нас самостоятельно, с гордо поднятой головой. Я же по-настоящему сочувствую мужчине, которому до пенсии остается всего два года и новую работу по специальности найти будет совсем непросто, если вообще возможно. Моя растерянность сменяется злостью на Орлова. Особенно, когда звучит новое имя и совсем другой вердикт.

— Беляева Елизавета Тимофеевна.

— Хм… — взгляд Орлова останавливается на нашей гиперэмоциональной блондинке, которая готова уже в обморок грохнуться от происходящего. Но папка с ее личным делом плавно опускается на стол, не падает на пол. — Следующий.

Агата согласно кивает, и подает новое личное дело.

— Дементьева Тамара Станиславовна.

— Уволена.

Тоже предпенсионного возраста. И хоть мы с ней не особо ладим, я не могу не сочувствовать, когда понурая женщина идет к дверям конференц-зала.

Так повторяется еще несколько раз, прежде чем, наконец, звучит мое имя:

— Туманова. Таисия Олеговна.

Полночно-синий взор сосредотачивается на мне. Секунда проходит. Другая. И еще несколько. Я в это время молюсь всем известным и неизвестным богам, чтобы меня уволили, стараясь не задумываться о том, почему Игнат не спешит озвучивать свое решение и так пристально изучает мою персону. И вообще стараюсь смотреть куда угодно, только не на него. А он все молчит и молчит. Хоть обморок изображай, честное слово!