Глава 2

Сочельник, два года назад

Мама настояла на покупке нового платья — Рождество ведь! Ну и мой день рождения, конечно. Повезло же родиться в самый главный праздник в году! Увы, я всегда буду на втором месте, здесь без вариантов вообще.

— Тебе нравится? — с надеждой спросила она, а сама расплакаться готова. Я кивнула. Даже если бы на мне был мешок надет, все равно сказала бы, что это самая потрясающая мешковина. Когда на тебя так смотрят — по-другому нельзя. Хотя платье действительно роскошное.

Мама считала, что в восемнадцать девушка становится молодой женщиной, значит, выглядеть и вести себя должна соответствующе. Поэтому наряд был подобран утонченный, элегантный, в меру откровенный. Черное бархатное платье обволакивало мою по-девичьи стройную фигуру, как ласковый футляр: руки до самых запястий, грудь, которая могла быть и побольше, но зато высокая и крепкая, бедра, подчеркивая крутой изгиб.

— Какая ты красивая, — всхлипнула мама, усадив меня на низкий пуф перед туалетным столиком. Мы с ней были похожи: те же пушистые рыжие волосы, карие глаза, тонкие черты лица. Лично я маму считала красавицей, даже в сорок она могла похвастаться стройными ногами и свежестью, свойственной юности. А вот я: рот великоват, нос длинноват и эти веснушки на плечах. Скорее бы лето. Загорю, так, что ничего видно не будет!

Она до блеска расчесала длинные волосы и собрала в небрежный низкий пучок.

— Готово!

Пока мама накрывала на стол, а отчим ей помогал, я, отогнав Риччи, осторожно пошла на поиски Эрика. Я слышала, что они с Картером собирались на какую-то вечеринку после ужина. Дэвид с его отцом были дружны, и чета Трэвер должна прибыть к восьми часам, а вот сын уже приехал. Я хотела поговорить с Эриком до прихода гостей. Кто-то из нас должен начать вести себя по-взрослому — я решила примерить эту роль на себя и положить конец нашей затяжной холодной войне.

Он приехал только вчера и вел себя до крайности пренебрежительно. Шесть лет мы с матерью живем в этом доме, и если с ней он смирился и даже перестал делать вид, что она пустое место, то меня либо игнорировал, либо обижал. Сволочь он, и мне это надоело! Какие вообще у него проблемы?! Я в чем виновата перед ним?!

Приоткрыла дверь в бильярдную — нос тут же пощекотал запах вишневого кальяна. Свет приглушен, парни неспешно катают шары, прикладываясь к бокалам с янтарной жидкостью. Они совершеннолетние, им можно, а вот мне до двадцати одного даже шампанское только по праздникам и под присмотром матери. Да ради бога, не очень-то и хотелось!

Я уже приготовилась постучать, как услышала ленивый голос Картера:

— Слышишь, а твоя сестренка похорошела.

Они вместе учились в Беркли, только Эрик изучал информационные технологии, а его товарищ по песочнице — финансы. В общем, виделись мы с ним так же редко, как с самим Эриком. Я почувствовала себя польщенной. Картер был симпатичным, хотя тем еще говнюком. Но, конечно, до статуса главного козла не дотягивал, да и занят титул. Моим сводным братом занят.

— Какая она мне к черту сестра, — сухо отозвался Эрик.

Я упрямо сжала губы. Со мной родниться он ни в коем случае не желал — недостаточно хороша для него!

Эрик взял бокал и взглянул в зеркало, направленное на дверь. Наши взгляды схлестнулись, как два безжалостных клинка. Он всегда на меня так смотрел, остро, с надменным прищуром, словно душу заживо вспарывал. В холодных голубых глазах блеснул яростный огонек, я приготовилась к очередному болезненному выпаду — привыкла уже.

— Знаешь, — расслабленно начал Эрик, — как по мне — она страшненькая. Хоть лицо подушкой накрывай.

Картер рассмеялся, а я сглотнула горькую слюну. Эрик знал, что я слышу, специально сказал, чтобы обидеть меня, и удар достиг цели. Рождество, как и мой день рождения, безнадежно испорчены…

Три часа ночи. Все спали. Кроме меня, естественно. Я пугала Санта-Клауса. Сидела в гостиной и смотрела, как неспешно загораются огоньки, затем так же медленно умирают, чтобы возродиться через мгновение. Камин мерно потрескивал, догорая; в носки мама щедро насыпала сладостей — вот Риччи обрадуется, потом, конечно, обязательно сляжет с острым дерматитом. Под огромной елкой гора подарков. Мне сегодня досталось больше всех, по двойному тарифу. Я механически улыбалась и благодарила родителей и гостей, а в душе чувствовала себя оплеванной. Эрику удалось изгадить даже любимый праздник. Это я про Рождество, к дню рождения в принципе равнодушна. Хорошо еще, что не подарил какую-нибудь отвратительную гадость. Он вообще никогда ничего мне не дарил. Никогда.

— Сволочь, — тихо выругалась и пошла на кухню. Заем свою печаль шоколадным тортом, а потом забуду все. И планы по примирению тоже забуду! Пусть идет туда, куда положено всяким козлам!

Ночь была темной и безлунной. Тучи набежали неожиданно, и даже запахло дождем. Я распахнула стеклянную дверь, впуская свежий океанский бриз. Мы жили не у воды, но и сюда долетал соленый аромат. Глубоко вдохнула, ощущая мурашки на руках и ногах. Или это не от холода?

— Не спится? — услышала и резко обернулась.

Эрик стоял, лениво прислонившись к косяку. Темные волосы, еще вечером уложенные идеально, взлохмачены, взгляд с туманной поволокой, мутной, безумной. Эрик скинул джемпер, оставаясь в одной футболке и джинсах, бросил на стул и подошел ближе.

— Празднуешь? — облокотился на стол сильными руками, сверкая мудреной татуировкой, покрывавшей всю правую руку. Я машинально отодвинулась дальше — нам рядом всегда невыносимо тесно. Лучше в разных комнатах, городах или вообще планетах. — Отвечай, — вяло скомандовал он.

— Не твое дело! — воинственно вскинула голову. Командир нашелся!

Эрик тихо рассмеялся, скользнув тяжелым взглядом по моим голым ногам и, взяв (мою!) ложку, положил в рот кусочек шоколадного бисквита. Он пьяный, что ли? С чего это решил снизойти до разговора со мной?

— Херня, а не торт, — брезгливо поморщился. Кто бы сомневался! От мистера «Сволочного козла» другого ожидать нельзя было.

Я обошла стол, чтобы наши траектории с опасно притихшей версией Эрика Лаваля не пересеклись — у него слишком странное настроение, биполярочкой попахивает.

Он оттолкнулся от опоры, пошатнувшись неслабо. Никогда его таким не видела. Но мы в принципе редко встречались, хоть и состояли в одной семье. Я поймала его за руку — не хватало утром объяснять родителям погром на кухне.

Эрик навалился на меня, обжигающими ладонями стискивая талию, обжигая терпким дыханием висок. Меня током прошибло от его близости. Кровь к лицу прилила. Странное чувство забилось в животе, словно бабочки наружу выбраться хотели. Такое разве бывает?! Я ведь терпеть его не могу?! Тогда почему поток эндорфинов смел без остатка серое вещество, которым бог меня наградил?

Горячие руки неспешно скользнули вниз, касаясь ягодиц, забираясь под короткие шорты. Я часто задышала, упираясь в широкие плечи. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что все это неправильно, противоестественно. Он же мой брат! Да, не по крови, но мы жили много лет в этом статусе, пусть ненавидели друг друга, но терпели, понимая, что теперь наши жизни навсегда пересеклись. Почему же я тогда взгляд не могу отвезти от ледяных глаз?

— Эрик… — выдохнула с мольбой, только о чем просила: чтобы отпустил, или, наоборот? Он резко подхватил меня и усадил на стол. Руки по обе стороны положил, смотрел, не моргая даже. Все, не убежать от него, если сам не отпустит. Не сжалится.

— Я не поздравил тебя, — хрипло произнес, блуждая взглядом по моему лицу, изучая, словно и незнакомы мы, будто видит впервые. До волос дотронулся: сначала осторожно, затем зарываясь полностью, шею оттягивая. Я машинально губы облизнула, застыв перед ним, как добыча перед хищником. — Да или нет? — спросил, не объясняя.

Конечно, нет!

— Да, — несмело шепнула, и он обрушился на меня. Как смерч опасный завертел и закружил. У Эрика были мягкие губы, а поцелуи жесткие, властные, запретные. С терпким привкусом дорогого виски и бесшабашной молодости. Меня никогда так не целовали. Слюнявые потуги моих сверстников ни в какое сравнение не шли. Тот опыт повторять не хотелось, а этот, как запретный плод, слишком сладок. Значит, грядет расплата. Перворожденная грешница Ева всем это доказала.

Эрик оттянул мою губу, прикусывая, и я вернула ему ласку: за шею обняла, в волосы темные зарылась, густые и мягкие, с запахом чего-то горького и сладкого. Я рвано вздохнула после жарких поцелуев, когда он в шею впился, метки свои оставляя, до боли, странной, незнакомой истомой низ живота прошивая.

Бретелька пижамной майки соскользнула, вторую сам Эрик стянул, медленно, неспешно, взглядом меня гипнотизируя, не давая сомнениям в разум пробиться. Соски тут же затвердели, почувствовав прохладу рождественской ночи, а в душе жарко, в сердце жарко и между ног жарко. Непривычно и пугающе. Он потянул меня на себя, теснее прижимаясь, чтобы ничего не мешало ощутить тело его каменное. Эрик бедрами повел, потерся об меня с хриплым стоном. Мы были в одежде, но я остро ощущала давление между ног, было приятно. Очень.

Я шумно втянула воздух, когда он коснулся меня: сдвинул на бок тонкую ткань шорт вместе с кружевной полоской трусиков. Погладил, с напором раздвигая нежные складочки, надавил на вход, пробивая путь внутрь.

— Нет! — испуганно свела ноги, только сейчас осознав, что мы собирались сделать. Нам нельзя! А если увидят, узнают?! — Нам нельзя…

Моим первым мужчиной не может стать сводный брат! Это противоестественно!

Эрик моргнул несколько раз, даже головой тряхнул, словно ото сна избавляясь, затем на меня посмотрел, презрительно, надменно, как только он умел.

— Мамаша на отца запрыгнула, а ты на меня решила?

Я тихо ахнула. О чем он?!

Эрик приблизил свое лицо к моему, но во взгляде не было больше мутной поволоки. Страсти не было.

— Когда я буду здесь — беги, поняла? Сваливай, куда хочешь. Чтобы не видел тебя больше. Ясно?

— Да иди…

— Ясно? — встряхнул меня грубо.

— Ясно! — крикнула и оттолкнула его, спрыгивая со стола, придерживая сползший на талию топ, губы кусая, чтобы слезы не брызнули. Какая же он сволочь! Сам полез, а меня обвиняет.

— Ненавижу тебя, — выдавила и бросилась прочь. С этого дня я ненавидела Рождество и свой день рождения. Мерзавец Эрик Лаваль и их у меня отнял.

Я отогнала наваждение. Нет, этих демонов я победила. Та ночь больше не отзывалась стыдом и тупой болью в груди. И встречи с Эриком больше не страшили. Да, поначалу я избегала его с утроенным рвением, да и он стал приезжать домой еще реже. Но сейчас я готова встретиться с призраками прошлого лицом к лицу.

Я спрыгнула с кровати, подошла к большому зеркалу, разглядывая свое отражение. Нет больше наивной дурочки с острыми коленками и глупым желанием стать ближе к нему, Эрику. Меня теперь нелегко соблазнить, запугать и даже обидеть. Взгляд упал на голые ноги: черт, а коленки до сих пор острые, но желания сблизиться со сводным братом точно нет!

Я взяла диктофон и сделала запись:

— Впереди полный капец!