Глава 4. Нина

Со мной творится что-то странное. Чувствуя спиной жар чужого тела, я поерзываю на стуле, пытаясь избавиться от зудящего ощущения где-то там, внизу живота. Но когда я чувствую еще и дыхание мужчины у своего уха, стерпеть уже не могу. Резко бью наугад головой вверх. И судя по оху, попадаю, куда нужно. Оборачиваюсь, чтобы полюбоваться.

— Ты чего творишь, дура?! — Фёдор держится за нос, из которого течет кровь.

— Я просто хотела потянуться. Сам должен был понять, что там стоять небезопасно, — надеюсь, что ухмылки на моем лице нет, это было бы слишком палевно. А вот на душе у меня радостно, потому что наконец-то сделала то, о чем мечтала даже в отношениях с этим человеком, не то что после расставания. Жаль только, что признаваться в этом нельзя. Я отлично понимаю, чего Победин добивался, и сообщаю ему об этом, — даже не вздумай тянуть ко мне свои потные развратные ручонки. То, что я здесь нахожусь, совсем не значит, что буду делать все, что тебе хочется. Забудь, Федя, чего бы не задумал.

Лучше сразу расставить все точки над «ё», чем потом расхлебывать последствия.

У меня ощущение, что он наконец-то понял, потому что вначале отходит от меня, а затем и вовсе возвращается за свой стол. Причем молча, наверно, даже не дыша. «Вряд ли я настолько грозная», — подозрительность во мне всегда была сильна, и теперь она буквально вопит об опасности. — «Ладно. Наплевать на то, что произошло. Буду лучше думать, как побыстрее разобраться с этими бумажками и вернуться домой к Майе. Вот кто меня никто никогда не расстраивает, лишь радует». Интересно, как у нее там с учебой? А то давно не заглядывала в её дневник. Дочка пусть и старательная, но иногда и её лень одолевает.

Став матерью, я ко-многому стала относиться иначе. Сама долгие годы не встававшая из-за учебников, Майей я позволяю отдыхать, если она этого хочет. Ей надо быть ребенком, пока есть такой шанс. Детство — такое мимолетное время, его на ценить. Дочь вырастет очень быстро, я даже заметить не успею, еще буду с теплотой вспоминать обо всех этих заботах и мелких проблемах.

И как только Победин может быть отцом такой замечательной девочки? Я много раз задавалась этим вопросом, но так и не нашла ответа. Хорошо, что он не знает о её существовании, ведь неизвестно, как бы он отреагировал. Мало того, что вырастила её в-одиночку, так еще и сейчас ни слова не сказала. «Ну всё, хватит. О чем-чем, а о его чувствах мне точно волноваться не нужно», — злюсь на собственную сентиментальность, которая вдруг решила ни к месту проявиться.

— Скучная ты какая-то стала, — говорит Фёдор после обеда, на который съедает зеленый салат. А меня, су-ка такая, из кабинета только в туалет отпускает.

— Если хочешь почесать языком, то почеши его об стену, — я настолько голодная, что зла, как черт. Не хочу никого жалеть, ни о ком заботиться, кроме своей семьи. А уж Победин за сутки успел надоесть мне до зубовного скрежета. Он, словно пульпит, ноет и ноет. — Оставь меня уже в покое.

— Нин, что с тобой? — и вдруг внезапно он на секунду становится тем, кого я когда-то любила: жизнерадостным и веселым. — Ты никогда такой не была ведь.

Ну и что я должна на это ответить? Что именно он меня сломал?

— Федь, я тебе еще нужна сегодня? Может, хватит издевательств для одного дня? Думаю, ты уже достаточно покуражился, — прошу его отпустить меня.

Наверно, что-то такое видит в моих глазах, потому что внезапно соглашается со мной:

— Окей, но завтра будь как штык к восьми. У меня несколько встреч, а секретарши еще нет. Записи кому-то вести надо.

Интересно как. Вот так быстро я из журналистки с известным именем стала рабыней на побегушках у зарвавшегося мужика. Приятного мало.

Домой я бегу чуть ли не в припрыжку. Едва выхожу из кабинета Победина, и даже дышать легче становится. В той комнате, пусть и большой, воздух спертый из-за той атмосферы, что царит между нами двумя. По пути захожу в кондитерскую, покупаю дочери пирожные, желая её побаловать — в последнее время из-за учебного стресса она плохо ест, уверена, что корзиночки с кремом и ягодами порадуют девочку.

Майя и впрямь с радостью воспринимает угощение. Открывает цветастую коробку прямо в коридоре и запихивает пирожное в рот.

— Вот за это спасибочки, — едва понятно говорит с набитым ртом. — Мамулик, а что-нибудь еще купила?

— Ну ты и прожора, — смеюсь над реакцией ребенка. Но я знала, что так будет, поэтому отдаю пакет из «Пятерочки». — Там и колбаса твоя любимая, и свежие огурчики, и творожный сыр. Все для твоих огромных бутербродов.

Майя сразу же бежит на кухню, явно намереваясь накормить нас сегодня сухомяткой. И пусть я стараюсь следить за фигурой, от кулинарных шедевров дочери никогда не отказываюсь. Поэтому с удовольствием объедаюсь сэндвичами, запивая их чаем.

— Ты сегодня рано, — справедливо замечает дочка, кидая взгляд на настенные часы. Там стрелка едва перевалила за три часа. — Что-то с работой случилось?

Не знаю, что ответить. Майе всегда было интересно знать, кто же ее отец, а я не говорила правды. Но тогда было проще, потому что Победин жил на другом конце света. Теперь же, когда он в поле нашего зрения, я еще сильнее не хочу их встречи. И что прикажете делать? Лгать собственному ребенку? Девочка она уже взрослая и, если захочет, сама раскопает правду. Дилемма слишком жестокая для меня.

— Зима, милая, ты же знаешь, в это время всегда работы меньше, — и все-таки вру. Но на этом не останавливаюсь, нужно придумать правдоподобную легенду. — На какое-то время меня перевели на редакционную работу.